Краткий миг добра
Александр Яковлев, академик РАН
«Может быть сотни вариантов, способных лишить человека жизни. Но чтобы они сломали жизнь — это нужно позволить… Однажды простить подлость. Однажды спасовать. Однажды отступить. Однажды промолчать. Дальше пойдет цепная реакция…Вот тогда, считайте, жизнь будет по-настоящему поломана».
С. Федоров, 1962 г.
Вот и Славы Федорова нет. Нелепость, ужасная нелепость унесла его из жизни. Человека, бесконечно любившего жизнь. Человека, который не умел не работать, не умел не искать, не умел быть немилосердным. Сегодня меня спрашивают: а что, Федоров человек прошлого? Или будущего? Более чем убежден, это уникальный человек будущего, человек высокий порядочности, добротворения и человеколюбия. Он проповедовал народный социализм. Но его социализм был очень занятен.
Святослав говорил, что его понимание жизни — это справедливость, справедливость и еще раз справедливость. Но справедливость христианская, основанная на личном труде, на личном интеллекте человека, на личной собственности. Он с самого начала своей общественной деятельности говорил: человек без собственности — раб.
Вот это соединение справедливости, собственности и труда и есть в его понимании то, что он называл народным социализмом.
Я не один раз говорил с ним об этом, но он был настолько убежден в своих взглядах, что всякая разноголосица исходила из его душевного склада, ибо Святослав всегда искал нечто новое, справедливое.
Он человек будущего. Уникальный человек. Он сеял добро. И не абстрактно, как многие политики, а конкретно.
Он возвращал людям зрение, физическое зрение и стремился открыть глаза людям духовно, помочь им найти свой путь в жизни, свое личное определение смысла жизни.
Он был с неуемным характером. Увлекался всем. Писал, творил свою жизнь, как поэт. Метался, мучился, но всегда делал это с улыбкой, повторяя настойчиво, что человек сотворен делать добро.
«И нет ему равных в его жажде к созидательной жизни, к творению счастья».
Конечно, он был прагматик. Прагматик в том плане, что всегда исповедовал идею здравого человеческого смысла. И здесь он был глубоко убежденным романтиком, который не сводил человеческую деятельность к механическому исполнению неких функций, он во всем видел творчество. Ибо не раз говорил: плоды человеческого труда и интеллекта — главное, к чему призван человек в его секундах жизни на этой Земле.
Добрый человек. Гостеприимный, милосердный. Действительно, великий человек настоящего и уникальный человек будущего. И нет ему равных в его жажде к созидательной жизни, к творению счастья.
Звездная судьба
Александр Коновалов, академик РАН, директор Института нейрохирургии им. Бурденко
«Этой церкви «повезло», она оказалась на земле, преобразовать которую стало мечтой и целью жизни Святослава Николаевича».
Дружба со Святославом Николаевичем Федоровым досталась мне по наследству от моего друга и учителя, знаменитого московского нейрохирурга Э. Канделя.
Как-то после коротких зимних каникул, проведенных в Домбае, загорелые и счастливые, я и Инна вернулись в Москву и тут же получили приглашение на ужин к Эдуарду Израилевичу Канделю. Там должен был присутствовать и известный швейцарский нейрохирург с супругой. «Жду также Славу Федорова, — сказал по телефону Кандель. — Тебе будет интересно с ним познакомиться».
Действительно, интерес к этой встрече у меня был большой. О Федорове тогда ходило много легенд, он находился в зените своей славы. Много я слышал от своих знакомых о его удивительных операциях. В памяти почти не осталось следов от встречи со швейцарским коллегой, но впечатления о встрече со Святославом Федоровым было необычайно ярким и буквально врезалось в сознание. Надо сказать, что впечатление, которое он произвел, было довольно неожиданным и скорее неблагоприятным. Удивил его внешний облик, как мне показалось, эпатажная манера держаться. Поразила массивная золотая цепь на шее и четки, которые он постоянно перебирал в руках. Позже я понял, что в его одежде и манере поведения на самом деле не было никакого вызова, просто он не обращал на это внимания и всегда одевался, как ему нравилось. Всегда делал то, что считал нужным, не заботясь о том, какое впечатление он может произвести.
Мы стали дружить, но, к сожалению, наши встречи не были особенно частыми. Однако каждая — особенная. О трех из них мне хотелось бы коротко рассказать.
Из-за двухсторонней катаракты стала быстро терять зрение моя мать, которой было тогда за 80 лет, — обычная история. Понадобилась операция. Что выбрать: ограничиться традиционным удалением поврежденных заболеванием хрусталиков и постоянно пользоваться очень сильными и потому малоудобными очками или решиться на новую по тем временам операцию — имплантацию искусственных хрусталиков, пионером которой в нашей стране был Федоров. Помню, как знакомые окулисты — весьма многочисленные в моем окружении — дружно отговаривали от последнего, убеждая, что для старого человека это опасно, есть угроза весьма серьезных осложнений.
