— Сколько источников финансирования у института?
— В «НИИГБ» существует смешанная система финансирования: часть — бюджетное, часть — внебюджетное, за счет заработанных средств. Но и в части коммерческой деятельности существуют ограничения, ее объемы не могут быть выше определенного предела.
— Как Вы считаете, нынешний экономический кризис не отбросит отечественную науку в состояние 90-х годов?
— Вопрос довольно сложный, чтобы дать него конкретный ответ. Откат по многим направлениям в науке мы видим, хотя в СМИ говорят и о существенных достижениях. Но, мне кажется, их мало. Отката в печальные 90-е не будет, по крайней мере, не хотелось бы повторения. Но движение назад есть, доказательством может служить отношение к РАН. Конечно, вина отчасти лежит и на научном сообществе. Это нельзя скрыть.
— Профессия хирурга тяжелая и ответственная. Какими качествами, на Ваш взгляд, должен обладать настоящий хирург?
— Я завидую профессионалам, чего бы это ни касалось. Если человек — дока в своем деле, он вызывает во мне искреннее и откровенное уважение и радость, потому что человек блестяще владеет своей профессией. В высшей степени это относится к профессии хирурга, в которой должно быть собрано воедино все: теоретические знания, практические навыки и важнейшее качество — чувство сострадания к больному. Фрезеровщик высшего разряда прекрасно точит детали, но это — деталь, не живой материал. Хирург работает с больным человеком, чтобы сделать его здоровым. Здесь без любви, без жертвенности, сострадания работать категорически нельзя. Надо любить свою профессию.
— Разве можно этому научить?
— Научить — нет, но можно прививать эти качества, которые со временем, если человек этого хочет, будут только развиваться.
Я невольно переношусь в прошлое, когда люди жили в одних и тех же социальных условиях — жилье, зарплата были почти одинаковы. Тогда жизнь была проще. Сейчас материальная составляющая (не знаю, хорошо это или плохо) доминирует. Я с Вами согласен, работа хирурга — трудная, и если человек ответственен, она трудна вдвойне. И человек должен получать достойное вознаграждение, достаточное для учебы, содержания семьи, отдыха. Вознаграждение — это один из путей мотивации профессиональной деятельности (после внутреннего удовлетворения от удачно выполненной работы).
— Существует неписаное правило: если хирург не делает сотни операций в год, он теряет квалификацию. Как часто Вы оперируете?
— Оперировать от случая к случаю — это не хирургия. Хирургия требует постоянной практики. Я оперирую один день в неделю, что продиктовано необходимостью заниматься другой работой.
— Часто в медицину идут дети врачей. Как Вы думаете, молодые люди готовы к этой профессии, хотя бы потому что они росли в специфической атмосфере, слышали профессиональные разговоры, впитали профессию врача с молоком матери?
— Лет 40 тому назад я бы так и думал. Сейчас вектор мыслей на этот счет немного изменился. Подтверждением моей возможной правоты может служить хорошо известная и довольно частая ситуация, когда, получив диплом врача, человек уходит из профессии. Хотя мне все-таки хотелось бы думать, что продолжение династии — это внутренний, «высокий» порыв посвятить себя служению людям. Пусть это звучит несколько «громко» и, может быть, не совсем по-современному…
— Несмотря на огромные усилия, которые предпринимаются в борьбе с глаукомой, появление новых фармацевтических средств и внедрение новых медицинских технологий, проблема остается актуальной. Можно ли спрогнозировать, в каком направлении будет осуществляться поиск оптимальных решений?
— Прежде всего, безупречное решение организационных вопросов, направленных на раннее выявление заболевания. Если это будет реализовано, в значительной степени изменится печальная статистическая картина финала заболевания — необратимая слепота и слабовидение. Сейчас в нашем распоряжении несоизмеримо больше (по сравнению еще с недавним прошлым) возможностей оказания медицинской помощи больным: диагностика, консервативные, хирургические методики — на порядок совершеннее. Но статистика — «барышня» упрямая: число слепых и слабовидящих вследствие глаукомы меньше не становится. Все сводится к тому, чтобы своевременно диагностировать это, практически, бессимптомно протекающее заболевание. Что касается новейших технологий, они красивы, дороги, но проблемы не решают.
— При выборе терапии глаукомы важен баланс эффективности и безопасности. Нейропротекция и поддерживающая терапия в лечении глаукомы — это миф?
