Путь в офтальмологии
— Когда Вы заинтересовались офтальмологией? Каким был Ваш путь в этой профессии?
— В студенческие годы меня особенно интересовали две области медицины: кардиология и офтальмология. Обе эти специальности связаны с хирургией. В будущем мне хотелось работать и во врачебном кабинете, и в операционной.
Меня привлекала личность и деятельность академика Н.М. Амосова (1913—2002). Во времена моей юности этот кардиохирург был кумиром многих студентов-медиков. И я не стал исключением! Делать уникальные операции на сердце — это была юношеская мечта.
Офтальмология меня тоже очень привлекала. Вспоминаю случай, который произошёл на пятом курсе. У нас тогда преподавался курс офтальмологии. И студентам представилась возможность побывать в операционной. Я присутствовал на операции по интракапсулярной экстракции катаракты. В то время оперировали только зрелую катаракту. Это значит, что многие пациенты приходили на операцию практически слепыми.
А после операции им возвращалось зрение. В те годы в СССР не производилась пересадка искусственного хрусталика, хотя в мире такие операции делались. У нас пациенты после интрокапсулярной экстракции катаракты были вынуждены носить очки с десятью-двенадцатью диоптриями. Но всё равно люди были счастливы. Операция возвращала им зрение, катаракта была побеждена.
— Чем Вам запомнилась операция интракапсулярной экстракции катаракты, на которой Вы присутствовали?
— Запомнилась не столько сама операция. Она была рутинной. Сильное впечатление произвёл послеоперационный осмотр пациента на следующий день. Я на нём тоже присутствовал. Мужчина радостным, ликующим голосом произнёс: «Я вас вижу! Я вас всех вижу!!!» Его радость от обретения зрения передалась всем остальным.
И тогда я решил стать офтальмологом. Эта профессия связана с огромной эмоциональной отдачей. А для меня было важно, чтобы работа дарила сильные эмоции. Момент прозрения — это всегда маленькое чудо для человека. И не только прозрения. Любое, даже самое небольшое, улучшение зрительных функций дарит и пациенту, и врачу огромный эмоциональный заряд.
Я заинтересовался офтальмологией. Стал посещать научный кружок при профильной кафедре нашего вуза. Интересовался деятельностью выдающихся отечественных и зарубежных офтальмологов. Особенно в студенческие годы меня привлекали научные работы академика М.М. Краснова. В те годы в офтальмологии Краснов был такой же звездой, примером для подражания, как Амосов в хирургии.
— Как складывалась Ваша жизнь после окончания института?
— В советское время существовала система распределения. То есть после окончания института необходимо было работать или продолжать учиться там, куда пошлёт государство. Меня распределили в интернатуру Первого Ленинградского медицинского института им. акад. И.П. Павлова по специальности «общая хирургия». Эта интернатура размещалась на базе Псковской областной больницы. И я из родного Владикавказа отправился в Псков, один из древнейших и красивейших русских городов.
— У Вас не было желания ос-таться в родном Владикавказе, в Северной Осетии?
— Объективно говоря, это было довольно сложно. Северная Осетия — республика маленькая. Медицинский вуз во Владикавказе работает давно, имеет хорошую репутацию. Северная Осетия перенасыщена медицинскими кадрами. Поэтому многих выпускников посылали в другие регионы России и бывшего Советского Союза. При желании, конечно, можно было «зацепиться» и дома, например, попытаться остаться работать в родном вузе. Но меня не пугали дальние странствия. Поэтому в Псков поехал с удовольствием.
— Как проходила интернатура?
— Меня направили на интернатуру по общей хирургии. Но когда я приехал в Псков, то появилась возможность пройти конкурс и поступить в интернатуру по офтальмологии. Этой возможностью я и воспользовался.
Год интернатуры стал временем интенсивной учёбы и работы. Начал ассистировать во время операций по поводу глаукомы, катаракты, травм глаза. К концу интернатуры многие операции умел выполнять самостоятельно. С хорошим результатом.
