— В настоящее время в интернете можно найти много некорректной, бульварной литературы, авторы которой заявляют, что существуют способы лечения любых заболеваний, надо только съесть какую-то травку или таблетку.
— Вы правы. Все это должно находиться под жесточайшим контролем наших профессиональных сообществ, ассоциаций и, естественно, врачей, работающих в районах. Какие средства есть в наших руках? Мы должны активно продвигать знания в массы, как это было в советской медицине. Санпросветработа, конечно, сдала свои позиции, зато теперь у офтальмолога появилась возможность выступить на кабельном телевидении, созвать школу глаукомного больного, школу больных сахарным диабетом с патологией органа зрения, то есть активно участвовать во всех этих направлениях посредством профессиональных бесед, ответов на вопросы в интернете. Конечно, это не есть повторение предыдущего опыта, это новый виток в развитии.
— Как Вы оцениваете свое хозяйство как главный офтальмолог ЦФО?
— Хозяйство очень сложное. В Московской области я работаю очень давно, 37 лет, знаю каждого офтальмолога, знаю, на что он способен. Мне чрезвычайно интересно работать с областными офтальмологами. Статус главного офтальмолога ЦФО дает возможность перенести положительный опыт подмосковной офтальмологии в другие регионы, перенять что-то хорошее у соседей. Содружество офтальмологов позволяет достичь более высокого профессионального уровня, видеть интересные решения каждого хирурга, его почерк. Обмен мнениями, опытом — важнейшая сторона профессиональной жизни офтальмолога. Помимо всего прочего, моя новая работа дает возможность знакомиться с интересными людьми, посещать места, которые я раньше и не мечтала увидеть.
— У Вас уже очевидно сложилось представление о том, какая область в плане оказания офтальмологической помощи находится на передовых позициях, какая, возможно, чуть-чуть отстает?
— Мне кажется, образование, профессиональный рост представляет собой верный индикатор уровня развития офтальмологической службы. Возьмем, к примеру, Рязань или Ярославль. Это — лидеры в офтальмологии. Офтальмологи, работающие в этих областях, постоянно знакомят нас с новыми интересными научными разработками, методиками. С другой стороны, есть области, которым пока трудно угнаться за лидерами. Причина — отсутствие кадров. Если в Московской области трудятся примерно 500 офтальмологов, и каждый стремится быть наравне или лучше своего соседа, то в регионе, где на всю область работает одно отделение, с кем офтальмологи могут соперничать, на кого им равняться? Мне кажется, что объединение специалистов-офтальмологов по округам с возможностью общаться на единой площадке должно способствовать их профессиональному росту. Серьезную помощь в этом отношении нам оказывают филиалы МНТК «Микрохирургия глаза», расположенные в ЦФО. В Тамбовской области офтальмологов в областной и муниципальной сети мало, но Тамбовский филиал полностью перекрывает хирургическую потребность области, имеет соответствующее оснащение. Аналогичная ситуация в Калужской области.
— Располагаете ли Вы статистическими данными о диагностической точности выявления глаукомы, ВМД и прочих видов тяжелой глазной патологии?
— Около 20 лет назад мне удалось создать «тезаурус» с банком данных, где представлены вопросы, позволяющие принять решение по развитию того или иного направления. Другими словами, это — количественные и качественные характеристики работы стационара, поликлиники, кадровое обеспечение. Речь здесь идет не только об обороте койки или продолжительности койко-дня, но о профиле больных, сколько операций по этому профилю было сделано, что происходило по разным нозологическим формам, которые не входят в традиционные отчетные схемы. Начало этой работе было положено Юлией Михайловной Корецкой. У нее были разработаны формы отчета по глаукоме, и каждый офтальмолог в поликлинике, в отделении отчитывался по этой форме перед вышестоящими инстанциями, а межрайонные базы передавали эти отчеты в наш институт. Такая схема позволяет нам без ложной скромности говорить о том, что мы располагаем фактически регистром больных глаукомой. Аналогичные данные мы имеем по больным сахарным диабетом с офтальмопатологией, у нас есть сведения о количестве близоруких детишек по возрастам, по степени поражения. Мы располагаем информацией о больных катарактой по стадиям. Разработанная схема отчета помогает нам определить ситуацию с офтальмологическими заболеваниями на конкретной территории и спланировать наши действия. Предположим, мы выяснили, что у нас очень много больных глаукомой, при этом количество хирургических вмешательств заметно снижается. Мы стали задумываться, почему это происходит. Подобные вопросы мы ежегодно обсуждаем на совещаниях главных специалистов-офтальмологов с участием районных врачей, заведующих отделениями, на которых принимаются соответствующие решения. Такие встречи, обмен мнениями позволяют нам найти ответы на многие вопросы.
— Вы делитесь своим опытом?
