О состоянии и перспективах развития науки в офтальмологии
И как бы далее ни сложилась жизнь, ясно, что научная работа пойдет и дальше по этому же пути, ибо мы видим, что научная работа все время идет без всякой связи с меняющимися и непрочными темпами политической жизни. Она является здоровым жизненным проявлением, имеющим корни в глубине духовной жизни страны, которые переживут всякие внешние обстоятельства.
В.И. Вернадский (1921 г.)
Нашу жизнь трудно вообразить без науки и ее достижений. Наука предоставила во власть человека огромную силу, которая позволила значительно увеличить масштабы его преобразовательной деятельности. В чем особенности современной науки? Думающим людям важно знать и понимать, какое отношение это имеет к ним лично.
О современном состоянии медицинской науки, о ее перспективах мы попросили высказать свое мнение директора ФГБУ «НИИГБ» РАМН, академика РАМН, профессора С.Э. Аветисова, заведующую курсом офтальмоонкологии и орбитальной патологии Российской медицинской академии последипломного образования, академика РАМН, профессора А.Ф. Бровкину, профессора В.В. Волкова (Военно-медицинская академия им. С.М. Кирова, Санкт-Петербург) и заместителя директора по научной работе ФБГУ «МНТК «Микрохирургия глаза» им. акад. С.Н. Федорова», профессора Б.Э. Малюгина.
Ввиду чрезвычайной занятости наших экспертов мы не смогли собрать всех в одном месте. С каждым из собеседников мы общались отдельно, задавая одни и те же вопросы. Вместо запланированного диалога получился монолог в 4-х частях. Известные на весь мир офтальмологи, представители трех поколений российских ученых, говорили открыто и доверительно. В их словах порой звучала тревога, но чаще – надежда. В чем-то их мнения совпадали, в чем-то расходились. Однако наших уважаемых экспертов объединяет одно – безоговорочная любовь к офтальмологии и беззаветная преданность науке.
Беседу вели Лариса Тумар, Сергей Тумар, Илья Бруштейн
Заслуженный деятель науки РФ, академик РАМН, профессор С.Э. Аветисов
— Как Вы оцениваете современное состояние науки? Какие радикальные изменения необходимо провести, чтобы изменилось отношение общества к науке и образованию, чтобы изменился статус ученых?
— Современное состояние науки соответствует ситуации, которая существует в стране. Это совершенно нормально, поскольку не может быть застоя в одной сфере и всплеска в другой. Другой вопрос: уровень оценки? Скажу так: «Достаточно высоко, учитывая условия, в которых работают наши ученые». А отношение общества к науке и образованию во многом зависит от уровня культуры самого общества. И тут никакими императивными посылами ситуацию изменить нельзя. К сожалению, и без решения финансовой проблемы изменить статус ученого невозможно. И я думаю, что по мере обсуждения следующих вопросов, эта проблема будет всплывать вновь и вновь. Но, как мне представляется, чтобы творческий процесс шел адекватно и спокойно, уровень жизни ученого должен быть (я не говорю высокий) спокойный и обеспеченный. Профессор, например, не должен бежать вечером куда-то еще за дополнительным заработком. Хотя в этом никакого криминала нет. Ведь ведущие зарубежные профессора-медики, например, в Англии, имеют один день в неделю, когда они работают в частной клинике.
— Что мешает нам ввести такой пункт в трудовое законодательство?
— Я думаю, что у нас по трудовому законодательству это сделать невозможно. Тем не менее в научных учреждениях клинического профиля можно, ничего не изобретая, поднять уровень жизни ученого. Такие механизмы есть. Многие наши научные сотрудники осуществляют лечебную работу, причем лечебную работу по объему, качеству и количеству, несопоставимую с той, которую осуществляют в обычных больницах. Здесь совершенно другой уровень. Но за эту работу научный сотрудник ничего не получает. Многие федеральные клинические научно-исследовательские институты располагаются в Москве. Естественно, определенную часть пациентов в этих учреждениях составляют москвичи, которым лечебно-диагностическая помощь оказывается на современном, достаточно высоком уровне. При этом заработная плата врачей, среднего и младшего медицинского персонала медицинских учреждений городского подчинения на порядок выше. Несомненно, это завоевание властей города Москвы. На мой взгляд, проблема может решиться просто: должен быть заключен договор с Департаментом здравоохранения Москвы, по которому Правительство Москвы по факту определенного количества пролеченных больных могло бы этот вопрос решать. Однако подобные проблемы решатся сами собой, когда мы все будем работать в единой системе ОМС. Но опять возникнет вопрос: где в системе ОМС место научных сотрудников, которые занимаются лечебной работой? Их официальный статус совершенно иной. Лечебной работой они занимаются параллельно с научной.
