Поле зрения Святослава Николаевича Федорова
«Он очень многое смог в этой жизни сдвинуть с места и заставить измениться к лучшему. Он умел быть честным всегда и во всем. Он не терпел фальши. Он в ней просто не нуждался. Я знаю, что он по-прежнему с нами. Я верю, что так будет всегда.»
Ирэн Федорова
«Я стараюсь не вспоминать прошлое. Не люблю, когда человек без конца думает о прошедшем, это мешает его развитию, мешает думать о будущем».
«Считаю себя довольно уравновешенным типом с двумя особенностями. Думаю, что человек настолько мало живет, что не имеет права тратиться на мелочи. Все то, что он узнает, он должен воспринимать как турист, который прилетел с планеты «Лебедь-39» и наблюдает, а потом все равно туда улетит. Во-вторых, я достаточно трезвый человек и могу предвидеть развитие процессов в науке и политике. Могу ожидать такое-то явление и не ужаснуться, что оно произошло. Я всегда знал, что буду в Москве, что построю этот институт. Он почти такой же, как тот, что мы нарисовали с Горбанем еще в 1961 году. Я — человек с достаточно четкой системой прогнозирования: знаю, что может случиться со мной лично и с тем делом, которым я занимаюсь».
«Слава — это, конечно, хорошо, это даже помогает работать. Иногда известность клиники и моя личная имеет и прагматическую цель: легче добиться денег, достать строителей, легче просить. Но в оценке славы я согласен с Маяковским: «Мне наплевать на бронзы многопудье…» Действительно, это смехотворно, жизнь мала, а времени осталось не так много, а умирают и со славой и без».
«Невероятно люблю генераторов идей, ищу их всегда. Исполнителей не люблю, пустых эрудитов тоже. Люблю людей с «критическим смыслом». Если с ними встречаюсь, то получаю большое удовольствие».
«Научные статьи делаю быстро, они будто «созревают» в голове, доклады пишу за 3-4 часа. С монографиями, конечно, труднее, над монографиями часто работаю с диктофоном, затем передаю на машинку, потом правлю до окончательного варианта. Обязательно составляю предварительный план, тезисы. Если хочу сделать быстро и хорошо, то пишу от руки. Когда видишь написанное, как-то точнее и ярче получается. Править люблю, рукописи должны быть четкие, ясные, без всякой «воды».
«Я воспринимаю те идеи, которые логичны и просты. Если идея перегружена деталями, сложными расчетами, то понимаю, что она далека от совершенства».
«К критике отношусь нормально, плодотворная критика помогает работать… Как и все люди, я люблю больше, когда меня хвалят, а не ругают. Правда, чаще оппоненты или ругают, или молчат».
«Моя жена Ирэн — мой хороший помощник, потому что она абсолютно не умеет мешать. Это особенно важно, если учесть, что мой кабинет одновременно является и общей спальней: из двух маленьких комнат нашей двухкомнатной квартиры мы, пробив арку, сделали одну комнату около двадцати метров, часть комнаты — библиотека. Так что пока я работаю, жена читает, а бывает и засыпает».
«8 августа 2002 года мне исполнится 75 лет. Это возраст, когда нужно «ставить стол» — то есть переходить на консультативную работу или писать о накопленном опыте. В этом возрасте энергии уже не хватает на развитие нового. Для каждой работы должен быть свой предел энергии, подвижности. Может быть, это даже много — 75 лет. Но я с детства занимался спортом и надеюсь, что сохраню до такого возраста достаточную работоспособность».
(Виктор Затевахин, «Святослав Федоров. Отражение: своими словами», 1990).
«У человека должно быть здоровое честолюбие и жесткая логика. Он должен найти то, что умеет делать лучше других. Второе. Вероятно, нужно ни черта не бояться. Не верить на слово, все подвергать сомнению. Тренировать свою логику и принимать только то, что логично и с чем ты полностью согласен. Наконец, никогда ничего ни у кого не клянчить».
(Федор Смирнов, «Удача, «Chance», 1992).
«Люблю оперировать. А эмоции? Во-первых, ощущаешь свою власть над процессом. Словно ты в небе, надо набрать высоту, заложить вираж — закладываешь! Идешь все время по канату, по лезвию бритвы толщиной в 100 ангстрем, тоньше волоса.
И знаешь: дойдешь и не упадешь! А во-вторых, ощущение необычной ответственности и полезности, необходимости того, чем ты в данный момент занимаешься: этот больной, сегодня почти слепой, а завтра будет нормально видеть. По натуре я человек импульсивный, взрывной и потому, скорее всего, не мог бы быть, допустим, терапевтом: мне важно быстро увидеть результаты того, что я делал».
«Талантливых хирургов много. Самое главное, на мой взгляд, в другом — в ясном понимании цели, в страстном желании не допускать халтуры ни в чем! Нет хорошей аппаратуры? Найди, достань, добейся! Нет нужных игл? Иди в «верха», рви на себе рубашку, но не смей оперировать плохими! Ты же адвокат больного перед недугом. Адвокат! Больной не должен знать твоих проблем, ты же просто обязан его вылечить. Иначе надо выбрать другую профессию. Что-нибудь с металлом или камнем».
(Евгения Альбац, «Вечерний клуб», 1993).
«Негоже такой стране, как Россия, встречать третье тысячелетие в состоянии социально-экономического, политического, национального и нравственного хаоса, морального унижения. Наша страна имеет уникальную возможность обеспечивать собственностью на средства производства непосредственных производителей товаров и услуг. У России есть свой путь возрождения экономической мощи. Это путь построения многоукладной экономики с преобладанием предприятий, принадлежащих самим работникам».
«Управление обществом должно базироваться на системе закрытых и смешанных акционерных обществ производителей товаров и услуг, на организованном представительстве их интересов в парламенте. Такой строй можно назвать демократическим, народным капитализмом. Хотя дело, конечно, не в термине. Становым хребтом такого строя призваны стать экономическая свобода каждого из нас и наличие миллионов граждан, владеющих средствами производства».
«Государство обязано поддерживать отечественное сельское хозяйство, предоставляя всем доказавшим свою эффективность формами хозяйствования необходимые льготы и субсидии, защищать его от удушающей конкуренции со стороны Запада… При этом земля не может являться объектом спекуляций и незаконной наживы…»
(Ю. Кузнецов, «Пензенская правда», 1995).
«Я верю в экономическое возрождение России. Ведь экономика — уровень гуманизма человека. Людей на примерах надо убедить, что быть честными — выгодно. В труде — мораль. Вот я моральный человек. Я оперирую много и хорошо, беру за это деньги и вкладываю в Россию, чтобы оперировать еще лучше. Жить в темноте — страшно».
(Сергей Ястребов, «Московский комсомолец», 1995).
