— А руки?
— А что, руки? Хирурги и там рукастые. Единственное, у нас подготовка несколько отличается. Они 4 года учатся, еще 5 лет «пашут» ассистентами, и пока у профессора не начнут трястись руки, к операции их не допустят. С другой стороны, европейцы и американцы постоянно совершенствуют аппаратуру, в этом направлении работают целые отрасли экономики. Я рад за немецкую, английскую, американскую медицинскую промышленность. А мы этим пользуемся: купил аппарат за 1,5 млн и «шлепай» диссертации, это называется «развиваем науку», а на самом деле паразитируем на аппаратуре, к которой не имеем никакого отношения. Да и идеи измельчали. На всех конференциях говорим о фемтосекундных лазерах, а разве мы их производим? Хотя по смекалке русскому человеку нет равных. Посмотрите, многое из того, что мы покупаем на Западе, — наше изобретение: факичные линзы, искусственные хрусталики и т.д. В свое время за 200 тыс. долларов мы продали лицензию на факичные линзы.
Западные производители уже тысячу раз окупили затраты, продавая линзы по всему миру, в том числе и нам. А если вспомнить, чистый силикон могли делать только три страны: Америка, Франция и Россия. Сейчас мы потеряли и это.
— Вы не понаслышке знаете, как развивалась офтальмология в СССР, России и в Европе в течение последних сорока с лишним лет...
Если возникала необходимость зарубежной командировки, посылали меня, как надежного, проверенного товарища
— В 70-е годы у нас были свои неплохие микроскопы, неубиваемые щелевые лампы, но по идеям мы намного опережали западных коллег. Еще большой вопрос: кому принадлежит идея фемтосекундного лазера. С.Н. Федоров много лет назад ездил в Венгрию и говорил мне по секрету, что там они делают какой-то «суперлазер». В Горьком Г.Е. Столяренко сконструировал витреотом, Л.В. Коссовский — факоэмульсификатор. Когда в 70-м году я впервые приехал в Италию и увидел, как оснащены операционные, подумал: «Как же они ЭТИМ работают?» А уж во времена Федорова смотрел на итальянцев с легким презрением. В Англии я читал лекции по технологиям различных операций, показывал им технику витрэктомии, делился навыками работы с витреотомом. «Николай, ты опять приехал нас учить?» — такими полушутливыми, полусерьезными словами они встречали меня, когда я в очередной раз приезжал в эту страну… Очень надеюсь, что ситуация в России изменится, но пока нынешнее положение вещей меня сильно угнетает.
— Велика ли разница между государственными и частными клиниками в Италии?
— В Италии за последние годы произошли интересные изменения. Как и во многих странах, там существует частная и государственная медицина. Причем еще лет 15 назад государственные клиники в большинстве своем влачили довольно жалкое существование — хуже аппаратура, менее опытные врачи. Так бы и продолжалось, если бы не шаги, предпринятые новым министром Розой Бинди. Что она предложила? Она разрешила частным практикующим врачам оперировать в государственных клиниках, при этом государство им обеспечивало определенное количество коек, бесплатные расходники, а хирурги были обязаны отчислять 20% своего дохода. И лучшие кадры постепенно перетекли в гос-учреждения. Помимо этого, Роза Бинди конвенционировала частные клиники. Это значит, что государство размещает в какой-либо частной клинике заказ, например, на 1000 катаракт, платит 500 тыс. евро и обеспечивает бесплатные расходные материалы. Хирурги могут весь год выполнять этот заказ, а могут управиться и за полгода, при этом поставки расходников продолжаются. Фактически в течение нескольких месяцев, когда частные клиники оперируют пациентов за их счет, государственные траты ограничиваются лишь расходными материалами. И третий важный шаг — министр Бинди обеспечила государственные клиники первоклассным оборудованием. Все эти меры привели к тому, что рынок частной медицины значительно сократился. Оставшиеся клиники выживают за счет «громких» имен своих хирургов, к которым идут пациенты, способные сами оплатить операцию, хотя катаракта сейчас стоит не так дорого — около 2000 евро. Может нам и стоило бы присмотреться к опыту итальянцев, тем более по духу они ближе всего к нам.
— Вы — автор более 140 печатных работ. Какая часть из них сделана в СССР, России, а какая — в Италии?
— Конечно, значительная часть научных статей была сделана здесь. Идеи, которые возникали в голове, воплощались практически мгновенно. Но это было возможно во времена Краснова и Федорова.
