— В настоящее время в медицинской среде много говорят о сокращении коечного фонда. И это не просто разговоры. Коечный фонд действительно сокращается! На этот счёт имеются различные точки зрения. Далеко не все врачи и учёные-медики согласны с подобными реформами здравоохранения…
— Это сложный вопрос. С одной стороны, определённое сокращение коечного фонда — это объективная реальность современной медицины, и в нашей стране и за рубежом.
С этим надо считаться. В нашем Офтальмологическом центре за последние годы коечный фонд тоже сократился: с 290 коек до 212 коек. Хотел бы привести цифры, иллюстрирующие продолжительность среднего койко-дня. В 2003 году пациенты у нас в среднем находились 7,5 дней, в 2008 году — 6,5 дней, в 2013 году — 5,4 дня, в 2014 году — 5 дней, в 2015 году — 4,4 дня.
Оперирует В.П. Николаенко
— Эти цифры говорят сами за себя.
— Как Вы видите, продолжительность среднего койко-дня постоянно сокращается, соответственно оборот койки повышается. Но я бы призвал к максимальной осторожности и осмотрительности в вопросах сокращения коечного фонда. Более того, могу сказать, что считал бы нецелесообразным дальнейшее сокращение коечного фонда Офтальмологического центра. Все койки у нас эффективно используются. Они не простаивают. Они нам нужны.
В течение года Офтальмологический центр оказывает медицинскую помощь 18 000 стационарным пациентам. Проводится около 80 000 амбулаторных консультаций. Среди стационарных пациентов 43% составляют лица старше 75 лет. Это не просто люди пенсионного возраста, а можно сказать, пенсионеры со стажем. В таком возрасте, к сожалению, люди часто сталкиваются с серьёзными проблемами со здоровьем. Поэтому для многопрофильного стационара содержание значительного коечного фонда вполне оправдано.
Могу привести также цифры, связанные с операциями по поводу катаракты. У 70% пациентов такие операции проводятся в условиях дневного стационара (или их срок пребывания в больнице составляет не более двух дней). 30% пациентов с катарактой остаётся у нас дольше — до четырёх-пяти дней. В специализированных офтальмологических клиниках доля пациентов, которым проводятся операции в условиях дневного стационара, обычно выше. Но нам необходимо учитывать специфику «своих» больных: их преклонный возраст и неблагоприятное общее состояние здоровья.
Кстати, за последние десять лет число операций по поводу катаракты, выполняемых хирургами нашего центра, утроилось. В настоящее время мы проводим ежегодно почти одиннадцать тысяч таких вмешательств. 98,1% из них производятся через малый разрез. Доля катарактальных пациентов составляет 60%, но они занимают только 37% коек.
— Вероятно, те журналисты и медицинские эксперты, которые утверждают, что все или почти все пациенты с катарактой могут быть прооперированы в условиях дневного стационара, не вполне понимают реальную ситуацию…
— Внедрение койко-замещающих технологий — это важная задача. Но она не может стать самоцелью. Кроме того, когда в прессе и в докладах экспертов говорят на эту тему, то, как правило, речь идёт о катарактальной хирургии. Следует подчеркнуть, что хирургия катаракты — самая массовая, но далеко не единственная разновидность офтальмохирургии, которой занимается наш Центр. Мы также уделяем внимание проблемам офтальмотравматологии, офтальмоонкологии, хирургии орбиты и слезоотводящих путей, пластической и реконструктивной хирургии глаза и его придаточного аппарата, хирургического лечения глазных осложнений сахарного диабета и тяжёлых форм глаукомы.
— Не могли бы Вы представить структуру Офтальмологического центра?
— У нас работают пять стационарных отделений. Первое отделение занимается хирургией глаукомы и катаракты. Второе отделение отвечает за витреоретинальную патологию, офтальмотравматологию и реконструктивную хирургию. Третье и четвёртое отделения почти всецело заняты хирургией катаракты. Пятое отделение принимает больных с офтальмоонкологией и катарактальных пациентов.
У нас также имеется консультативно-диагностическое отделение, отделение лазерной микрохирургии глаза и приёмное отделение.
