По-моему, положение в больницу – с этим, я думаю, и Белинский согласился бы – вполне может квалифицироваться как «исключительное положение», или, говоря современным языком, как источник стресса. В случае с русскими в состоянии стресса первое, что бросается в глаза, вернее в уши – это как много шума мы производим. Многие американцы считают, когда группа наших собирается вместе, то скоро начнётся мордобой, потому что мы так бурно разговариваем. Ещё, как показало наблюдение, несколько русских могут говорить одновременно, перебивать друг друга и при этом прекрасно слышать собеседника. Для американцев это непостижимо и одновременно страшно невежливо. «Вот так и возникают нездоровые сенсации!8»
Оказывается, мы предпочитаем лечиться травами и народными средствами – нечего таблетками травиться. Старики, пережившие в Советском Союзе эпоху развитого социализма, просто на генетическом уровне любят запасать лекарства – а вдруг кончатся? И не выбрасывают ничего, даже если срок хранения истёк – а вдруг потом не достанешь? Несмотря на фармакологическое изобилие Америки, мы больше доверяем препаратам отечественного производства, которые либо привозятся из России родственниками и знакомыми, либо приобретаются в местных русских магазинах и производятся, скорее всего, на эквиваленте Малой Арнаутской улицы где-нибудь в Бруклине. Боже упаси, предложить русскому больному воду со льдом – горло заболит. И в комнате должно быть тепло. И наконец, суровый диагноз – рак, например – больному не сообщают.
Русским мужчинам свойственен известный стоицизм. Вот лежит у меня мужик после аварии с переломанными ногами: уже и давление поднялось, и сердце колотится, и он сам чуть не плачет, а наркотик не попросит – ему кажется, что надо потерпеть. А потом вдруг ещё наркоманом сделают? А вот русские женщины, оказавшись в больнице, страшно переживают, что муж и дети без догляда останутся голодными, собака не выгулянной, а уроки не сделанными, и всё рвутся они, бедняжки, останавливать «коня на скаку».
Восток – дело тонкое
Выходцы из стран Ближнего Востока по своей природе очень драматичны. Семьи у них обычно большие, и в больницу норовят придти все, включая самых дальних родственников. Так как в отдельных случаях в зависимости от состояния больного больше двух посетителей к нему не пускают, то свидание затягивается до бесконечности.
Если состояние больного изначально не тяжёлое, или он твёрдо идёт на поправку, визиты родственников часто напоминают спектакль, в котором с большим удовольствием принимает участие вся семья. Роли разыгрываются, как по нотам: больная стонет и требует внимания, а родственники скачут вокруг, и в результате все довольны.
Если, не дай Бог, дела идут плохо, то тут случается и биение себя в грудь, и выдирание волос, а также вопли и скрежет зубовный. То, что западному человеку кажется наигранным и неестественным, для обитателей Востока в самый раз. Именно так их с детства на примере учат проявлять искреннее горе, а то и родственники не поймут, и для себя никакого катарсиса.
На человека со стороны это обычно производит неизгладимое впечатление, поэтому мы стараемся вежливо, но твёрдо запихать всю горюющую семью в палату и не дать им выплеснуться в коридор на потеху публике. Потому что в запале орут они всякое, включая и «Убийцы!» и «Мы вам ещё покажем!».
С «покажем» у нас строго – если мы считаем, что это не пустые угрозы, то вызываем охранников, а то и полицию, но это в основном случается с местными уроженцами, особенно гангстерами. На моей памяти, к выходцам с Востока такие крутые меры ни разу не применялись. Надо отдать им должное – при всей кажущейся театральности они всё же соблюдают меру и не дают трагедии обратиться в фарс.
Представители восточных народностей обычно просят, чтобы за больной ухаживала медсестра, а не медбрат, из соображений стыдливости. С этим проблем не возникает, слава Богу, женщин в нашей профессии достаточно.
Заходишь в палату к больному, а там сидят жена, дети, внуки и следят за каждым твоим движением. Можно их, конечно, попросить выйти, что мы и делаем, если надо произвести с больным какую-то манипуляцию не для слабонервных. Но я лично стараюсь этим не злоупотреблять, потому что иначе в душе изгнанных родственников поселяется смутное подозрение: а что это они там с дедушкой делают за закрытыми дверями? Лучше родственников вовлекать в процесс. Это подержите, то подложите. И им хорошо, и мне помощь.
У некоторых восточных народов принято непосредственно после смерти всей семьёй оставаться с больным чуть ли не целые сутки. Мы такой роскоши себе позволить не можем, потому что надо тело тащить в морг, мыть палату и загружать в неё нового постояльца. Но часа два или три обычно даём посидеть для соблюдения пиетета.
Мы все стараемся хоть коряво, но всё-таки выучить несколько фраз на фарси. Я, например, могу с шиком сказать «Салам, Саида-ханум!».