В то время все субъективные и объективные исследования врач проводил самостоятельно, без помощи медсестёр и оптометристов. Это тоже был интересный опыт.
— Почему после окончания интернатуры Вы не остались в Пскове, а поехали в крошечный городок Гдов, один из самых маленьких городов России? Там население составляет меньше четырёх тысяч жителей.
— В Гдове действительно живёт меньше четырех тысяч, и ещё несколько тысяч — в Гдовском районе. Как меня занесло в Гдов? По воле случая. Как я уже говорил, в Советском Союзе существовала система распределения. Это касалась и окончания института, и окончания интернатуры. Интерны не могли сами определять будущее место работа. Их «распределяло» начальство.
— Вас распределили в Гдов?
— Не совсем так. Изначально меня распределили в Псков, то есть оставили работать в Псковской областной больнице. Но один из интернов, которому выпал жребий ехать в Гдов, просто взмолился «поменяться» с ним. По каким-то личным обстоятельствам ему было жизненно важно остаться в Пскове. А меня Гдов совсем не пугал. Маленький дачный городок на берегу Чудского озера. Прекрасная природа. Отличная экология!
— Пять лет Вы провели в Гдове. Что это было за время?
— Я был единственным врачом-офтальмологом и единственным офтальмохирургом в Гдовской районной больнице и вообще в Гдовском районе. Приняли меня в Гдове отлично, предоставили благоустроенное служебное жильё. За эти пять лет я познакомился, наверное, со всеми жителями Гдова и Гдовского района. Со многими сложились добрые, тёплые отношения.
Во время работы в Гдове произошло событие, о котором я не могу не упомянуть. В 1982 году я познакомился с пациентом, которому в Москве, в институте С.Н. Фёдорова, был установлен искусственный хрусталик. Несмотря на отрицательный результат операции (пациент ослеп из-за дистрофии роговицы), подобные оперативные вмешательства очень меня заинтересовали.
Я воспринимал их как новый этап в развитии офтальмологии.
Что такое искусственный хрусталик? Если говорить простым языком, то его можно сравнить с микроскопическими очками, «спрятанными» внутри глаза. Опыт С.Н. Фёдорова, деятельность его института (предшественника МНТК), очень меня заинтересовали. Возникло желание познакомиться с этими технологиями поближе.
К счастью, скоро такая возможность представилась. В Псков приехала выездная бригада из фёдоровского института. Их операционная размещалась прямо в автобусе. Псковские коллеги, занимавшиеся приёмом московских медиков
и организацией их работы, предложили мне ассистировать на операциях. Пациентам устанавливались различные модели хрусталиков, разработанные С.Н. Фёдоровым.
— Как сложилась Ваша жизнь после пяти лет в Гдове?
— В 1985 году из Псковского областного отдела здравоохранения мне поступило заманчивое предложение: вернуться в Псковскую областную больницу, где я проходил интернатуру. Мне, 34-летнему врачу, предлагали стать заведующим офтальмологическим отделением, главным внештатным офтальмологом Псковской области.
— Почему Вы отказались?
— Я не отказался. Мне удалось убедить руководство отложить это назначение и дать мне возможность поучиться в клинической ординатуре. Мне хотелось развиваться, осваивать новые технологии в офтальмологии. Было достигнуто «джентльменское соглашение». Псковский областной отдел здравоохранения даёт мне направление в клиническую ординатуру Ленинградского санитарно-гигиенического института им. И.И. Мечникова.
А я после окончания учёбы — с новыми знаниями и новым опытом — возвращаюсь в Псков, чтобы возглавить офтальмологическое отделение больницы.
— В то время кафедру офтальмологии Санитарно-гигиенического института возглавлял д.м.н., профессор А.Н. Добромыслов (1919—2004), один из ярких представителей ленинградской офтальмологической школы.
