…Пришло время мне поступать в 1-й класс, и мы возвратились в Москву в наш старый дом с огромной трещиной от взрыва бомбы.
Бабушка пыталась вернуть отца с Дальнего Востока в Москву, обращалась к начальнику Военно-медицинской академии академику Л.А. Орбели (они были знакомы с давних пор), но даже он не смог помочь. Тогда тетя предложила написать письмо Сталину.
Я взял листок бумаги, карандаш и начал: «Дорогой товарищ Сталин…», описал, как трудно без папы, и просил, если можно, вернуть его домой. Написали и забыли. Прошло не больше месяца — звонок в дверь, открываем и, буквально как в сказке, на пороге стоит папа в плащ-палатке в погонах майора и с ним ординарец с автоматом. Из армии его не демобилизовали, но с учетом того, что он окончил ординатуру в Институте Курортологии, направили работать в военный санаторий в Архангельском, под Москвой. Папа жил там, и мы часто нему приезжали, катались на стареньком велосипеде, ловили рыбу в Москве-реке. Отец консультировал известных людей: графа А.А. Игнатьева (русский и советский военный деятель, автор книги «50 лет в строю» — прим. ред.), маршала артиллерии М.В. Захарова. Они, видные военачальники, были больными людьми. Огромный груз ответственности, ранения, постоянные недосыпания делали свое дело. Матвей Васильевич Захаров однажды сказал отцу: «Александр Аркадьевич, я бы отдал все свои награды, звания и должности, лишь бы только вновь стать молодым лейтенантом». Помню народного артиста СССР А.А. Остужева, актера Малого театра, у него была стенокардия. Сейчас бы ему сделали шунтирование, а тогда отец лечил его как мог. Он бывал у нас дома.
С удовольствием вспоминаю это время, да и с возвращением отца жить стало гораздо легче. Затем его повысили в звании и перевели в штаб Московского округа ПВО главным терапевтом. Но случился инфаркт, и отец вышел на пенсию. Сказалось военное лихолетье.
…Учился я хорошо, экзамены сдавал на пятерки. Первые четыре года мы ходили в школу, бывшую когда-то гимназией. Там учились дети А.И. Микояна (советский партийный и государственный деятель, соратник Ленина, Сталина, Хрущева, Брежнева — прим. ред.), других крупных деятелей. У нас были уроки танцев. Мы разучивали па-де-катр, другие бальные танцы. После четвертого класса меня перевели в 36-ю школу, которая находилась на территории Зачатьевского монастыря. Не забуду нашего классного руководителя, учителя русского языка и литературы Владимира Николаевича Парфенова, блестящего педагога, он преподавал еще на женских курсах. Он умер, когда мы оканчивали 10-й класс. Знания, которые он вложил в наши головы, очень помогали нам в жизни.
Сдав экзамены на все пятерки, я поступил на лечебный факультет Первого московского медицинского института, хотя я «бредил» строительством каналов, но в Военно-строительную академию со школьной скамьи не брали. Так я стал студентом 1-го Меда и ничуть об этом не жалею.
— О будущей специальности еще не думали?

Студент 1-го ММИ им И.М. Сеченова с родителями: матерью Елизаветой Леоновной Гукасовой и отцом Александром Аркадьевичем Каспаровым
— Первые годы учебы все свое свободное время я посвящал занятиям классической борьбой и стрельбе из пистолета в секции ДОСААФ. Ездил на сборы, побеждал на соревнованиях. Когда пришло время выбирать специальность, сначала я выбрал урологию по совету моего дяди, заведующего кафедрой урологии в Ленинграде. Однако мне не понравилось, и я перешел на кафедру офтальмологии, где постигал азы профессии с 4-го курса до окончания учебы. Занятия у нас вел академик Виталий Николаевич Архангельский. Во время войны он преподавал в филиале Военно-медицинской академии в Куйбышеве, после окончания войны заведовал кафедрой в Киевском медицинском институте, а затем приехал в Москву. Под его руководством я подготовил экспериментальную работу о влиянии фосфоорганических веществ на сетчатку. Кроме того, моя работа по лечению глаукомы заняла первое место в институтском конкурсе рефератов. После этого я вошел в число двадцати выпускников, которых брали в ординатуру. Мы спокойно ждали, пока нас зачислят. Но судьба распорядилась по-своему. Нам предложили сдавать экзамен, ехать по распределению, а через два года, зачислили бы сразу в аспирантуру.