— Вадим Петрович, хотелось бы узнать об основных вехах Вашей жизни, о Вашем пути в медицине.
— Я родился в 1966 году в литовском городе Каунасе в семье военнослужащего. Наша семья несколько раз переезжала, так же как и многие семьи военных. Поэтому пришлось сменить несколько школ. С 1981 года отец проходил службу в Ленинграде. Среднюю школу окончил с золотой медалью. Решил пойти по папиным стопам и тоже стать военным.
Кроме того, мне хотелось стать врачом. Решил поступать в Военно-медицинскую академию, связать свою жизнь с военной медициной. Кстати, в роду у нас медиков не было, я стал первым.
— А офтальмологией когда заинтересовались?
— Это произошло ещё в детстве. Я рос крепким, здоровым парнем. Со здоровьем проблем практически не было, с врачами почти не соприкасался. Но близорукость у меня присутствовала, очки носил уже со второго класса. И возник детский интерес. Хотелось понять, как устроен глаз, почему зрение ухудшается, как можно справиться с этой проблемой.
Потом в Военно-медицинской академии познакомился с работой кафедры офтальмологии, которую в то время возглавлял профессор В.В. Волков. На втором курсе стал участвовать в работе Военно-научного общества слушателей и курсантов. Куратором общества был Л.И. Балашевич, который тогда был старшим преподавателем кафедры.
Кстати, моё первое задание было скорее журналистским, а не научным. Мне поручили взять интервью у преподавателей кафедры офтальмологии, которые сами учились в Академии и были членами Военно-научного общества слушателей и курсантов… Мне нужно было собрать их воспоминания.
— Какие события, произошедшие во время учёбы, стали для Вас наиболее значимыми?
— Мне нравилось учиться. Я с гордостью носил военную форму… У нас в академии был настоящий «культ учёбы». Я не мог себе представить ситуацию, что можно «прогулять лекцию», не сделать какого-то задания. Конечно, это было связано и с воинской дисциплиной. «Прогул лекции», по сути, означал бы невыполнение приказа.
Но дело, конечно, не только в дисциплине. Мне нравилось учиться. И рядом со мной учились сокурсники, которые впоследствии многого достигли в жизни, проявили себя в науке. Мы вместе занимались в Военно-научном обществе слушателей и курсантов, стали добрыми приятелями и друзьями. Хотел бы упомянуть д.м.н., профессоров Э.В. Бойко, В.В. Бржеского, А.Н. Куликова, С.В. Чурашова, д.м.н. М.В. Гацу, к.м.н., доцента С.В. Сосновского.
Наверное, самым ярким событием за годы курсантской жизни было выступление на Большом Учёном совете академии в декабре 1988 года. Мне оказали честь доложить о результатах своих научных исследований перед членами Большого Учёного совета, в состав которого входило немало прославленных учёных, профессоров, полковников и генералов… Такая возможность была предоставлена слушателю впервые за всё время существования учебного заведения.
— О чём Вы говорили?
— Речь шла о функциональных исходах кератотомии. В то время, как известно, профессиональное офтальмологическое сообщество с большим интересом следило за научной дискуссией профессоров В.В. Волкова и С.Н. Фёдорова.
Вениамин Васильевич Волков обратил внимание на целый ряд негативных побочных эффектов кератотомии. И я тоже заинтересовался этой темой.
Впоследствии результаты этих научных исследований стали составной частью моей кандидатской диссертации «Сумеречное зрение, слепимость и контрастная чувствительность при некоторых способах коррекции миопии и афакии». Она была защищена в 1994 году. Научным руководителем был профессор В.В. Волков.
— Как сложилась Ваша жизнь после окончания академии, после получения лейтенантских погон?
— Я окончил академию в 1989 году и получил распределение в Западную группу войск, размещавшуюся на территории Германской
Демократической Республики (ГДР). Служил там до августа 1993 года. Начал службу в качестве командира медицинского взвода медицинской роты 33 мотострелкового полка.
