Интервью с академиком РАН, директором ФГБНУ «Научно-исследовательский институт глазных болезней», заведующим кафедрой глазных болезней Первого Московского государственного медицинского университета им. И.М. Сеченова, заслуженным деятелем науки РФ, заслуженным врачом РФ, главным специалистом по офтальмологии Управления делами Президента РФ, председателем Московского научного общества офтальмологов, главным редактором журнала «Вестник офтальмологии», газеты «Поле зрения», профессором С.Э. Аветисовым.
Мы встретились с Сергеем Эдуардовичем в директорском кабинете накануне его юбилея. Обстановка располагала к непринужденной беседе, поэтому разговор коснулся не только жизни института и предстоящего съезда. Мы просто говорили о пережитом, о том, что нас волновало и интересовало.
— Лариса Тумар (Л.Т.): Сергей Эдуардович! Вы создаете впечатление человека, сохраняющего выдержку и самообладание в любой ситуации, хотя внутри, возможно, у Вас все кипит... В чем секрет такого спокойного, я бы даже сказала, правильного поведения?
— Спасибо за поздравление! Вот только я не совсем согласен с такой характеристикой. Внешне, возможно, мне удается оставаться спокойным, хотя сдержаться иногда бывает трудно. В чем секрет? Наверное, в воспитании, хотя это может показаться нескромным. Руководитель любого уровня должен соблюдать определенные нормы этики.
Не знаю, насколько это хорошо для администратора, но очень часто я испытываю чувство неловкости за своих сотрудников, которые что-то делают не так, и я стараюсь их щадить. Работе это скорее вредит, но для сохранения человеческих взаимоотношений — нормально. Правда, некоторые коллеги делают из этого не совсем правильные выводы, тогда приходится их, как раньше говорили, «поправлять». Все-таки я ближе к людям эмоциональным, чем к выдержанным. Но, повторяю, есть причины, которые заставляют меня сдерживать эмоции.
— Л.Т.: Еще одно наблюдение: Вы находитесь в прекрасной форме, выглядите моложе своих лет. Сегодня часто можно встретить людей, изнуряющих себя спортом и здоровым питанием. Вам тяжело дается держать себя в форме?
— Как любому человеку, мне приятно слышать, что мои усилия все-таки не напрасны. В Вашем вопросе фигурирует понятие «спорт», но это — категория специфическая, и люди, для которых спорт не является основной профессией, скорее занимаются физической культурой. Я стараюсь себя поддерживать и строго следовать принципу «больше движения», потому что работа предполагает некую адинамию. Для меня норма — утром один час в день физической активности, именно утром, до работы, иначе потом найдется масса причин, которые могут служить оправданием пассивности. Соблюдаю четкий распорядок: с 7 до 8 утра — физическая активность, а потом — работа.
— Сергей Тумар (С.Т.): На одной из фотографий, которую мы использовали для материала о юбилее института, обратил внимание, что Вы с коллегами играете в футбол. Похоже, что привычка много двигаться родилась давно. Или осознание необходимости больше двигаться пришло уже в зрелом возрасте?
— Вы знаете, я с детства увлекался «болением», до сих пор неплохо ориентируюсь в спорте, слежу за новостями и всегда немного завидовал классным спортсменам.
С самого детства много времени проводил на спортивных площадках, но в какой-то момент понял, что недотягиваю до нужного уровня. Но футбол, баскетбол остаются любимыми видами спорта. В свое время я играл в футбол каждое воскресенье. У нас образовался довольно сплоченный коллектив, мы приезжали на стадион в Сокольники и гоняли мяч по 2-3 часа. Когда я писал кандидатскую диссертацию, мне пришлось пропустить около трех месяцев воскресных футбольных тренировок. Спустя какое-то время я пришел на площадку, совершил несколько неудачных действий и в результате услышал от своих товарищей такой комментарий: «Это тебе не диссертацию защищать». Потом с футболом пришлось расстаться, и я перешел на более спокойные виды спорта. И правильно, чтобы что-то хорошо делать, этим надо заниматься постоянно. Что касается вопроса о питании, то по возможности стараюсь придерживаться так называемого «здорового» питания, хотя мнения об этом общепринятом понятии довольно разноречивы. Наверное, основной посыл может быть сформулирован следующим образом: «Питание, которое уменьшает (или не усугубляет) возможность нарушения липидного обмена и повышения уровня холестерина».
— Л.Т.: Вы, очевидно, знаете, что известный российский ученый Владимир Петрович Скулачев занимается проблемой старения. Он считает возможным уже в ближайшем будущем создать препарат, способный остановить этот процесс. Вы доверяете словам Владимира Петровича?
— Владимир Петрович Скулачев — эрудированный, увлеченный человек, я с ним встречался. Если он сумеет осуществить свои идеи, это будет превосходно. Но какого-то профессионального комментария я дать не могу. А на эмоциональном уровне мне почему-то приходят в голову слова Станиславского: «Не верю».
— Л.Т.: Вы возглавляете Научно-исследовательский институт глазных болезней более 13 лет. Что помнится особо?
