Этот час может быть самым продуктивным. Порой самая хорошая помощь — это не мешать, с чем я, собственно, всю жизнь сталкиваюсь.
С профессором В.В. Волковым и профессором Е.А. Егоровым
— Хотелось бы поподробнее поговорить об основных вехах Вашей биографии.
— Я родился в потомственной по линии отца, Еричева Петра Георгиевича, учительской семье. Моя мама, Чхартишвили Сулико Иордановна, не успев поступить в мединститут, была призвана на фронт, и вместе с отцом они закончили войну в 1945 году в Бухаресте. После войны они вернулись на разрушенную Брянщину, пострадавшую от фашистской оккупации. Папа получил партийное задание — возглавить детский дом. В то время, после войны, было много сирот, много беспризорников… Детский дом располагался в стенах древнего монастыря, где я и родился.
Окончил школу с серебряной медалью. Поэтому были привилегии при поступлении в ВУЗ: нужно было сдать экзамен только по одному профильному предмету.
Я выбрал Смоленский государственный медицинский институт (ныне Смоленская государственная медицинская академия), успешно сдал экзамен по профильной «химии» и получил возможность учиться и окончить этот известный, без малого со столетней историей, институт.
— Почему Вы решили стать врачом?
— В юношестве у меня было много увлечений, навеянных и книгами, и жизненными рассказами взрослых. Это — история, археология, медицина… Но когда пришло время выбора, все решилось само собой, и я поступил в Смоленский мединститут.
— Можно сказать, что еще до поступления в ВУЗ Вы увлеклись офтальмологией?
— Тогда я еще ничего не знал об офтальмологии, но столкнулся с ней по жизни. Интерес к этой дисциплине у меня был. В то время кафедру офтальмологии в Смоленском медицинском институте возглавлял профессор, заслуженный деятель науки РСФСР Михаил Захарович Попов (1896—1975). Как военный медик он прошел всю войну, закончил службу в звании подполковника, награжден многими боевыми наградами. Возглавил кафедру офтальмологии в 1945 году и был ее руководителем до 1972 года.
Я учился в ВУЗе с 1965 года по 1971 год. И профессор Попов был одним из тех людей, которые помогли определиться с профессией, помогли понять, что же такое офтальмология. Как в таких случаях бывает, я посещал научный кружок при кафедре офтальмологии. Хотя интерес был и к другим специальностям.
— Вы прошли путь от врача-офтальмолога в небольшом провинциальном городке до заместителя директора по научной работе в «НИИГБ». Что Вы можете сказать о плюсах и минусах этого пути?
— Считаю такой путь, во всяком случае для того времени, нормальным. Наверное, я должен, не стесняясь, признаться в том, что достиг всего сам без посторонней помощи, никто протекции мне не оказывал. Я благодарен судьбе, а она, в общем-то, была ко мне благосклонна всегда. Я без труда поступил в институт, окончил его…
— С красным дипломом окончили?
— Нет, у меня в дипломе были две тройки: по истории КПСС (часть 1-я), хотя предмет мне был интересен (кстати, я никогда не был коммунистом), но так сложились обстоятельства (по 2-й части истории КПСС я получил, как тогда говорили, пять «автоматом»), и по ЛОР-болезням. Экзамен принимал ректор института — необыкновенно умный, замечательный человек. По билету я все ответил хорошо, тогда ректор показал мне рентгеновский снимок, на котором была изображена холистеотома, и ошибиться было просто невозможно. Что со мной произошло в тот момент, не знаю, но я не смог ответить, и ректор с чувством досады поставил мне три балла. По всем остальным предметам у меня все было вполне прилично.
Окончив институт, по распределению уехал в Новгородскую область, в Малую Вишеру, отработал три года в районной больнице, год — в глазном отделении областной больницы. Там, в Новгородской областной больнице у меня были первые учителя.
Более удивительных людей по человеческим и высочайшим профессиональным качествам я не встречал. Это были просто очаровательные люди, которые меня научили очень многому. Они хорошо учили, а я старался хорошо учиться.
Они сыграли огромную роль в моем дальнейшем профессиональном становлении и росте. Я вспоминаю этих людей с большой благодарностью. Мне, безусловно, повезло. От того, кто были твои первые учителя, в дальнейшем будет зависеть твоя профессиональная жизнь.
Зоя Михайловна Гогина заведовала глазным отделением в Новгородской областной больнице многие годы. Участница Великой Отечественной войны, высочайший профессионал, прекрасный педагог. Она не жалела сил, не скупилась своими знаниями и передавала их молодым врачам, и мы с огромным удовольствием этим пользовались.
Владимир Викторович Шафранов, замечательный врач, прекрасный человек, стал впоследствии заведующим глазным отделением. Наталья Евгеньевна Новелла занималась редким по тем временам направлением — нейроофтальмологией, одно время работала с профессором Е.Ж. Троном в Ленинграде, что повлияло на дальнейшую ее специализацию. Она была удивительным человеком, научившим меня очень многому, как с точки зрения теории, так и в практике. В те годы для работы в областной больнице, а тем более в районной, знания имели первостепенное значение. Тогда не было высокотехнологичного оборудования — был зеркальный офтальмоскоп да налобная бинокулярная лупа; щелевая лампа была крайней редкостью. При этом больные были ухожены.
Проработав четыре года в Новгородской области, я без труда поступил в ординатуру в МНИИ ГБ им. Гельмгольца, с которым была связана моя дальнейшая жизнь в течение 32 лет. И там, опять же не прибегая к посторонней помощи, прошел путь от врача отдела глаукомы, младшего научного сотрудника, старшего научного сотрудника до руководителя отдела глаукомы (на эту должность был избран по конкурсу). На этой должности я проработал 19 лет.