Довелось пройти и полковое, и дивизионное звено. А завершилась служба в качестве старшего ординатора офтальмологического отделения Главного госпиталя Западной группы войск.
За время службы произошел целый ряд драматических событий: распался Советский Союз, прекратила своё существование ГДР, была расформирована Западная группа войск. После завершения службы в Германии в течение полутора лет я служил в гарнизонном госпитале в городе Кандалакша Мурманской области. В январе 1995 года уволился из рядов Вооружённых Сил в звании капитана.
Если говорить откровенно, то в те годы многих офицеров буквально вынуждали уходить из армии… Происходили бесконечные сокращения и реорганизации. Само существование военной медицины было поставлено под угрозу. Кое-кто из экспертов считал, что военные медики вообще не нужны… Мол, их вполне могут заменить гражданские специалисты. Поэтому офицеры, которые с огромной мотивацией учились в военных вузах, хотели всю свою жизнь связать с военной службой, были лишены этой возможности. Их ратный труд оказался Родине не нужен.
— В девяностые годы ситуация в армейской среде действительно была печальной. Хочется надеяться, что сейчас положение дел в армии принципиально другое. Во всяком случае, руководители Министерства обороны подчёркивают важность военной медицины. В последние годы существенно увеличился набор в Военно-медицинскую академию…
— Хотелось бы пожелать всем военным врачам, в том числе и офтальмологам, успешной службы! Я не хотел бы противопоставлять военную и гражданскую медицину. Но у людей в погонах есть своё предназначение. И военная медицина обязательно должна сохраняться и развиваться.
— Как сложилась Ваша жизнь «на гражданке»?
— Я вернулся в Ленинград из Кандалакши. В течение нескольких месяцев вёл приём в поликлинике Санкт-Петербургской Военно-морской базы. А потом меня пригласили на работу в Офтальмологическую больницу № 7, располагавшуюся на Литейном проспекте. Вскоре произошла реорганизация: стационарные отделения Офтальмологической больницы стали частью многопрофильной больницы № 2. Офтальмологическую больницу № 7 преобразовали в «Диагностический центр № 7» (глазной).
Идея реорганизации состояла в том, чтобы офтальмологический стационар стал составной частью многопрофильной больницы. И эта идея вполне разумна. Разумеется, специализированные офтальмологические стационары тоже нужны. Но в Санкт-Петербурге в то время существовала большая потребность в многопрофильной больнице. И такая клиника была создана.
Переезд офтальмологического стационара с Литейного проспекта в Учебный переулок (рядом с метро «Озерки») произошёл в 1996 году, практически сразу после открытия многопрофильной больницы.
С 2006 года по 2012 год я был заведующим первым отделением Офтальмологического центра. Это отделение специализируется на глаукоме и катаракте.
В 2012 году меня назначили заместителем главного врача по офтальмологии нашей больницы. Одновременно в качестве офтальмохирурга я продолжаю работу в своём отделении. В течение года выполняю порядка 1000—1200 операций: по поводу катаракты, глаукомы, патологии слезоотводящих путей, переломов глазницы.
В 2005 году защитил докторскую диссертацию «Использование политетрафторэтиленовых имплантатов в офтальмохирургии». Научным консультантом стал Юрий Сергеевич Астахов. Кстати, именно он заинтересовал меня этой научной темой.
Речь шла о том, чтобы разработать отечественный полимерный имплантат для профилактики и лечения анофтальмического синдрома, замещения дефектов орбитальных стенок, который бы по своим биологическим и физико-механическим свойствам не уступал лучшим зарубежным аналогам. И эта задача была решена. Имплантат был создан, запатентован и, самое главное, внедрён в производство. В настоящее время его производством занимается петербургское ЗАО НПК «Экофлон».
— Можно только порадоваться, что у Вашей диссертации была счастливая судьба. К сожалению, в нашей стране многие научные разработки не удаётся внедрить в жизнь.
— Наверное, здесь присутствовало и везение. Но, в первую очередь, это результат напряжённой работы. Меня всегда интересовали именно прикладные научные исследования. Поэтому вопросу внедрения результатов диссертации было уделено огромное внимание.