— Не совсем так. Глаукома, как известно, заболевание многофакторное. Но мы не можем воздействовать на все причины с тем, чтобы нивелировать их влияние на зрительные функции. И эффективность наших усилий ограничена. Нейропротекция — это защита нервной ткани от повреждающего воздействия множества агентов влияния. Эффективных лекарств, средств для нейропротекции, по сути, нет. Мы в основном применяем препараты, используемые в общей неврологической, кардиологической практике. Но и здесь есть проблемы. Как известно, существует понятие «адресная доставка препаратов», что при глаукоме, применительно к нейропротекции, представляет трудно решаемую задачу. Еще труднее — контролировать действие лекарства. Мы назначаем препараты и даже получаем неплохие результаты, но абсолютной уверенности в том, что положительная динамика явилась результатом применения именно этого лекарственного средства, у нас нет. Критерии оценки эффективности использования того или иного препарата представляют собой довольно слабое место.
В настоящее время мы проводим исследования, направленные на поиск схожести между глаукомой и рядом нейродегенеративных заболеваний, таких как болезнь Пика, болезнь Паркинсона, болезнь Альц-геймера. Это — чрезвычайно интересное во многих отношениях направление, и я бы даже назвал его моим «научным увлечением». Полученные результаты свидетельствуют о том, что между глаукомой и, например, болезнью Альцгеймера в некоторых случаях существует общность проявлений. Но мы пока еще далеки от того, чтобы утверждать, что и глаукома, и болезнь Альцгеймера являются схожими заболеваниями нейродегенеративного типа. Есть исследователи, которые смело утверждают, что глаукома — нейродегенеративное заболевание. В определенной степени это так, но полученных фактов недостаточно для уверенного доказательства этого тезиса. Повлияет ли это на лечение? Можно применять лекарства, назначаемые неврологами при болезни Альцгеймера, что мы и делали, но высокой эффективностью лечение не отличалось по ряду понятных и непонятных причин. Более того, некоторые из этих препаратов, положительно воздействуя на «нужные» при глаукоме рецепторы, одновременно оказывают угнетающее действие на те же рецепторы, находящиеся в центральной нервной системе, что совсем нежелательно.
Работа, которой мы занимаемся, крайне интересная, может иметь продолжение, но, возвращаясь к первой части нашего разговора, нам приходится постоянно сталкиваться с огромными трудностями организационного и финансового порядка. Исследования очень дорогостоящие и требуют междисциплинарного взаимодействия.
— И все-таки в каких направлениях будет продолжаться поиск оптимальных решений в лечении глаукомы — новые препараты, новые хирургические методики, и то и другое?
— Судя по данным мировой литературы, очевидный крен делается в сторону создания новых лекарственных препаратов, которые будут максимально безопасны и максимально эффективны.
— Сегодня все лекарственные препараты очень дорогие. Я не понимаю, как обычный пенсионер может себе позволить получать адекватное лечение.
— Я тоже не понимаю. Трудности заключаются еще и в том, что лечение — пожизненное, но пациенты часто не выполняют рекомендации врача. Как правило, это заканчивается печально. Глаукома протекает бессимптомно, не привлекает внимание пациента и не мотивирует его к безупречному выполнению назначения доктора. Таких пациентов, к сожалению, две трети.
— От Ваших коллег приходится слышать, что пациентам часто назначается большое количество препаратов, и надо быть очень организованным человеком, чтобы в них не запутаться и принимать в нужной последовательности с нужной частотой.
— В принципе неправильно назначать много лекарственных препаратов. Хотя врачи порой в силу различных обстоятельств поступают именно так, не задумываясь, будет ли пациент выполнять его предписание и какими могут быть последствия такой непродуманной тактики. От этого страдает эффективность лечения — больные просто не выполняют предписания врача. Не видя сиюминутного улучшения от лечения, не располагая всей полнотой информации о том, что такое глаукома и к чему она приводит, пациенты не привержены лечению. Поэтому ответственность врача в этой связи особенно велика.
— У пациента, имеющего деньги, больше шансов получить квалифицированную медицинскую помощь, чем у человека небогатого?
— Думаю, нет. За деньги можно приобрести условия пребывания в лечебном учреждении. Что касается медицинской помощи, ее оказывают одинаково как «толстосуму», так и пациенту несостоятельному. По крайней мере, мне так хочется думать.
— Валерий Петрович, Вы являетесь главным редактором «Национального журнала глаукома», заместителем главного редактора газеты «Поле зрения». Известно, что сейчас доктора редко читают научные статьи, защитив диссертацию, еще реже пишут. Подписываются — единицы. Какой Вам видится судьба научных журналов в России?
