Интервью с ведущей авторской рубрики «Записки американской медсестры» Еленой Филатовой
Дорогие читатели, признаюсь вам, что давать интервью мне еще ни разу не приходилось. Нет, я, конечно, очень тронута, но больше изумлена. Хочу передать редакции благодарность от своего мужа: пока я обдумывала ответы и писала материал, у него выдалась небольшая передышка. Я временно перестала морочить ему голову распирающими меня идеями о философии здравоохранения, роли медсестры, ну и смысла жизни до кучи.
Похоже, что утверждение «когда ученик готов — у него появляется учитель», можно коряво переиначить в «когда у интервьюируемого назревают ответы, то у интервьюера появляются вопросы». Короче, читайте, что получилось, и (это мой муж просит вставить ) пожалуйста, спросите еще что-нибудь!
* * *
— Елена, сколько Вам лет? Как Вы относитесь к своему возрасту и возрасту вообще?
— Ну и вопросы у вас, граждане! Здесь есть только одна девушка ...это я! Если серьезно, то в январе мне исполнилось 54 года. Я очень люблю отмечать свои дни рождения, и чтобы непременно день в день. Ко мне всегда приходит много народу, все болтают, смеются, я их кормлю и себя не забываю. К своему возрасту я отношусь спокойно, хотя, конечно, иногда мой вид меня ужасает.
Ну и что — содрогнусь перед зеркалом и дальше побегу. А вообще-то с годами я все больше раскрепощаюсь, потому что могу жить по своим правилам или совсем без них. Говорю, что думаю, одеваюсь, как хочу, и наплевать мне на мнение окружающих. К старости стану такой эксцентричной бабулей в ярко-розовом, так что держитесь.
«...являться муза стала мне»
— Вы помните, о чем мечтали в детстве? Как представляли себе свое будущее?
— В детстве я была «толстым красивым ребенком» по выражению подруги старшей сестры и любила поразмышлять о жизни. Еще в дошкольном возрасте я сама додумалась до теории реинкарнации, чем и поразила своих сверстников во дворе нашего большого дома. Я с детства любила сочинять байки, и вокруг моей парты в первом классе на перемене собирался круг слушателей: я им задвигала очередную историю из бесконечного сериала, в основном типа страшилок.
Четко оформленной мечты — стать космонавтом — в детстве у меня не было. Правда, лет в пять я полюбила играть в иностранку: обвешивалась папиными фотоаппаратами, нацепляла солнечные очки (непременный атрибут иностранца) и говорила на тарабарском языке. Тетка или папа меня «переводили» остальным домочадцам. Так что, как говорится в детской сказке, как мечталося — так и сталося!
— Что самое лучшее Вы взяли от родителей?
— У нас была удивительная, как я теперь понимаю, семья — образец диалектики и единства и борьбы противоположностей в действии. С одной стороны, присутствовал богемный дух, потому что папа и сестра были художниками, а с другой стороны, семья прочно подпиралась устроенным мамой бытом и ее потрясающими пирогами.
Папа был человеком далеким от материальных устремлений. Мама в шутку звала его «комсомольцем двадцатых годов», а он иногда укорял ее за пристрастие к «вещизму». Смешно, конечно — ну какие там у нас были вещи! Но все-таки некая отстраненность от бытовухи мне от него передалась. От него же я переняла чувство юмора — папины философские беседы с нашей собакой надо было записывать. Кроме этого, он был романтиком: на каждый мамин день рождения сочинял ей стихи и собственноручно рисовал открытку. И вот еще что я запомнила ребенком и с тех пор по мере сил претворяю в жизнь. Однажды, вернувшись с похорон сослуживца, папа сказал: «Почему мы ждем поминок, чтобы сказать добрые слова о человеке? Это же абсурд. Надо говорить, пока люди живы».
Маме я бесконечно благодарна за то, что она совершенно не контролировала объем моего чтения и не отсеивала некоторые книги «не по возрасту». Поэтому я читала все, что меня интересовало. У нас был книжный шкаф под самый потолок сталинской квартиры, и с него я начала читать: сначала книги на нижних полках, а потом, по мере роста, перемещалась повыше. Маме же спасибо за то, что пристрастила меня к музыке. Музыкальную школу я, увы, не закончила — лень одолела — но любовь к музыке осталась.
Вырисовывается будущая наглая рыжая морда
Кроме родителей, меня растила старшая сестра. Она была как еще одна мама, но не совсем: молодая, смешливая, модная, с косметичкой, полной таинственных приспособлений. Она принесла в нашу классическую в литературном смысле семью свежее дыхание: подписку на Литературку, «Иностранную литературу», альманах «Театр». У нее же я десятилетней девчонкой стащила почитать ксероксную самиздатовскую копию «Мастера и Маргариты», и книга стала любовью на всю жизнь. Сестра вытаскивала меня на самые интересные выставки и спектакли, на которые я бы сама не обратила внимание. И в Петербург я впервые поехала к ней — она там училась в Академии художеств.
— Вы окончили Калининский государственный университет, филологический факультет. После завершения учебы многие Вам прочили писательскую карьеру. И вдруг — отъезд в Америку, поступление на курсы медицинских сестер. Как так получилось?
— Поправка: я окончила факультет романо-германской филологии, но это не столь важно. И спасибо на добром слове, конечно, но писательской карьеры мне никто не прочил. Все мои сочинения ограничивались хохмами для внутреннего употребления: в университете мы все время что-то сочиняли и представляли. А с медициной получилось интересно: так как студенты нашего факультета выпускались с дипломами переводчиков, мы все были военнообязанными. Поэтому, кроме английского, немецкого, латыни и лингвистики, нас еще целых два года учили медсестринскому делу с получением диплома медсестры гражданской обороны. Правда, вся эта затея, похоже, была приравнена к военной тайне, потому что в официальных документах университета об этом ни слова. Однако после выпуска я твердо знала, что хочу работать в медицинской области.