Выбор был трудным. Потому решил сам поехать в институт к Святославу Николаевичу и познакомиться с тем, как проводят операции при катаракте. Сначала мне показали фильм о технике операции. Затем, стоя за спиной Федорова, я следил, как быстро и умело он удаляет поврежденный хрусталик и вставляет вместо него новый, пластмассовый, который миниатюрными крючочками надежно фиксируется в нужном месте. Сомнений не осталось. И уже через неделю я вновь стоял за спиной Федорова и с волнением следил, как он точно и уверенно заменил хрусталик у моей мамы. Во время операции Святослав Николаевич мне все объяснял, почему и где накладывается именно такой шов, какие ножи они применяют, насколько тонка заточка хирургических лезвий, — этакая микролекция. Спустя некоторое время он провел матери операцию и на втором глазу. Зрение вернулось, наконец-то стали не нужны очки, которые мама постоянно забывала в разных местах и искала.
Эмоциональная сторона этой, теперь вполне обычной, истории — чувства благодарности и восхищения были столь велики, что навсегда определили мое отношение к Святославу Николаевичу.
Следующий яркий эпизод, о котором хочется вспомнить, — посещение фамильной церкви Суворовых в селе Рождествено.
На территории, отданной в аренду институту микрохирургии глаза, на берегу Икшинского водохранилища, стояла старинная заброшенная церквушка. Когда-то она принадлежала отцу Суворова. Много таких заброшенных, покосившихся, обезглавленных церквей в Подмосковье.
Комок подступает к горлу, когда видишь полуразрушенные храмы, бывшие в свое время украшением России. Этой церкви «повезло», она оказалась на земле, преобразовать которую стало мечтой и целью жизни Святослава Николаевича.
Впервые я увидел церковь в Рождествено, когда она уже была отреставрирована и к ней вернулась ее первозданная красота и величие. Вновь засверкали золотым блеском купола. Этот храм и прилежащий к ней уголок земли — одно из самых красивых, самых поэтичных мест Подмосковья. Высокий берег с видом на водохранилище, рядом небольшой пруд со склонившимися к нему ивами. Ощущение вечности и умиротворения. Возрожденная церковь одиноко стояла на холме. Чарующая красота ландшафта и храма рождали желание возвращаться сюда вновь и вновь.
Святослав Николаевич не только вернул жизнь старому храму, но и определил место, где сам должен обрести вечный покой. По его желанию он был похоронен у стен церкви, возродившейся благодаря его воле и энергии.
Протасово — место, где мы чаще всего встречались со Славой и Ирэн. Мы с радостью приезжали туда, тем более что и наша дача находилась неподалеку. Часто Свято-слав Николаевич, совершая очередные облеты окрестностей на вертолете, пролетал и над нашим домом. Заслышав знакомый шум мотора, мы с женой спешили в сад. Вертолет зависал над верхушками берез, почти касаясь их. Из кабины появлялась рука Федорова, так он приветствовал нас. Несколько раз вертолет приземлялся вблизи дачи на небольшом футбольном поле, чем вызывал большой интерес у жителей поселка.
Один из таких прилетов особенно отчетливо врезался в память. Под рев винтов, поднимая тучи осенней листвы, вертолет приземлился посередине поля. Сразу же набежала толпа соседней детворы, которая с восторгом и радостью окружила машину, все слушали, как сам Федоров и бравый пилот рассказывают об особой конструкции винтов, устройстве и маневренности крылатой машины. На этот раз в Протасове я летел вместе со Святославом Николаевичем. Он за штурвалом. Управлять вертолетом было для него не меньшим счастьем — а может, и большим, — чем мчаться на любимом коне или мотоцикле.
Федоров был рисковым пилотом. Я понял это сразу, когда очутился рядом с ним в кабине. Он закладывал виражи, от которых захватывало дух. Вертолет проносился над верхушками деревьев, почти касаясь их. В прогалах между рощами Святослав Николаевич бросал машину вниз так, что становилось страшно от быстро приближавшейся земли, покрытой не по-осеннему яркой травой. Я много раз вспоминал об этом полете уже после трагической гибели Святослава Николаевича на этом же вертолете.
О Федорове написано много и будет сказано еще больше. Знакомство с ним никого не оставляло равнодушным. Много раз я старался разобраться в своем отношении к Федорову, пытаясь осознать, что же было наиболее притягательным в его личности.
Пожалуй, наиболее ярким было чувство удивления и восхищения. Святослав Николаевич любил делиться своими планами. Он всегда был устремлен вперед. То, чего он достиг, его уже мало интересовало. Он был полностью сосредоточен на новых идеях. Многие из этих планов в первые годы казались мне чистой фантазией. Вот он рассказывает о специальном корабле, оснащенном всем необходимым, чтобы лечить больных с поражением зрения в разных странах.