— Научные журналы будут жить — это факт, останутся ли все — не знаю. Конечно, научно-исследовательскому институту приятно, да и престижно иметь один-два журнала, которые пользуются вниманием читателя. Сейчас издания, особенно входящие в список рецензируемых, на мой взгляд, нужны для публикации статей, необходимых для завершения диссертационных работ. Это — основная функция существующих в настоящее время журналов. Другой функцией является тиражирование достижений с тем, чтобы дать возможность врачам, повышающим свою профессиональную квалификацию, эти сведения получить. В то время, когда мы поставили перед собой задачу выпустить новый журнал, наблюдался очевидный дефицит информации. Сейчас дефицита в информации нет, было бы желание, в интернете можно найти все что угодно. Одна из причин мизерных подписок заключается в том, что практически все издания можно прочесть в электронном виде в открытом доступе через 2-3 месяца после выхода печатной версии.
— В интернете, действительно, можно найти все — информацию, заслуживающую доверия, и откровенную чушь.
— Для получения необходимой и действительно полезной информации проводятся конференции, круглые столы, симпозиумы, где можно высказать свою точку зрения, а коллеги могут ее принять, либо отвергнуть. Это, на мой взгляд, более правильный путь получения новых знаний. Согласны?
— Отчасти. Обращаясь в прошлое, мы видим, что журналы существовали всегда. Печататься в них было делом престижным, ученые понимали необходимость публиковать статьи, касающиеся результатов исследований, делиться с коллегами своим опытом. При этом проходили научные конференции, симпозиумы, круглые столы…
— В те годы, о которых Вы говорите, выходили только два журнала: «Вестник офтальмологии» и «Офтальмологический журнал», издававшийся в Одессе. Съезды проходили один раз в пять лет, научные конференции были редкостью. Но это были конференции, которых ЖДАЛИ и которые ДАВАЛИ знания. Их нельзя сравнивать с сегодняшними конференциями, которые проходят едва ли не каждую неделю. К этому можно относиться по-разному. Я не сторонник такого обилия мероприятий…
— …и такого обилия журналов?
— И такого обилия журналов. Сейчас наполнить журнал добротным научным материалом очень трудно. Отсюда — издания, отличающиеся низким качеством публикуемых статей. Мы в «Национальном журнале глаукома» стараемся удерживать планку на должной высоте, поэтому среди восьми офтальмологических журналов в России «Национальный журнал глаукома», хотя посвящен лишь одной проблеме, имеет самый высокий импакт-фактор. Это прямо и косвенно свидетельствует о качестве предлагаемых читателю материалов. Как будут дальше развиваться события, предсказать трудно, но в этом году нашему журналу — 15 лет.
Пятнадцать лет назад родилась идея создать журнал. В то время информации, действительно, было недостаточно. Прежде чем реализовать эту идею, я провел опрос среди ведущих офтальмологов России, представлявших практически все регионы страны, и получил поддержку. И я ничуть не жалею о тех усилиях, которые были предприняты в решении организационных вопросов, связанных с созданием журнала и его дальнейшим развитием. Нам пришлось пережить и тяжелые времена, но журнал продолжает жить. Интеллектуальная составляющая журнала, идея, научное наполнение всегда были и остаются собственностью редакции журнала «Глаукома». Журнал официально и на законных основаниях принадлежит ФГБНУ «НИИГБ».
— Вы — заместитель директора по научной работе «НИИГБ», вице-президент Российского глаукомного общества. Вы часто выступаете с докладами на различных конференциях, публикуете научные статьи, книги, являетесь главным редактором «Национального журнала глаукома», заместителем главного редактора газеты «Поле зрения». Как Вам на все хватает времени и сил?
— Многое зависит от того, как ты сумеешь организовать свой труд. Без этого не может быть выполнена ни одна работа. В своей жизни я никогда не составлял список важных дел. План работы держу в голове, расставляю приоритеты. Начатое дело стараюсь довести до конца, при этом параллельно выполняется другая работа. В этом случае можно рассчитывать на качественное решение поставленной задачи. Такой подход, насколько я помню, у меня выработался со школьных лет. Я никогда не руководствовался какой-то навязчивой идеей, необходимостью строго следовать писаному или неписаному графику, все делалось как бы само собой. Две диссертации я написал, не уходя в отпуска, на рабочем месте, используя любую свободную минуту. Жена даже и не подозревала о том, что я завершаю докторскую диссертацию. Она узнала об этом случайно, за месяц до защиты. С другой стороны, не могу сказать, что переступив порог дома, полностью отключался от дел, связанных с работой. Обычно после небольшого отдыха, позанимавшись с дочерями (когда они были маленькими), поздно вечером садился за письменный стол работать. Я привык вставать рано утром, приходить на работу задолго до начала рабочего дня, чтобы в спокойной обстановке успеть сделать какие-то очередные дела.