В этом году мы изыскали возможность доплачивать по четверти ставки тем научным сотрудникам (это называется внутреннее совместительство), которые много занимаются лечебной работой.
— То есть частично проблему можно решить на уровне руководителя учреждения?
— Именно. При равном финансировании многое зависит от того, чего хочет добиться руководитель. Например, в определенный момент в силу озвученных выше обстоятельств у нас возникла ситуация, связанная с оттоком среднего и младшего медицинского персонала в медицинские учреждения Москвы. На заседании Ученого совета института было принято решение о приоритетном дополнительном материальном поощрении (за счет средств, полученных за оказание платных услуг) именно младшего и среднего медицинского персонала. С решением Ученого совета и научные сотрудники, и врачи согласились, понимая, что полноценная лечебная работа ни в поликлинике, ни в стационаре, ни в операционной невозможна без медсестер и санитарок. Мы эту проблему решили, и последние пять лет штат младшего и среднего медицинского персонала остается стабильным.
— Позвольте процитировать фрагмент одной статьи: «…большинство действительно полезных публикаций рождаются все-таки за рубежом, а копии, которые публикуются в нашей стране, являются калькой того, что уже сделано на Западе (Востоке, Юге — выбирайте, что Вам больше нравится). Немногочисленные, действительно оригинальные российские работы — наперечет». Как Вы можете прокомментировать подобное высказывание?
— А где чувства патриотизма и гордости за страну, в которой мы все получили образование (кстати, по признанию многих зарубежных коллег, отнюдь не плохое) и возможность работать по любимой специальности? Интересно, как автор относится к собственным публикациям, докладам и проводимым конференциям? Ну, да ладно, о коллегах говорю или хорошо, или ничего… Считаю, что это абсолютно не так. Проблема в другом. Формально разрушив занавес между нами и нашими западными коллегами, в головах людей, которые находятся там, занавес остался. Приведу пример. Когда мы в зарубежные издания направляем свои работы, отношение к ним, на мой взгляд, не совсем объективное. Этот факт может подтвердить любой наш ученый, который пытался опубликовать свою статью за рубежом. Нередко бывали ситуации, когда по решению редколлегии зарубежного издания, статья не рекомендуется к публикации, а через некоторое время где-то появляется аналогичный материал. Недавно, обмениваясь данными по научной работе с коллегами из США, нам было предложено работать вместе. «Когда вместе, будет легче», − уверяли нас американцы. Автоматически это означает, что их просто заинтересовала наша работа.
— Публикуются ли молодые ученые в известных зарубежных журналах? Какие стимулы существуют?
— Молодые ученые – это, как правило, аспиранты, которые, к сожалению, кроме выполнения научной работы, озабочены и материальными проблемами (не хочу даже озвучивать уровень их так называемой стипендии). Между тем аспиранты – это люди, которые окончили институт, клиническую ординатуру, им 25-28 лет, тот возраст, когда задумываешься о создании семьи. Кому-то родители помогают, а кому-то – нет. Вот и ответ на Ваш вопрос.
— Период системного кризиса в нашей стране (1992—2000 гг.) оказался чрезвычайно трудным для российской науки. В условиях практически полного прекращения финансирования экспериментальных и научно-исследовательских работ, постоянного дефицита денежных средств на зарплату ученым, оттока молодежи, разрушения установившихся научно-организационных связей, отечественной науке было сложно развиваться. Она просто выживала. Можете ли Вы сказать, какие главные проблемы существуют на сегодняшний день?
