— Сколько человек входило в то время в комсомольскую организацию вуза?
— В вузе учились две с половиной тысячи студентов. Практически все из них были комсомольцами. Кроме того, в организации находились несколько десятков молодых преподавателей и других сотрудников вуза в возрасте до 27 лет. Навыки работы в таком крупном коллективе очень важны!
Целый ряд комсомольских инициатив того времени и сегодня не утратили актуальность. Например, у нас в семидесятые-восьмидесятые годы активно развивалось движение студенческих строительных отрядов. Во время каникул парни и девушки работали на стройках, приобретали важный жизненный опыт.
— И заработки в стройотрядах тоже были неплохие.
— Это очень важный аспект! Недаром и в наше время во многих вузах стали возрождать стройотряды. Я тоже в них участвовал. И даже в 1980 году, еще будучи студентом, был удостоен высокой государственной награды — ордена «Знак Почета».
— У Вас не было планов стать профессиональным комсомольским, партийным работником?
— Такие профессиональные предложения поступали. И мне нравилась комсомольская, партийная работа. Но, с другой стороны, мне не хотелось уходить из медицины. Желание стать врачом — это выбор, который был сделан один раз и на всю жизнь. Я прекрасно понимал, что если я пойду работать в горком, обком комсомола или в партийные структуры, то из медицины придется уйти. Возможно, навсегда… К такому развитию событий я был не готов. Секретарем комитета комсомола я был с 1980 года по 1982 год до окончания ординатуры.
— Когда Вы решили стать офтальмологом, то сразу заинтересовались офтальмохирургией?
— Для меня офтальмология была немыслима без хирургии. Я выбрал эту специальность в том числе и потому, что она предполагает работу в операционной. Свою первую самостоятельную операцию по поводу катаракты провел еще на шестом курсе мединститута.
С 1982 года по 1985 год я учился в аспирантуре лечебного факультета Второго Московского медицинского института. Заведующим кафедрой глазных болезней был выдающийся ученый, ветеран Великой Отечественной войны, академик А.П. Нестеров (1923—2009). Аркадий Павлович сыграл огромную роль в моей жизни, стал одним из главных учителей в офтальмологии.
— Академик Нестеров являлся одним из крупнейших исследователей глаукомы. Наверное, не случайно, что Ваши научные труды также связаны с этой областью офтальмологии. Исследованию глаукомы посвящены и Ваша кандидатская диссертация, и Ваша докторская диссертация.
— Борьба с глаукомой стала делом моей жизни. Когда я готовился к поступлению в аспирантуру и выбирал тему диссертации, то остановился на глаукоме из-за актуальности этой темы. Для меня было принципиально важно, чтобы тема диссертации имела практическую направленность.
Во всем мире глаукома является одной из главных причин необратимой слепоты. Поступая в аспирантуру, мне хотелось, с одной стороны, заниматься наукой, а с другой стороны, приобрести новые навыки для практической лечебной работы. В 1985 году я защитил диссертацию по теме «Дифференциальная диагностика глазной гипертензии и первичной открытоугольной глаукомы».
Не только я учился в аспирантуре в Москве. Одновременно со мной аспиранткой стала и моя жена Наташа. В 1985 году она успешно защитила диссертацию по дерматовенерологии.
— Почему после окончания аспирантуры и защиты диссертации Вы вернулись в Благовещенск. У Вас не было желания остаться в Москве?
— Я был связан обязательствами перед родным вузом. Меня послали учиться в целевую аспирантуру. Изначально предполагалось, что после защиты диссертации я вернусь в альма-матер. Так и произошло.
В 1985 году я стал ассистентом кафедры глазных болезней. Уже через несколько месяцев был назначен заместителем декана лечебного факультета, а потом и деканом. В 1986 году стал проректором родного вуза по учебной работе и занимал эту должность до 1993 года. С 1991 года по 2002 год возглавлял кафедру офтальмологии.
Моя жизнь сложилась таким образом, что лечебную, педагогическую и научную работу я всегда совмещал с организационной. Так сложилось еще с комсомольских лет. Этот опыт очень пригодился, когда пришла пора создавать частную клинику.