План настолько грандиозен, что в него трудно поверить. Проходит несколько месяцев, и я узнаю, что уже тысячи больных прооперированы сотрудниками института на борту специально оборудованного теплохода.
Такими же невероятными казались идеи Федорова о хирургическом конвейере — знаменитой «Ромашке», о летающей тарелке с обустроенной в ней операционной.
Однако все они претворились в жизнь (и летающая тарелка — это не голый вымысел, а реальный летательный аппарат, созданный нашей авиационной промышленностью).
Я перестал удивляться необычным фан-тазиям Федорова. Но чувство восхищения осталось.
Поражало, с какой естественной простотой воплощались в жизнь его самые дерзкие проекты. Со стороны все казалось таким логичным и внешне несложным. Но у меня никогда не было желания очертя голову повторить то, что было сделано Святославом Николаевичем. Например, в рамках нашего института нейрохирургии попытаться воспроизвести систему операций, созданную в институте «Микрохирургия глаза». Я отдавал себе отчет, что все, что создается Федоровым, в первую очередь реализуется и существует лишь благодаря его исключительной энергии и энтузиазму. Повторить подобное очень трудно и, скорее всего, невозможно. Кроме неудержимой целеустремленности и энергии, Святослав Николаевич обладал удивительной интуицией и умением до тонкостей просчитывать ситуацию. Он, несомненно, имел дар аналитика, умел выстраивать все на много шагов вперед.
Наверно, не случайно, что шахматы были любимой игрой Федорова. За год до его гибели мы отдыхали вместе на Кипре. Привычным было видеть Святослава Николаевича в тени пальм с шахматной доской и сборником шахматных этюдов с описанием наиболее ярких партий знаменитых гроссмейстеров.
Все созданное Святославом Николаевичем Федоровым, и в первую очередь институт
«Микрохирургия глаза», поселок Славино, построенный его стараниями в Протасове, где расположились великолепные конюшни, гостиница, спортивный дворец, существовало и развивалось благодаря его неукротимой энергии. Теперь, когда его не стало, меня мучает мысль, что это огромное наследие, лишенное созидательного содержания, в силу законов энтропии может постепенно распасться, незаметно слившись с безликим, серым окружением.
Из качеств, которые поражали в Святославе Николаевиче, я выделил бы такие: его удивительную естественность, отсутствие какой-либо позы. Первое впечатление о нем оказалось ошибочным. Ему было абсолютно чуждо желание привлекать к себе внимание. Он никогда не оглядывался на посторонних, не старался подлаживаться под окружение, а порой и наоборот — неординарным поведением стремился эпатировать общество. Можно было бы предположить, что у человека, вынужденного ходить на протезе, есть комплекс неполноценности, обратной стороной которого, как известно, является желание самоутвердиться. Удивительно, как Святослав Николаевич относился к своему физическому дефекту! Он вел себя так, будто его вообще не существовало. Не стеснялся на пляже обнажить свою культю, старался ни в чем не уступать людям без физических дефектов. На зависть им, здоровым и тренированным, он прекрасно плавал, неутомимо скакал на лошади, управлял вертолетом, никак не подчеркивая, что все это ему дается ценой постоянных тяжелых усилий.
Федоров из удивительной породы первопроходцев, которыми славилось наше Отечество. В нем было так много от покорителей безбрежных просторов России — Ермака, Атласова, Хабарова, которые без страха и сомнения шли на край земли, полагаясь только на свои силы. От наших великих летчиков и космонавтов — Чкалова, Гагарина и его последователей, с которыми он был дружен. Его всегда влекло вдаль, ввысь, в неизведанное. Прирожденный лидер, в любой, самой сложной ситуации бравший ответственность на себя. Но это не было лидерство фаталиста, Святослав Николаевич всегда очень тщательно просчитывал ситуацию и контролировал ее. Рационализм, умение предвидеть счастливо сочетались в нем с удивительной интуицией.
Трагическая гибель Святослава Николаевича потрясла всех. Много было и остается версий катастрофы, оборвавшей его жизнь. Может, правы те, которые допускают возможность террористического акта. Эта версия кажется вполне вероятной, если учесть кампанию запугивания и гонения, которая развернулась вокруг него незадолго до гибели.
«Федоров из удивительной породы первопроходцев, которыми славилось наше Отечество... Они без страха и сомнения шли на край земли, полагаясь только на свои силы».
К сожалению, я материалист, не верю ни в загробную жизнь, ни в существование какой-либо сверхъестественной силы или Божьей воли. Тем не менее считаю, что катастрофа, оборвавшая жизнь Святослава Николаевича Федорова, — это судьба.
Не могу допустить, чтобы человек с такой необычной биографией, устремленный ввысь, к звездам, мог погибнуть как простой смертный, от старости, от болезни, что он мог уйти из жизни слабым и беспомощным. Это могло произойти и происходит с каждым из нас, только не со Святославом Федоровым. Ему была уготовлена звездная судьба.