— Да, два года назад я показала свою схему главным офтальмологам ЦФО, разъяснила ее преимущества, но пока официального распоряжения на этот счет нет, хотя многим докторам такой подход показался интересным. Во время нашей ближайшей встречи с главными офтальмологами регионов мы вновь вернемся к этой теме.
— Обсуждали ли Вы этот вопрос с главным специалистом офтальмологом МЗ РФ, профессором В.В. Нероевым?
— Да, конечно. То, что нам удалось несколько видоизменить схему отчета для России, является, возможно, результатом нашей работы. Мы контролируем ретинопатию, следим за развитием роговичной патологии, воспалительных заболеваний. Для принятия взвешенного решения по оптимизации службы необходима реальная статистика, и мы считаем, что надо поддерживать это направление по совершенствованию отчетных форм.
— Вы упомянули заболевания роговицы — есть сдвиги в направлении создания глазных банков?
— Для нас этот вопрос не столь актуален, так как у нас великолепные соседи — федеральные учреждения Москвы, где методики по лечению заболеваний роговицы широко и активно представлены. Они берут на себя эту патологию, и нам нет необходимости дублировать.
— Не могли бы сказать, как обстоит дело с лекарственным обеспечением в Московской области и ЦФО?
— Пока не могу сказать определенно по ЦФО, но по МО бесплатные лекарства доходят до пациента в ограниченном объеме. Мы с большим трудом можем соревноваться с онкологией, туберкулезом, эндокринной патологией. Тем не менее льготные категории существуют, пациенты более или менее обеспечены. Мы прикладываем максимум усилий к тому, чтобы список препаратов включал новые эффективные лекарства, включая такие дорогостоящие, как люцентис, озурдекс. К сожалению, есть задержки на старых схемах лечения, например, тауфон выписывается в огромных объемах. Возможно, он кому-то и нравится, но уже утеряна его актуальность в лечении ряда заболеваний. Конечно, мы выявляем проблемы такого плана, обсуждаем их, повышаем профессионализм чиновников, от которых зависят закупки. Беседы в районах области должны проводиться не только с пациентами или врачами, но и работниками административного аппарата территорий. Мы часто приглашаем представителей администрации на наши конференции. Видя, что мы делаем и как работаем, они охотно нам помогают.
— Алла Алексеевна, хотелось бы знать Ваше мнение по поводу процесса регистрации лекарственных препаратов в РФ. Не слишком ли он затянут?
— Я бы так не сказала. У нас ранее работал фармкомитет, мы принимали непосредственное участие в процессе регистрации новых препаратов. Сейчас эти вопросы решает агентство. Как способствовать регистрации препарата, который не имеет всего пакета данных по его эффективности? Каждый препарат, прежде чем быть рекомендованным к практическому применению, должен пройти полную клиническую проверку и получить разрешение МЗ РФ. К сожалению, нам приходится использовать много препаратов, которые недостаточно эффективны, но которые хотят продать.
— Но почему препараты, которые успешно применяются в Европе, порой с большим трудом пробивают себе дорогу на российский рынок?
— Здесь, как мне кажется, степень влияния на процесс внедрения со стороны организаторов здравоохранения довольно высока. Но, с другой стороны, эта проблема имеет ряд вопросов из-за особенностей места проживания наших пациентов. Представьте, какая флора в Европе? И какая флора в нашей, например, болотистой Мещере? Препарат, который хорошо работает там, может просто не работать в наших условиях. Здесь необходимо учитывать особенность региона. Или вопросы хранения и доставки лекарственных препаратов. Одно дело — налаженная европейская система хранения лекарственных препаратов, другое — наша дальняя северная точка, где требуется соответствующие морозным условиям средства доставки препаратов.
Не всякий препарат можно слепо применять у нас, каждое средство должно быть проверено нашими специалистами на эффективность и скорректированы все риски изменения свойств фармпрепаратов.
— Тем не менее часто на конференциях звучат сетования докторов по поводу того или иного препарата: «Когда же, наконец, его зарегистрируют?»
— Я считаю, что это не совсем компетенция главного специалиста, это вопрос к Минздраву. Я помню, как Аркадий Павлович Нестеров или Евгений Алексеевич Егоров собирали нас на фармкомитет, и специалисты, представляющие различные медицинские учреждения, могли обменяться мнением об эффективности действия лекарств. Условия использования, малейшее нарушение технологии изготовления и применения могли сказаться на их эффективности. Я помню судьбу софрадекса — работал, потом вдруг перестал. Оказывается, его неправильно хранили.
— На какую зарплату может рассчитывать молодой специалист при поступлении на работу в муниципальное учреждение?
— Точные цифры я назвать не готова, но зарплаты небольшие. Ситуация грустная, но повлиять на нее — не совсем в моей компетенции, хотя существует и активно используется система дополнительных выплат сотрудникам в виде надбавок к зарплате, грантов, оплаты научных исследований и пр.