— 13 лет пролетели незаметно. Я вступил в должность на границе прошлого и нынешнего столетий. Надо сказать, что в тот момент, к сожалению, наш институт в значительной степени утратил свои позиции. По моему твердому убеждению, в возникшей ситуации был виноват весь коллектив. Многие сотрудники спокойно наблюдали за тем, что мы перестали выступать на конференциях, уровень исследований значительно понизился. Конечно, удобно ношу ответственности взвалить на администрацию, а на самом деле, повторяю, виноваты были мы все. С другой стороны, главная заслуга коллектива заключается в том, что мы все-таки сумели выйти на прежний уровень, и в наших собственных глазах институт вернул себе статус серьезного научного и лечебного учреждения. Самое сложное было изменить мировоззрение людей, говорю это с полной ответственностью, так как многие сотрудники расценивали институт как средство к существованию. До коллег удалось довести требования администрации: на первом месте должна стоять не лечебная, а научная работа. Поверьте, это более серьезная проблема и решать ее гораздо сложнее, чем лечебные задачи. Сейчас идет переформатирование сознания в сто-рону необходимости проведения фундаментальных исследований, потому что без этого направления научное учреждение не может существовать. В начале прошлого года мы создали специальное подразделение — «Лабораторию фундаментальных исследований в офтальмологии», и результаты ее деятельности уже вполне осязаемы. В научных журналах появляются статьи, которые нас устраивают в большей степени, чем те, которые выходили 2-3 года назад. Статьи, публиковавшиеся в недалеком прошлом, были чисто прикладными. В сегодняшней ситуации я прихожу к выводу, что мы сделали абсолютно правильные шаги.
— С.Т.: Вы сказали, что в возникшей ситуации вина, прежде всего, лежит на коллективе. Многие руководители склонны считать, что всему причина — внешние обстоятельства, приведшие многие учреждения к плачевному состоянию.
— Понимаете, 20-30 лет назад под «внешними условиями» подразумевалось в первую очередь финансирование, уровень которого нельзя было назвать удовлетворительным. Однако на определенном этапе мы поняли, что и в сложной ситуации возможно четко ставить задачи и их решать. Сейчас положение кардинально изменилось. Возникшие объективные обстоятельства касаются не только нас, но практически всех учреждений — и не только научных, но и лечебных. В нынешних условиях посыл может быть только один: повышение интенсивности труда. На заседании Ученого совета был четко обозначен этот тезис и принято решение провести аттестацию старших, ведущих и главных научных сотрудников. Мы четко прописали критерии: количество опубликованных статей, подготовка диссертационных работ, индекс Хирша и т.д. Все было максимально объективно, в соответствии с положением об аттестации, записанным в Уставе. В результате с некоторыми пришлось расстаться, в том числе и в отделе, где я являюсь руководителем.
— С.Т.: Скажите, пожалуйста, у сотрудников было время ознакомиться с требованиями аттестации, чтобы по возможности изменить ситуацию?
— Очень хороший вопрос. Дело в том, что первые сигналы об изменении принципов оценки деятельности научного учреждения поступили давно, когда мы еще находились в структуре РАМН.
В течение нескольких лет мы готовили сотрудников к грядущим переменам: всячески старались убедить их в том, что формальное участие в теме в расчет не принимается, что нужна научная продукция, которая будет оцениваться по современным принципам, например, по индексам публикационной активности. Целый ряд мероприятий мы посвятили разъяснению сотрудникам тонкостей, связанных с включением в базу данных РИНЦ, с получением индекса Хирша (у многих коллег его вообще не было). Некоторые сотрудники успешно справились с поставленными руководством задачами, некоторые — не совсем.
— Л.Т.: Сергей Эдуардович, полтора года назад институт отпраздновал свое 40-летие. Какие изменения произошли за этот период? В этом году в названии института исчезла аббревиатура «РАМН». Что это означает?
— Все принципиально изменилось, нашим учредителем теперь является Федеральное агентство научных учреждений. В ситуации, когда три академии (РАН, РАМН и Академия сельскохозяйственных наук) были объединены в одну, за такой короткий период чрезвычайно сложно наладить четкую работу. Агентство объединяет абсолютно различные по своему профилю учреждения. Раньше все было понятно: Российская академия медицинских наук — это однопрофильные учреждения, с едиными требованиями, понятными задачами и критериями оценки работы. Сейчас все несколько сместилось. Федеральному агентству научных учреждений сразу сложно выработать общие критерии оценки. Мы, например, привыкли оценивать работу медицинских научно-исследовательских институтов как с точки зрения научной продукции, так и по результатам практической работы. В новой ситуации последний критерий не работает. Агентство объединило, извините за этот термин, разношерстную компанию: сельскохозяйственные институты, учреждения большой академии, научно-исследовательские клинические учреждения и т.д. Так что объективные сложности существуют, но насущные вопросы постепенно решаются.
Я вспоминаю первое заседание объединенной академии, когда принимали Устав (а его надо было принять в любом случае). Выступали известные ученые, и все они начинали свое выступление словами: «Я не совсем понимаю, зачем это было сделано, но мы должны продолжать работать…» У нас могут быть свои критерии необходимости что-то менять, у других могут быть совершенно иные, тем не менее нужно работать в новых условиях и стараться найти в них возможные преимущества. Если раньше мы как научно-исследовательский институт гордились в основном своими лечебными достижениями, то сейчас акценты сместились в сторону науки, соответственно изменились и требования. Возможно, это и правильно: больниц хватает, а научно-исследовательских учреждений не так много, и критерии оценки их деятельности должны быть иными.