— Офтальмологическим центром руководит тандем двух профессоров. Юрий Сергеевич Астахов занимает пост директора Центра. Вы являетесь заместителем главного врача больницы по офтальмологии. Как складывается Ваше взаимодействие?
— С Ю.С. Астаховым я познакомился в 1994 году, когда он присутствовал на защите моей кандидатской диссертации в стенах Военно-медицинской академии. Но, разумеется, я и раньше знал о его деятельности. Уже более тридцати лет, с 1985 года, он является главным офтальмологом Комитета по здравоохранению Правительства Санкт-Петербурга.
Среди главных офтальмологов регионов России Юрий Сергеевич — один из самых опытных и авторитетных специалистов.
Для сотрудников нашего Центра, в том числе и для меня, он стал старшим другом, генератором идей, опытным наставником.
Профессор Астахов — человек с широким научным кругозором, большим опытом взаимодействия с лучшими зарубежными клиниками. Мы стремимся в нашем Центре воплощать в жизнь его идеи и планы.
С Юрием Сергеевичем мы стали соавторами книги «Орбитальные переломы. Руководство для врачей». Она вышла в свет в 2012 году. Это первое отечественное руководство для врачей, посвящённое данной теме. В 2014 году научный труд вышел в свет в переводе на английский язык в издательстве «Шпрингер».
— Знаю, что орбитальные переломы — это далеко не единственная сфера Ваших научных интересов.
— Меня всегда интересовали самые разные офтальмологические проблемы: хирургия катаракты, глаукомы, слёзных путей… В первую очередь, я — офтальмохирург. Поэтому научную работу рассматриваю как продолжение офтальмохирургии.
Также в последние годы в Цент-ре проводятся исследования влияния состояния глазной поверхности на точность расчёта интраокулярных линз, воздействия гипотен-зивных операций на оптическую систему глаза, по оценке состояния офтальмотонуса после витреоретинальных операций.
Для меня важно обобщить свой опыт офтальмохирурга, поделиться своими знаниями и навыками с молодыми специалистами.
— Какие задачи Вы ставите перед собой и перед коллективом Офтальмологического центра на ближайшие годы?
— Будем осваивать новые виды операций. В этом у меня нет никаких сомнений! Есть планы возродить прежние объемы кератопластики. В Санкт-Петербурге такие операции в силу целого ряда причин носят единичный характер. А потребность в них очень большая.
— В России существуют многочисленные бюрократические барьеры, мешающие использованию донорского материала.
— Конечно, мы не в силах изменить действующее законодательство. Но мы можем сформулировать свои экспертные заключения. Кроме того, необходимо максимально эффективно использовать имеющиеся возможности. Речь идёт о том, чтобы в результате наших усилий поставить операции кератопластики «на поток», проводить их регулярно. Редкие, единичные операции — не решают проблему!
Осваивая новые виды хирургических вмешательств, мы одновременно будем совершенствовать имеющиеся технологии. Мы и дальше будем помогать самым тяжёлым пациентам. Офтальмологические операции могут проводиться, даже если человек перенёс два-три инсульта или инфаркта, аорто-коронарное шунтирование и т.д.
Одним из важных направлений работы будет оставаться витреоретинальная хирургия, в том числе операции витрэктомии у больных сахарным диабетом. Конечно же, не останутся без внимания наши традиционные направления: хирургия глаукомы и катаракты. Здесь технологии тоже постоянно совершенствуются.
— А нужны ли людям, у которых такое тяжёлое, даже критическое, общее состояние здоровье и преклонный возраст, офтальмохирургические вмешательства?
— Если есть шанс, что человек станет видеть лучше, то этот шанс нужно использовать даже для девяностолетних или столетних пациентов! С возрастом и с ухудшением состояния здоровья у людей не пропадает жажда жизни, стремление к хорошему зрению. Борьба за сохранение зрения — это общая борьба врача и пациента. Можно привести много примеров, когда улучшение зрительных функций давало человеку прилив положительных эмоций, способствующий существенному улучшению общего состояния здоровья.