Азия-с
По себе знаю, что европейцу поначалу все азиаты кажутся на одно лицо, а на самом деле они совершенно разные, и каких только народов, верований и традиций там не намешано. В Калифорнии очень мощно представлены филиппинцы – и среди больных и среди персонала. Все как на подбор маленькие, добродушные – ну, ей-богу, ни одного угрюмого филиппинца не знаю! – и работают, как лошади. Они очень добросовестные, всё делают, как тут у нас говорят «по учебнику». Бывает, что больной в остром психозе орёт, кусается, уже чуть ли не подмял под себя малютку-медсестру, и мы его вяжем всем отделом, а она всё лепечет, что это для его же пользы, чтобы он не причинил себе вреда. Положено больному всё объяснять – вот она и объясняет до последнего.
Для филиппинцев, да и вообще всех выходцев из Азии, большое значение имеет почтительное отношение к старикам. Таких пациентов мы почти никогда не называем по имени – только если они сами попросят – а в основном полным титулованием: мистер Аугустино, например. Часто старики совсем не говорят по-английски, и кто-нибудь из внуков старается с ними всё время быть, слава Богу, что семьи обычно большие. Они очень вежливые, стараются не затруднять нас просьбами и на каждом шагу благодарят.
Смертельная болезнь и сам летальный исход воспринимаются ими удивительно философски. Главное – успеть собраться всей семьёй, повидаться (хотя бы по Скайпу) и попрощаться, и обязательно дождаться прилёта родственников из Филиппин. И что изумляет – больные обычно держатся, ждут, и потом спокойно отходят в мир иной в окружении любящих родственников и зачастую с улыбкой на лице. Ну, просто удивительно солнечный народ!
Со своей стороны мы опять же стараемся выучить хоть что-то на языке Тагалог. Я горжусь насмерть затверженной фразой «Магандан умага», что означает «Доброе утро». А знаете, как запомнила? Утро, в дверь вваливаются чекисты и говорят: «Собирайся в Магадан – бумага на тебя пришла!».
Не знаю почему, но из России я приехала с твёрдым убеждением, что для азиатских женщин характерны покорность и кроткий нрав, но в Калифорнии меня быстро в этом разубедили. Вот уж точно практика — критерий познания... Оказалось, что при внешней хрупкой фарфоровости наши азиатские сёстры несут в себе миниатюрные ядерные реакторы, неутомимо вырабатывающие энергию, упрямство и стремление к цели во что бы то ни стало. И что особенно интересно — дети у них буквально ходят строем: никаких капризов, не плачут даже в младенческом возрасте и отлично учатся.
По моим наблюдениям, из всех азиатов особенной дисциплинированностью отличаются китайцы, поэтому из них получаются отличные больные. Сказано лежать и не вставать — будут лежать без всяких капризов. Впитанное ими с молоком матери уважение к старшим распространяется также и на старших по положению, и мы — медсёстры — неожиданно для самих себя оказываемся уважаемыми людьми. Наши просьбы исполняются с армейской точностью, к нашим советам прислушиваются. Просто невольно хочется выпятить грудь, подобрать живот и расправить плечи!
Семья для китайцев — огромная ценность. С дедушкой или бабушкой, которые обычно не говорят ни слова по-английски, всё время остаётся кто-то из молодёжи.
В наших палатах особенно не разгуляешься, но китайцы неприхотливы и не привередничают: сооружают себе окопчик на полу из одеял и подушек, обкладываются всякой электроникой и дежурят при своих стариках. А утром их сменяют свежие силы. И всё с улыбкой, никто не ворчит, что не выспались, что палата маленькая, пол жёсткий... не знаю, завещал ли это Конфуций, но похоже, что китайцы инстинктивно не тратят душевные силы на то, что нельзя изменить. И молодцы.
Корейцы в нашей практике встречаются реже, но, на мой взгляд, они являются истинными стоиками среди народов Азии: никаких эмоций на публике, будь то горе или радость, всё очень сдержанно.
Мексика
Наши непосредственные соседи с юга давно чувствуют себя в Калифорнии, как дома, да и вообще, если начать разбираться, неизбежно придёшь к бесплодной дискуссии о том, что было раньше, курица или яйцо: является ли моя новая родина исконно испанской, мексиканской или индейской территорией. Поэтому в эти политико-социальные дебри мы забираться не будем, а то я и от лица России могу предъявить территориальные требования, благо Форт Росс — вот он, родимый, до сих пор существует в часе езды от меня.
Мексиканцы обычно к врачам не ходят и не лечатся по той простой причине, что у них, как правило, нет медицинской страховки. Хотя есть и бесплатные клиники и такие, где медицинскую помощь можно получить за номинальную плату, но туда они не идут уже по причине того, что они изо всех сил стараются быть «мачо» до последнего. И очень жаль, потому что в целом эта нация подвержена гипертонии и диабету, которые можно было бы выявить при диспансерных обследованиях и контролировать на первых порах если не лекарствами, то хотя бы диетой. Но какой же уважающий себя мексиканец откажется от солёного и острого, заливаемого текилой и пивом? Нет таких.