Я подготовил статью по раннему выявлению глаукомы и показал ее Архангельскому. Виталий Николаевич меня похвалил и пообещал включить материал в ближайший номер «Вестника офтальмологии».
По распределению я уехал в Тулу. Начальник отдела кадров облздравотдела А.Н. Ростовцев, офтальмолог по специальности, принял меня очень хорошо. Квартиру я нашел себе в «частном секторе»: комната в подвале, удобства во дворе, вода в колонке за 100 метров, но рядом — прекрасный парк, посаженный еще до революции доктором Белоусовым. В Туле я вырос как врач-офтальмолог, начал самостоятельно делать операции. Было много случаев попадания металлической стружки в глаза — техника безопасности была не на уровне. Работал в поликлинике, денег не хватало, но мне повезло: я устроился на полставки в железнодорожную больницу.
— Аркадий Александрович, в 1965 году Вы защитили кандидатскую диссертацию на тему «Значение активной профилактической работы по борьбе с глаукомой в Тульской области». Расскажите об этом подробнее.
— Член-корр. В.Н. Архангельский, на тот момент уже главный офтальмолог Минздрава СССР, поручил мне заняться глаукомой, что я и делал в поликлинике и в железнодорожной больнице. Каждому выявленному больному радовался, как успешно сделанной операции. Люди порой даже и не подозревали, что у них глаукома. По совету старшего товарища, доктора Мясникова, я подготовил статью по раннему выявлению глаукомы и показал ее Архангельскому. Виталий Николаевич меня похвалил и пообещал включить материал в ближайший номер «Вестника офтальмологии». После выхода статьи он посоветовал мне проделать ту же работу, но уже в масштабе всей области. Результаты исследований могли бы послужить базой для кандидатской диссертации. Начальник облздравотдела подписал бумагу об оказании мне всяческого содействия, по которой я мог пользоваться даже санитарной авиацией. Я ездил по поликлиникам, районным больницам, в меру своего опыта объяснял докторам, как надо обследовать больных на предмет выявления глаукомы, а они посылали мне результаты обследований. Кроме глаукомы, мне пришлось столкнуться со случаями новообразований, герпетических кератитов и иридоциклитов, различных воспалений, изменений на глазном дне. Я не должен был этим заниматься, но приходилось. В результате я разбирался в этих вопросах куда лучше, чем ординаторы, проучившиеся год в Москве. Количество больных глаукомой в области резко увеличилось за счет выявления ранних стадий заболевания…Помню одну старушку, которая мне говорила: «Я вижу такие красивые круги перед глазами, радужные!» Несмотря на мои настоятельные рекомендации прооперироваться, она отказалась, в результате через два года потеряла зрение...
…Постепенно результаты моей работы стали обретать очертания кандидатской диссертации. В 1965 году я окончил аспирантуру и защитил кандидатскую «Значение активной профилактической работы по борьбе с глаукомой в Тульской области». Поскольку в Тульской области отсутствовал медицинский институт, стали регулярными выезды старших сотрудников кафедры глазных болезней 1-й ММИ им.
И.М. Сеченова в порядке шефской помощи с чтением лекций, докладов и проведения операций. Заметно возросло количество диспансеризаций больных глаукомой.
Однако вскоре задумался, что делать дальше? Мой приятель, туляк Альберт Константинов, посоветовал мне заняться интерфероном. В Институте полиомиелита и вирусных энцефалитов познакомился с ведущими профессорами М.П. Чумаковым, Н.А. Зейтленком, Л.М. Вильнером. Тема интерферона активно развивалась в Европе, Америке; печатались многочисленные научные статьи. Мне посчастливилось работать с крупнейшими вирусологами страны, в результате мы предложили ряд индукторов интерферона, лучшим из которых был «Полудан», внедренный нами в клиническую практику. С.Э. Аветисов, ныне академик РАН, будучи студентом научного кружка, принял участие в завершении экспериментальной работы по применению «Полудана» при стромальном герпетическом кератите у кроликов и был включен в соавторы статьи по клиническому применению «Полудана», опубликованной в журнале «Антибиотики». Дело пошло, нашими разработками заинтересовались офтальмологи для лечения вирусных заболеваний глаз, дерматологи, вирусологи в Институте вирусологии во главе с профессором В.М. Ждановым. Прекрасные отзывы о нашей работе дала академик АМН СССР Зинаида Виссарионовна Ермольева, создатель пенициллина в Советском Союзе.
