Инклюзивное образование. В теории и на практике
В школе слепых и слабовидящих в настоящее время учится девяносто детей, подростков и молодых людей в возрасте от семи до двадцати лет. Кроме того, около трёхсот человек являются подопечными консультативного центра.
„Их возраст колеблется от нуля до двадцати лет, наши консультанты начинают работать с семьёй непосредственно после рождения ребёнка, у которого диагностирована слепота или слабовидение“, — поясняет руководитель консультативного центра Лиза Беллер (Lisa Beller).
Именно сотрудники консультативного центра вместе с родителями определяют, имеет ли смысл направить ребёнка в специализированный детский сад, а потом в специализированную школу, например, в школу слепых и слабовидящих в Хайлигенбронне. Или более оптимальным вариантом станут детский сад и школа по месту жительства.
„Обычно, если ребёнок, кроме слепоты и слабовидения, не имеет каких-либо ограничений по здоровью, то я рекомендую посещение детского сада и школы по месту жительства, — поясняет моя собеседница. — Если же имеются дополнительные проблемы, например, связанные с мобильностью, слухом, психическим состоянием и т.д., то специальная школа является лучшим вариантом. Она также больше подойдёт ранимым, застенчивым, особо чувствительным детям, которым требуется индивидуальный подход, составление особых учебных планов, интенсивная помощь со стороны педагога. Также в специальной школе учащимся обычно бывает проще наладить контакт в детском коллективе. Например, в Хайлигенбронне количество учащихся в классах не превышает восьми, в большинстве классов учится не более четырёх-пяти человек. У нас в школе царит домашняя, семейная, спокойная обстановка. В обычной немецкой школе может быть до 25 учащихся в классе. Стресс испытывают и учителя, и ученики, и родители“.
В некоторых случаях родители настаивают на обучении в специальной школе, хотя по объективным данным ребёнок вполне готов к инклюзии. Бывает и наоборот: консультант выступает за специальную школу, а родители — за массовую. В любом случае, последнее слово остаётся за родителями. В этом плане ситуация в Германии аналогична российской.
В каких случаях обучение в массовой школе слепых и слабовидящих детей оказывается успешным? „Мой многолетний опыт консультанта показывает, что наиболее успешно инклюзия проходит в небольших населённых пунктах, небольших сельских школах. Классы там маленькие, атмосфера такая же семейная, как и в нашей школе слепых. Но самое главное — другое. В сельской школе дети, как правило, знают друг друга с самого рождения. Они не просто соученики, но и добрые соседи. Они вместе играли во дворе дома или на ближайшем лугу, а теперь вместе сидят в классе и слушают учителя... Отношения между родителями также более тёплые и дружелюбные, чем в больших городах. В такой обстановке незрячему ребёнку учиться наиболее приятно и комфортно! В больших городах успешная инклюзия также возможна, но слепые дети острее, чем зрячие, ощущают общее разобщение людей. В большом классе им сложнее найти друзей“.
Лиза Беллер считает, что инклюзия имеет смысл только в том случае, если ребёнок с инвалидностью чувствует себя уверенно и спокойно в учебном классе со здоровыми детьми, успешно осваивает новый материал, активно участвует во внеклассных мероприятиях: „Я — за инклюзию, но я против инклюзии любой ценой, ради отчётов и красивых цифр в статистике... Если наши консультанты видят, что обучение в массовой школе не удаётся наладить, несмотря на все усилия, то мы рекомендуем и детям, и родителям перевод в специальную школу“.
По мнению консультанта, случаи сознательной дискриминации детей-инвалидов, в том числе инвалидов по зрению, в немецких школах — явление чрезвычайно редкое. В основном, успех или неудача инклюзии зависят не от чьей-то доброй или злой воли, а от объективных обстоятельств: особенностей самого учащихся, а также традиций, атмосферы той школы, которую он посещает.
Работа консультанта начинается с сочувствия
Как строится работа сотрудников консультационного центра? „Работа консультанта начинается с сочувствия, с сострадания, со способности выслушать. Это относится, в первую очередь, к родителям незрячих детей. Обычно родители воспринимают слепоту гораздо острее и драматичнее, чем их дети“, — уверенно отвечает Лиза Беллер.
Порой к ней обращаются родители новорожденных детей, которые в роддоме узнали о трагическом диагнозе, но не смогли его осознать, не получили должных разъяснений... „В этом нет никакого злого умысла. В медицинских учреждениях, в том числе и в родильных домах, оказывается именно медицинская, а не психологическая помощь. Если выявлена патология зрения, которую при современном уровне развития науки невозможно устранить, то врачи обычно просто сообщают об этом. У них нет времени и возможности вникать в переживания пациентов, вести долгие разговоры, непосредственно не связанные с лечебным процессом. А нашим консультантам родители могут просто „излить душу“, выговориться, поделиться своими волнениями, тревогами, страхами... На осознание самого факта слепоты обычно у родителей уходит несколько месяцев“.
Когда слепоту или слабовидение новорожденного родители начинают воспринимать как свершившийся факт, консультанты приступают к своей основной работе: раннему развитию ребёнка. Они посещают семью по мере необходимости, обычно два раза в месяц. Каждый визит консультанта продолжается около часа.
Много времени сотрудникам приходится проводить за рулём, разъезжая по городам и весям юго-западной части Германии. „Когда я посещаю семью, то интенсивно общаюсь и с родителями, и с детьми. Обычно прихожу не с пустыми руками: приношу малышам различные развивающие игры и пособия“, — делится опытом Лиза Беллер.
Родители слабовидящих детей обычно хотят чётко понять зрительные возможности своих отпрысков. Что видит ребёнок и чего не видит? На каком расстоянии? Какие искажения вносит болезнь в его зрительную картину мира? Может ли он сфокусировать взгляд на каком-то предмете? Или у него в глазах всё двоится и троится? Всё покрыто пеленой?
Консультанты не являются врачами-офтальмологами. У них педагогическое, а не медицинское образование. Но за долгие годы работы сотрудники Центра научились „расшифровывать“ любые диагнозы и объяснять медицинские термины понятными словами.
„Разумеется, мы не только обсуждаем с родителями врачебные заключения. Консультанты регулярно сами тестируют зрительные возможности слабовидящих детей, — рассказывает Лиза Беллер. — Их работа направлена на то, чтобы в максимальной мере использовать зрительные возможности ребёнка и при этом охранять, оберегать остаток зрения, не допускать зрительных перегрузок. При работе со слепыми детьми познание мира происходит без использования зрительного анализатора. Мы обращаем внимание на тренировку слуха, развитие мелкой моторики и т.д.“