Идеи плавки, переплавки и прочих металлургических терминов в приложении к формированию новой однородной национальной общности начали мелькать в американской литературе и публицистике с 1780 года, то есть вскоре после провозглашения независимости1. А вот знаменитый термин «плавильный котёл»2 был введён в жизнь евреем из семьи русских эмигрантов, которого звали Израэль Зангвилл.
...бедна та народность, которая трепещет за свою самостоятельность при всяком соприкосновении с другою народностью!
А.С. Пушкин. О народности в литературе.Чукча – это диагноз, грузин – призвание, еврей – должность, а русский – это судьба.
Анекдот
В 1908 году он поставил пьесу, которая так и называлась – «Плавильный котёл», сюжет которой ничтоже сумняшеся передрал с «Ромео и Джульетты». В пьесе дочь царского офицера русская девушка Вера и молодой еврейский композитор Давид пытаются начать жиэнь в Америке по новым правилам, и после многих перепетий, сопротивления семей, возникновения страшных тайн из прошлого и потоков скупых, горючих и светлых слёз под самый занавес им всё-таки удаётся слиться в поцелуе. Так что шекспировский сюжет мистер Зангвилл улучшил, приделав к нему традиционный американский хэппи-энд.
Пьеса получила горячее одобрение президента Тедди Рузвельта, присутствовавшего на одном из спектаклей, да и сама идея «плавильного котла» пришлась по душе молодой индустриальной нации, в которую всё время вливались волны новых эмигрантов. Правда, драматургического хэппи-энда в жизни как-то не случилось, хотя всех новоприбывших исправно «плавили». Постепенно где-то в середине 1970-х годов получила перевес другая теория, на этот раз кулинарного оттенка, названная «миской с салатом»3. Многочисленные ингредиенты добросовестно перемешаны и заправлены одним государственных соусом, но при желании их всех можно различить на вкус. Отличная метафора, потому что общеизвестно, что путь к сердцу (не только мужчин) лежит через желудок. В более гастрономически независимой Канаде эта же теория получила название «мозаики». А в официальной социологической литературе всё это именуется – язык сломаешь – «мультикультурализм» (культур-мультур, в общем). Вкратце всё вышеизложенное сводится к одному простому принципу: пусть все культуры и нации, населяющие Америку, берегут свои традиции и следуют им, если только это не расходится с законом. В условиях здравоохранения, которое я сейчас представляю, как Остап Бендер пожарную охрану, к нему добавляется ещё одно «но»: разрешено всё, что не вредит больному. Вот давайте и посмотрим, как эта «миска с салатом» подаётся больным в условиях одной отдельно взятой американской больницы.
Итак, среднестатистической американской медсестре сорок пять лет, она белая и не знает никакого языка, кроме родного английского4. Тем, кому посчастливилось жить в Калифорнии, в это как-то трудно поверить, потому что у нас здесь кого только нет, и так называемые «национальные меньшинства» представлены весомо и ярко. Но вот после Нового года у нас в отделе случилась большая нехватка кадров, и нам прислали много медсестёр-«путешественников» (я писала об этой разновидности в прошлом номере нашей газеты). Вот они-то как раз все как на подбор блондинки с голубыми глазами родом из «всесоюзной житницы» типа Айовы, которых потянуло в экзотическую Калифорнию ознакомиться с нашими либерально-демократическими нравами. Одна из медсестёр призналась, что здесь она впервые за свои двадцать восемь лет воочию увидела индийцев. Учитывая тот факт, что сама она родом из Индианы, её признание вызвало в нашем коллективе здоровый смех. Хотелось мне ей сказать, «а то есть еще земля, где все люди с пёсьими головами»5, но я уж не стала добивать коллегу.
Уважать национальную гордость, нравы и обычаи других стран медсестёр учат со школьной скамьи. У нас читался спецкурс по этому вопросу, и даже имелся учебник типа краткого курса молодого бойца, где были изложены традиции, верования и суеверия всех времён и народов от Лапландии до Тимбукту. Огромность темы, на которую замахнулись авторы в сочетании с предельно сжатой формой, привела к тому, что на лекциях по «национальному вопросу» у нас царило нездоровое оживление. Наш курс был очень разношёрстным в этническом отношении, и надо признать, что никого авторы учебника не подвели: всё время попадали пальцем в небо, и результаты их научных изысканий вызывали у нас радостный смех. Например, именно из этой книги я с изумлением узнала, что любимым национальным блюдом русских являются огурцы в сметане.
Тема этнического самоопределения в условиях многонационального общества сама по себе достаточно тонкая, чувствительная и даже болезненная, а уж в условиях здравоохранения – пардон за каламбур – тем более. Боюсь, что всё, что я скажу сегодня на эту животрепещущую тему, будет так или иначе иметь привкус тех самых огурцов в сметане... Пожалуйста, имейте в виду, что всё это мои личные наблюдения, а уж соответствуют ли они действительности или нет – решать вам.
Из курса литературы средней школы мы все помним, что был такой принцип народности и что по Гоголю он состоял не в описании курной избы или русского сарафана, но вот глубинное понимание темы от меня как раньше ускользало, так и теперь продолжает ускользать. Хотя трудно спорить с Пушкиным, что «климат, образ правления, вера дают каждому народу особенную физиономию... Есть образ мыслей и чувствований, есть тьма обычаев, поверий и привычек, принадлежащих исключительно какому-нибудь народу»6.
Процентное соотношение различных национальностей в сестринском деле: белые – 76,5%; азиаты – 6%; чернокожие – 8,5%; латиноамериканцы – 3,8%; коренное население Америки – 0,3%; предпочли не отвечать – 4%; другое – 0,8%
Ну конечно, есть у народа своя физиономия – я на неё каждое утро любуюсь в зеркале, и за грациозную уроженку Бурмы меня принять трудно даже при плохом освещении. А если подумать серьёзно – что именно составляет дух нации? Традиции и суеверия, типа через порог не здороваются, нельзя свистеть в помещении и так далее? Что русскому здорово, то немцу карачун? Щи да каша – пища наша? Не знаю... Наверное, я сторонник более глобально-гуманистического подхода, который может быть выражен в совершенно некорректной форме как «люди – они и в Африке люди». Тетёшкают младенцев, воспитывают трудных подростков, заботятся о стариках, по мере сил лечат больных, веселятся на свадьбах, горюют на похоронах.
Сегодня выражение и понятие «политическая корректность» плотно вошли в русский язык. А вот как насчёт cultural sensitivity? Краткий обзор литературы, который я предприняла экспресс-методом в Интернете, подтвердил мои худшие опасения: и эта неуклюжая калька пошла себе гулять по страницам официальной печати. Словосочетание «культурная чувствительность», на мой взгляд, никакого смысла не имеет, но раз уж оно вошло в язык, то надо его и мне как-то обозначить. Для себя я определяю его как понимание и уважение культурных особенностей разных этнографических групп и одновременное разрушение стереотипов вроде «все русские – пьяницы, а все американцы – тупые». Или ещё проще как благожелательное любопытство. Ну, интересны мне люди, и всё тут. Я вообще людовед и душелюб, как мифический Евг. Сазонов из «Литературки» – помните такого Козьму Пруткова эпохи застоя?
Русский дух
Начнём с себя, пожалуй. «Русский за границею легко может быть принят за уроженца страны, в которой он временно живет, потому что на улице, в трактире, на балу, в дилижансе о человеке заключают по его виду; но в отношениях гражданских, семейных, но в положениях жизни исключительных – другое дело: тут поневоле обнаружится всякая национальность и каждый поневоле явится сыном своей и пасынком чужой земли»7.