— Вы занимали пост проректора вуза в наиболее сложное, переломное время. Разрушился Советский Союз. Как эти перемены отразились на Благовещенском медицинском институте?
— В 1996 году институт переименовали в Амурскую государственную медицинскую академию. Поэтому хотелось бы упомянуть в публикации современное название вуза… Я бы не сказал, что разрушение Советского Союза и смена политического строя оказали существенное влияние на работу вуза, содержание учебных программ и т.д. Все-таки медицина — консервативная наука. Могут поменяться оценки каких-то исторических событий, политических деятелей, но подходы к лечению косоглазия или глаукомы остаются прежними.
В начале девяностых год вуз, как и многие организации в России, столкнулся с задержками при выплате зарплат и стипендий. Был организован бартер. Я прекрасно помню, как сотрудники вместо заработной платы получали неощипанные тушки куриц…
После распада Советского Союза время было непростое, но нам удалось в какой-то мере «компенсировать» эти трудности, наладив взаимовыгодное партнерство с соседним Китаем. Амурские офтальмологи вахтовым методом работали в соседней стране, проводили операции, в частности, в связи с катарактой и близорукостью.
Эта работа приносила дополнительный заработок не только самим медикам, но и вузу. На заработанные в Китае средства приобреталось необходимое оборудование. Для нашей семьи такая работа вахтовым способом тоже стала прибавкой к бюджету.
Открытие Офтальмологического центра. 2005 г.
— Вам удалось совмещать ответственную должность проректора вуза с подготовкой докторской диссертации…
— С 1989 года по 1991 год я был докторантом Второго Московского медицинского института. Моим научным консультантом вновь стал Аркадий Павлович Нестеров, который был научным руководителем по кандидатской диссертации. Докторская диссертация называлась «Гемодинамика у больных открытоугольной глаукомой и методы ее коррекции». Почти сразу же после защиты диссертации мне было присвоено звание профессора, и я был избран заведующим кафедрой офтальмологии Благовещенского медицинского института (тогда он еще так назывался).
— Почему в 2002 году Вы приняли решение переехать из Благовещенска в Орел?
— Орловская земля стала для нашей семьи родным домом. Меня пригласили стать заведующим кафедрой офтальмологии и специализированных хирургических дисциплин медицинского института Орловского государственного университета. Мы с женой приехали в Орел, познакомились с городом, приобрели здесь квартиру в строящемся доме. И стало понятно, что этот сравнительно небольшой областной центр станет нашим домом на долгие-долгие годы.
Решение уехать из Благовещенска далось непросто. Но мне хотелось жить ближе к Москве, чтобы можно было чаще приезжать в столицу, принимать участие в научных форумах, общаться с коллегами. Работа в Амурской государственной медицинской академии мне нравилась. Но не буду скрывать, что в последние годы перед отъездом с Дальнего Востока в этой работе наметился застой.
Многие мои предложения невозможно было воплотить в жизнь. Например, в последние годы сотрудникам кафедры практически не оплачивались командировки на российские и международные медицинские форумы. Никто не препятствовал этим поездкам, но лететь из Благовещенска в Москву, оплачивать гостиницу нужно было за свой счет.
Этот факт нельзя назвать какой-то мелочью! Для ученого жизненно важно иметь возможность общаться с коллегами, получать информацию о последних научных достижениях. А мы чувствовали себя в Благовещенске как на каком-то далеком острове, с которого трудно добраться на «большую землю». Вероятно, большинство читателей газеты «Поле зрения» осведомлены о ценах на авиабилеты с Дальнего Востока в европейскую часть России. Я уже не говорю об утомительной смене часовых поясов, с которой сопряжены такие перелеты.
Кроме того, в последние годы в Благовещенске все больше трудностей стало возникать с обновлением технической базы кафедры. Современное оборудование необходимо и для лечебной, и для педагогической работы. Далеко не всегда руководство вуза могло или хотело пойти мне навстречу… Это вызывало разочарование. Мне хотелось, чтобы кафедра постоянно обновлялась, развивалась.
Я благодарен судьбе за годы и десятилетия, которые прошли на Дальнем Востоке, но необходимо было что-то менять в жизни — и эти перемены произошли.