Профессор Томас Мериган из США (T. Merigan — ведущий специалист по инфекционным заболеваниям, основатель центра по изучению СПИДа в Стенфорде — один из 200 наиболее цитируемых ученых в области клинической медицины в течение последних 20 лет) неоднократно принимал участие в научных сессиях по экспериментальному и клиническому испытанию различных интерфероногенов, проводившихся в Институте Полиемилита и Вирусного энцефалита. По окончанию этих работ Т. Мериган сказал: «Вы опережаете нас по клиническому применению индукторов интереферона на 2-3 года».
Очень хорошо помню страдающих от невыносимой боли пациентов с офтальмогерпесом. Мало было вылечить этих больных, надо было сделать так, чтобы заболевание не повторялось. В результате была разработана и внедрена в производство в Москве противогерпетическая вакцина (последняя композиция — вакцина Витагерпавак — была создана профессором И.Ф. Баринским). Эффективная методика применения противогерпетической вакцины с диагностической и лечебной целями в офтальмологии была разработана нами в начале 70-х и доступна больным в настоящее время.
Однажды я выступал с докладом о лечении офтальмогерпеса, Краснов внимательно слушал, а затем изрек: «Смотрите, как докладывает. Будто только он один успешно лечит глубокий герпес роговицы».
— Не было ли со стороны руководства Минздрава ограничений на сотрудничество с зарубежными коллегами, чтобы они не воспользовались нашими разработками?

Первый учитель в офтальмологии — член-корр. АМН СССР В.Н. Архангельский
— Нет, ничего такого не было, мы были открыты для общения, тем более этим направлением занимались ученые первой величины: Чумаков, Соловьев, Ермольева, Бектемиров, Жданов, Фадеева.
С другой стороны, без участия американских и европейских коллег мы бы не смогли достичь желаемых результатов.
Как бы то ни было, мы получили вакцину, и ее применение дало отличные клинические результаты. Разработанный нами индуктор эндогенного интерферона мы назвали «Полудан».
Каждую неделю В.Н. Архангельский делал обходы больных с герпесом, и мы ему докладывали о результатах лечения с использованием нового препарата «Полудан». Как сейчас помню, он мнет в руках спиртовой шарик, смотрит на меня очень внимательно, потом взял меня за локоть, отвел в сторонку и говорит: «У меня ничего нет, кроме 80 коек, в клинике, но ты докторскую делай!» Так он благословил меня на работу над докторской диссертацией, которая называлась «Клинические особенности, диагностика, этиотропное и патогенетическое лечение герпетической болезни глаз».
— Кто был Вашим научным руководителем?
— Моим консультантом был В.Н. Архангельский, несмотря на то, что он был болен. Вскоре я познакомился с Михаилом Михайловичем Красновым, молодым, блестящим офтальмологом, великолепным ученым. Однажды я выступал с докладом о лечении офтальмогерпеса, он внимательно слушал, а затем изрек: «Смотрите, как докладывает. Будто только он один успешно лечит глубокий герпес роговицы».
И на самом деле глубокий герпес лечил я один. Когда его назначили заведующим кафедрой, я просил его стать вторым научным консультантом по офтальмологической части, а по вирусологической — консультантом был профессор Зейтленок. Краснов во многом способствовал внедрению в нашу работу микрохирургических методик лечения.
— Как Вы попали на работу во ВНИИ глазных болезней, которым руководил М.М. Краснов?
— В 1974 году я защитил докторскую диссертацию, и позже, не без участия М.М. Краснова, наша работа была удостоена премии Совета Министров СССР.

А.А. Каспаров. Прогулка на природе (2015 г.)
Я с благодарностью вспоминаю своих учителей, коллег, многих уже нет с нами. Давно уже нет Архангельского, умерли Зейтленок, Бектемиров… Фадеева жива, ей 90 лет, и дай ей Бог здоровья! Вот мне сейчас 80 лет, и в это трудно поверить…
Краснов в институт взял меня одного и сразу на должность ученого секретаря, хотя претендентов на кафедре было достаточно.