— Почему Вы выбрали глаукому, и когда был сделан этот выбор?
— Это — случайность. Я был в клинической ординатуре в институте им. Гельмгольца, старался учиться усердно. Вероятно, мое усердие было замечено, и на втором году обучения мне предложили уже на постоянной основе работу в отделе глаукомы. Глаукома никогда не отличалась легкостью в профессиональном отношении, это был один из самых трудных разделов в офтальмологии, как в общем является и сейчас. Большой славы не заработаешь, а проблем много. И я принял предложение и нисколько не жалел ни тогда, столкнувшись с очевидными трудностями в изучении этого заболевания, в приобретении высоких навыков в диагностике и лечении глаукомы, ни в последующем о сделанном выборе.
Далее судьбе было угодно, что в 2007 году я оказался в «НИИГБ». Об институте им. Гельмгольца у меня остаются самые теплые воспоминания, с ним у меня связан очень большой отрезок жизни и в профессиональном отношении, и в личном плане. Я всегда с чувством горячей благодарности вспоминаю тех хороших, добрых людей, с которыми там работал.
Здесь, в «НИИГБ», я почувствовал к себе теплое расположение, и я благодарен судьбе за это. Но еще больше я благодарен С.Э. Аветисову. Ведь я пришел в институт, можно сказать, на излете своей профессиональной деятельности (тогда мне исполнилось 60), и его решения трудно переоценить. Офтальмологии я посвятил 46 лет своей жизни.
С профессором В.В. Страховым
— В последние годы Вы работаете с Сергеем Эдуардовичем Аветисовым. Легко ли Вам с ним работать?
— Легко по ряду обстоятельств. С Сергеем Эдуардовичем у нас сразу возникло взаимопонимание. Это касается буквально всего: решения поставленных задач, обсуждения планов, просто человеческих отношений. Когда существует взаимопонимание, всегда легко в любой ситуации. Верить в человека — величайшее качество, эта вера обязывает ко многому твоего «vis-à-vis».
— Существует много офтальмологических школ: школа Т.И. Ерошевского, школа С.Н. Федорова, школа Э.С. Аветисова. «Школа» — это обязательная традиция в медицине?
— Институт научной школы в прежние годы был довольно весом, он признавался, ценился. Сейчас «научная школа» как понятие девальвировалось, по крайней мере, мне так кажется. Раньше, действительно, существовала школа Ерошевского, школа Аветисова, школа Нестерова. Даже если согласиться с тем, что не существует конкретного понятия научной школы, но совершенно очевидным мне кажется то, что «школа» — это не только признание трудов и величия твоего учителя, но и возможность развивать его мысли, идеи в будущем. Думаю, что не стоит ограничивать понятие «школа» числом подготовленных учеников или выполненных кандидатских и докторских диссертаций. Главное — развивать заложенные твоим учителем научные идеи. В качестве примера могу привести школу Э.С. Аветисова — развитие его учения о близорукости профессором Е.П. Тарутта. Это — очень наглядное проявление «научной школы», как понимаю ее я.
— Как Вы относитесь к необходимости готовить себе достойную смену?
— Это было актуально (да и непросто) во все времена, а сейчас — тем более. Жизнь, особенно, творческая, не вечна, и необходимо своевременно позаботиться о смене. Собственно, это — один из путей формирования научной школы. Процесс этот трудный, главное — не пустить его на самотек. На стыке веков наш институт столкнулся именно с этими проблемами, и избрание на пост директора С.Э. Аветисова в 2002 году возродило НИИГБ из глубочайшего кризиса.
— Согласитесь, что людям, занимающим высокие должности, тяжело уступать свое место молодежи, нет преемственности, нет культуры вовремя уйти. Это касается любой сферы нашей жизни: шоу-бизнеса, науки...
— Вы правы, это происходит везде. Но одно дело — шоу-бизнес, совсем другое — наука, точнее, руководство наукой. Примеров много, но не всегда возникающие подобного рода проблемы решаются с позиции здравого смысла.
— Чему была посвящена Ваша кандидатская диссертация?
— Кандидатская диссертация была посвящена интересной в те годы теме — применение глазных лекарственных пленок в лечении глаукомы. Глазные лекарственные пленки — это пролонгированная форма доставки лекарственного препарата.
— Докторская диссертация стала продолжением темы?
— Нет, докторская диссертация касалась хирургического и ультразвукового лечения глаукомы, лечения наиболее тяжелых ее форм, которые в русскоязычной литературе были названы «рефрактерной глаукомой».
— Вы не жалеете о том, что не продолжили развивать тему пролонгированных форм доставки лекарственного препарата?
— Трудности были связаны с характерной для того времени (возможно, и для сегодняшнего дня) ситуацией, касающейся применения на практике новых наработок. Этой темой активно занимался профессор Юрий Федорович Майчук, в то время были предложены внутриглазные лекарственные пленки для лечения многих заболеваний глаз. Это была в определенной степени оригинальная подача лекарственных препаратов. Но внедрение пленок в офтальмологическую практику в масштабах страны представляло собой задачу трудновыполнимую. Однако попытки запустить проект делались: был построен цех по выпуску пленок на Украине, позже производство было налажено в Болгарии, но по ряду объективных причин через какое-то время тема была закрыта.
С профессором В.Д. Куниным, С.Ю. Петровым и профессором Л.А. Деевым
— Кто для Вас является выдающимся ученым-офтальмологом?
— Для меня это — Аркадий Павлович Нестеров и Аркадий Яковлевич Бунин, чьи имена неразрывно связаны с проблемой глаукомы.