— Я скажу так: решение финансовой проблемы, о которой мы говорили, в отношении творческой деятельности не всегда оказывается решающим. Можно создать просто блестящие условия финансирования, но не сдвинуться с места в научных исследованиях, хотя деньги – это, безусловно, важно. Несмотря на кризис (я говорю об офтальмологии), наши головные учреждения (НИИ и кафедры) сохранились. Какое бы ни было финансирование, если нет школы, если нет старших товарищей с их опытом, эрудицией, то дальше дело просто не пойдет. Однако, если формируется новое научное направление, то остается вопрос материальной базы, так как некоторые идеи требуют, помимо интеллектуального посыла, и материального обеспечения. Сейчас ситуация радикально изменилась в лучшую сторону и за счет оборудования институтов, и за счет интеграции с другими научными учреждениями. После сравнительно небольшого периода стагнации наука переживает значительный подъем. Другое дело, чтобы выйти на серьезный уровень, необходимо время в плане создания школы (как угодно это можно называть), когда идет накопление опыта в проведении научных исследований, тем более что оснащение многих офтальмологических учреждений сегодня соответствует международным стандартам.
— Если честно, за «их» счет.
— Да, но это уже другой вопрос. И ничего зазорного в этом абсолютно нет. Есть такой термин, как «культура производства». Когда делались попытки перепрофилировать заводы, которые обладали очень хорошим потенциалом в производстве одной продукции, на производство другой, в частности медицинской, возникали проблемы. Культура производства медицинского оборудования совершенно иная. Здесь ничего не сделаешь, нужен опыт, время, нужны люди, которые всю жизнь с этим работали. Но в этом я ничего плохого не вижу.
— Академик Алевтина Федоровна Бровкина однажды заметила, что в научной среде существует проблема преемственности поколений. По словам Алевтины Федоровны, среднее звено выпало в те же 90-е годы.
— Есть такое дело. Выпали эти люди потому, что вынуждены были заниматься совершенно другими вопросами. Вплоть до того, что некоторые научные сотрудники института ездили в Турцию, Китай за ширпотребом. К сожалению, последствия до сих пор дают о себе знать. Однако сейчас в науке очень много молодежи. Кроме этого, должно быть некое ядро, способное направить молодых людей в нужном направлении, так как иногда их чрезмерная активность приводит к парадоксальным ситуациям. Вот что очень важно.
— В настоящее время существует несколько серьезных проблем, без решения которых нельзя рассчитывать на дальнейшее эффективное развитие науки и наукоемких технологий. Среди этих проблем – «утечка мозгов». Какие шаги необходимо предпринять на высшем государственном уровне, чтобы сохранить научные кадры?
— Если честно, в медицинской среде я не вижу этой проблемы. Другое дело − физики, математики. Мне часто говорят: «Вот у них там»… Но даже в годы застоя мы лечили больных и в большинстве случаев добивались хороших результатов. Что касается утечки «медицинских мозгов»… Мне даже трудно предположить, что стоит на первом месте. Даже не деньги, не условия. Понимаете, есть определенный тип людей, которых я бы назвал «одиночками». Одиночкам все равно, где работать. Если есть работа, все что вокруг не имеет никакого значения. Это первые кандидаты на отъезд. Например, для меня имеет значение, где работать, с кем. Понимаете, я – человек из прошлого, я – был октябренком, пионером, комсомольцем, для меня коллектив – это очень важно. А есть люди, для которых это понятие не имеет значения. Они как сидели здесь в одном кабинете, никого не знали, ни с кем не общались, так и там. Для них уехать не составляет проблемы. Если говорить о других, Вы спросите их, и они Вам ответят: «Да, за рубежом больше платят, но я не поеду». Поймите, человек так устроен, что, помимо материальных благ, помимо выполнения своей работы (хотя это тоже важно) есть и многие другие составляющие: родные, которые здесь живут, коллектив. Среди клиницистов, тех, кто занимается «врачеванием», кто работает с больными, повторяю, я этой проблемы не вижу.