— Я рад, что учился в клинической ординатуре под его руководством. С Аполлоном Николаевичем у нас сложились добрые, уважительные отношения. К клиническим ординаторам профессор Добромыслов относился с большим вниманием и отеческой заботой. Со своей стороны, я всегда тщательно готовился к каждому экзамену, к каждой беседе с профессором. Кстати, именно одна из встреч с заведующим кафедрой круто изменила мою жизнь.
— Что же произошло?
— Однажды, совершенно неожиданно для меня Аполлон Николаевич заявляет: «Тамерлан, я хотел оставить Вас в Ленинграде, у себя на кафедре. Больше года занимался этим вопросом. Но мне не удалось раздобыть для Вас прописку…»
— В то время, чтобы получить работу в Москве, Ленинграде, да и вообще любом городе, требовалась соответствующая прописка, то есть разрешение на проживание. Это разрешение давали региональные власти.
— Ваше объяснение верно. Но с одним уточнением. В то время «прописка» означала не просто разрешение на проживание.
Её не надо путать с нынешней «регистрацией»! Главным «бонусом» было то, что человек, получивший прописку, автоматически приобретал право на бесплатное государственное жильё в этом городе. Сейчас ничего подобного в России нет.
Московская прописка означала право на жильё в Москве, ленинградская — право на квартиру в Северной столице. Именно поэтому прописка была так ценна. И её было так трудно получить.
— Научным, медицинским и любым другим учреждениям было трудно принять на работу необходимых специалистов, так как требовалось «раздобыть прописку» для нужного человека. Именно этим и попытался заняться профессор А.Н. Добромыслов.
— Это было очень любезно с его стороны. Но у меня тогда не было планов оставаться в Ленинграде. После окончания клинической ординатуры меня ждала работа в Пскове… Аполлон Николаевич предложил мне другой вариант. Он рассказал, что рекомендовал меня в качестве сотрудника вновь создаваемого Ленинградского филиала МНТК. Эта структура действовала на основании особой законодательной базы, специального Постановления Совета министров СССР. Став сотрудником МНТК, можно было автоматически рассчитывать на прописку.
— Получается, что сотрудником МНТК Вы стали с лёгкой руки профессора Добромыслова.
— Именно так всё и получилось. Он позвонил директору Ленинградского филиала, д.м.н., профессору А.И. Горбаню и рекомендовал ему присмотреться ко мне. В свою очередь я получил домашний телефон Анатолия Ивановича и настоятельную рекомендацию воспользоваться этим шансом.
— Почему Вы передумали возвращаться в Псков и решили попробовать себя в качестве сотрудника МНТК?
— Здесь сошлось сразу несколько причин. Во-первых, меня и раньше интересовала деятельность С.Н. Фёдорова. Я следил за развитием МНТК. Во-вторых, я с глубоким уважением относился к А.Н. Добромыслову и воспринял его рекомендацию очень серьёзно. В-третьих, у меня сложилось впечатления, что в МНТК я смогу учиться и развиваться как врач, как хирург. Это очень важный момент!
Врач должен учиться и совершенствоваться всю жизнь. В МНТК мои ожидания полностью оправдались. Я не просто нашёл новую работу. Это работа, ставшая призванием.
— Рекомендация А.Н. Добромыслова автоматически означала Ваш приём на работу?
— Нет, конечно! Профессор А.И. Горбань был человеком очень дотошным. Он никогда не брал на работу людей, которых лично не знал. Рекомендация А.Н. Добромыслова означала всего лишь шанс войти в число соискателей. Сначала А.И. Горбань попросил своего заместителя, профессора В.Г. Шиляева, присутствовать на операции и проверить мои мануальные способности.
Виталий Гаврилович специально приехал в операционный зал Санитарно-гигиенического института, где я оперировал по поводу глаукомы. После положительного отзыва меня пригласили на собеседование к директору. Это было не просто собеседование, а подобие экзамена. На столе у А.И. Горбаня были разложены экзаменационные билеты. Надо было тянуть билеты и отвечать без предварительной подготовки.