Первое время после моего переезда в Италию мне было не до науки. С собой я взял только чемодан. Все, что у меня было, оставил жене, детям, внучкам. Жизнь пришлось начинать с «нуля». Но во мне буквально бурлила энергия! Я был одержим идеей быстрее сдать экзамены и приступить, наконец, к работе. Постепенно появилась возможность заниматься наукой. Но вот, парадокс: я там опубликовал 2-3 статьи, но по индексу цитирования меня постоянно цитируют по этим статьям, а в России их никто не читает, хотя и здесь делают великолепные вещи. Но я не расстраиваюсь. У меня настал период «Болдинской осени» — пишу и публикую статьи в отечественных медицинский журналах, читаю лекции. Заново обрести статусность здесь, на Родине, мне помогла академик РАН, доктор медицинских наук, профессор Лариса Константиновна Мошетова, которая поддержала и «пригрела» меня должностью профессора на кафедре Российской медицинской академии последипломного образования. Сейчас занимаюсь очень интересными темами: лечение пресбиопии — восстановление собственной аккомодации. Мы провели в Латвии клиническую апробацию (здесь по каким-то причинам это сделать невозможно) у 25 человек, получили хорошие результаты, о чем я доложу на конференции в Астрахани.
О своей идее рассказал главному офтальмологу Италии, так он назвал ее гениальной. Я занимаюсь совершенно новым искусственным хрусталиком, в мире такого никто не делает. Смотрите, глаз работает совсем не так, как фотоаппарат.
Я взял обычные дымчатые солнцезащитные очки сделал в них дырку. Главное — создать для глаза разность контрастов. Что делает сетчатка? Соседние области, на которую падает тень, тормозятся и стимулируют феномен латерального торможения. Этот феномен был открыт нобелевскими лауреатами Дэвидом Хьюбелом и Торстеном Визелем. Но кто у нас об этом знает? Сейчас у всех на уме мультифокальные линзы, но конструкция мультифокальных линз не учитывает психофизиологию. Что у нас происходит? Оптики — сами по себе, хирурги — сами по себе.
К тому же в этой сфере огромная коммерческая составляющая… Если все будет хорошо, возможно в ближайшее время получится организовать производство новых хрусталиков.
— Есть ли в европейской офтальмологии нечто такое, что мы просто обязаны применять в России?
— Порядок, протокольность. Тебе сказали, что оперировать надо так, по протоколу, так и делай, без самодеятельности.
— Позвольте в заключение несколько личных вопросов. Как любите проводить отпуск?
— Да какой отпуск? Счастье — это состояние души. Время от времени я устраиваю своей душе состояние отпуска и прекрасно себя ощущаю. Я знаю, что если захочу, в любой момент позволю себе отдохнуть. Я всю жизнь мечтал быть котом, который гуляет сам по себе. Конечно, у меня все осталось здесь, и чуть что — приезжаю в Москву. Езжу по Европе — съезды, конференции, Америку насмотрелся еще в советские времена. Поэтому сейчас предпочитаю возвращаться на Родину, пообщаться со своими друзьями…
— Что Вы больше всего цените в друзьях?
— Верность, если друзья признают тебя своим другом, когда тебе хорошо и когда плохо. Настоящих друзей у меня мало. В большинстве своем люди, с кем я общаюсь, — это знакомые. Чтобы человек стал другом, надо вместе пуд соли съесть, у меня времени не хватит, чтобы заводить новых друзей.
Профессор В.Н. Трубилин, Е.Н. Суркова (дочь Н.Н. Пивоварова), профессор Н.Н. Пивоваров, профессор Л.А. Деев. Сентябрь 2013 г.
— Может быть, у Вас есть любимое изречение, которым Вы руководствуетесь в жизни?
— Одно руководство к действию, мудрость которого я, к сожалению, поздно осознал, звучит так: «Посеешь поступок — пожнешь привычку, посеешь привычку — пожнешь характер, посеешь характер — пожнешь судьбу». Лучше не скажешь! Ничего умнее еще не придумали! Характер определяет все. Ну что мне не жилось у Федорова? Сейчас все мои бывшие ассистенты — благополучные люди, имеют собственные клиники. А меня с моим беспокойным характером всегда тянуло к чему-то новому. Наверное, такой характер был у моих предков, которые завоевывали Сибирь, Дальний Восток, Фергану. Второе высказывание, которое меня в жизни поддерживает, делает оптимистом: «Когда я опустился на самое дно, снизу постучали». У каждого бывают ситуации полного отчаяния, когда кажется: «Все, приехали, хуже некуда». В этот момент я говорю себе: «Как не стыдно, ведь тебе только 72, ты здоров, полон сил и энергии! И так много еще впереди!»
Интервью подготовил Сергей Тумар. Фото из семейного архива