- Возможно, это объясняется тем, что на Западе существуют препоны, связанные с подтверждением российского диплома врача?
— Вы правы, нашим врачам сложно подтвердить свой диплом и работать по специальности. Хочу сказать, что если человек действительно хочет чего-то добиться в жизни, то это можно сделать и здесь.
— Существует ли генеральная (новая) концепции модернизации системы образования?
— Следующий вопрос, пожалуйста.
— Светлана Савицкая в одном интервью сказала, что «к огромному сожалению, в пилотируемой космонавтике сегодня нет ярких личностей, лидеров. У нас нет руководителей уровня Королева и Глушко, а у американцев — Вернера фон Брауна. Поэтому, пока не появятся новые Королев, Глушко и фон Браун, мы будем модернизировать и совершенствовать то, что имеем». Как Вы оцениваете роль личности? Назовите главных действующих лиц современной офтальмологической науки.
— На самом деле речь идет об отношении к корифеям науки тогда и сейчас. В советское время все было по-другому. Заповедь «не сотвори себе кумира» в те годы в какой-то степени была актуальна. Это правильно, потому что коллектив может идти (извините за грубое слово) за вожаком. Когда делается все, чтобы человек понял, что твой руководитель, действительно, личность… Как я оцениваю роль личности? В каждом регионе есть или заведующий кафедрой, или клиника, где работают по-настоящему высококвалифицированные специалисты. В советское время (как бы это объяснить) был центр и периферия. Сейчас этого нет. Многие клиники на местах оборудованы не хуже, а даже лучше, чем в Москве. То есть все сводится к тому, есть ли человек, который бы все организовал.
А если говорить о личностях современной офтальмологической науки, то в первую очередь я бы назвал три имени: Алевтина Федоровна Бровкина, Роза Александровна Гундорова и Вениамин Васильевич Волков, вспомнил бы недавно ушедших из жизни Б.Н. Алексеева, М.М. Краснова, А.П. Нестерова, С.Н. Федорова, а также плеяду ведущих в своей области профессоров института глазных болезней им. Гельмгольца.
— Возвращаясь немного назад, можно сказать, что сегодня развитие науки «не ограничивается МКАДом»?
— Абсолютно нет. Достаточно взять географию конференций. Раньше у нас проводились, например, всесоюзные съезды офтальмологов один раз в пять лет. В Москве проходили декадники и конференции, но чтобы в каждом регионе можно было организовать конференцию, на которую приезжали бы ученые из Москвы, Санкт-Петербурга, такого не было. Идет очень активный научный обмен. Единственно, что сдерживает, это нехватка времени и занятость. Мероприятия наслаиваются друг на друга. С одной стороны, это хорошо, с другой стороны, по моему твердому убеждению, должен быть определенный график проведения конференций. Не обязательно в Москве каждый год проводить форумы, можно и других городах, и не так часто, через год, например.
— Над какой научной проблемой лично Вы работаете сейчас?
— Как директор я должен ориентироваться во всех направлениях, в этом мне помогают мои заместители, наши профессора и доктора медицинских наук. Если сопоставить количество защищенных нашими аспирантами и соискателями диссертаций и количество научных сотрудников, которые руководили диссертациями, то соотношение будет примерно 1/1. Вообще я не очень понимаю, как можно одновременно руководить десятками диссертаций. Этим надо заниматься всерьез, не гнаться за количеством, чтобы потом рапортовать. Иначе научная работа превращается в пустую формальность. Такое, к сожалению, было и в нашем институте. А если говорить о творческом посыле, чтобы качественно работать с аспирантами и соискателями можно руководить максимум 2-3-мя кандидатскими диссертациями и 1-2-мя докторскими. Тогда на протяжении 3-5 лет идет спокойная научная работа, нормальное общение с диссертантами. Тогда они не смогут сказать, что видели своего руководителя два раза: при утверждении и на защите. Если говорить конкретно собственных научных интересах, то можно выделить две проблемы: «биомеханика» глаза и рефракционные нарушения.
