— С.Т.: В одном интервью выдающийся советский и российский физик, лауреат Нобелевской премии Жорес Иванович Алферов сказал, что есть три области деятельности, которым нужно отдавать все. На первое место он поставил медицину и здравоохранение, затем — образование и только потом науку. Как известно, история и наука развивается по спирали, стоит ли ждать некую «неоперестройку» в медицине? Что ждет офтальмологию, скажем, лет через 10?
— У меня такое ощущение, что все «неоперестройки» в медицине могут «аукнуться» на качестве лечебной помощи. Мне кажется, здесь не перестройка нужна, а эволюционные, взвешенные решения, которые должны осуществляться профессионалами вместе с управленцами (в этот термин вкладываю абсолютно положительный смысл). В нынешних экономических условиях нужен человек, который разбирается в тонкостях рыночной экономики, но не он должен диктовать условия, по меньшей мере должен быть паритет. Но пока у меня создалось ощущение, что в сфере медицины ситуация обратная — менеджеры работают вместе с профессионалами, но при этом главенствующую роль играют управленцы, что в конечном итоге может негативно сказываться на результате.
— Л.Т.: В прошлом году вышла книга «Офтальмология в лицах, событиях, очерках». В своем предисловии Вы дали высокую оценку составителю, старейшему офтальмологу страны Н.С. Ярцевой.
Сейчас готовится второе издание книги об офтальмологах России. Чрезвычайно радостно отметить, что уже вышли три книги памяти, посвященные офтальмологам, которые внесли неоценимый вклад в развитие отечественной науки. Почему именно Вы взяли на себя такой труд, как издание энциклопедических книг об офтальмологах и книг памяти? Не секрет, что на это требуется время, деньги и т.д.
— Эта работа ведется под эгидой Московского научного общества офтальмологов (МНОО). Когда мы проводили заседание общества, посвященное 130-летию журнала «Вестник офтальмологии», я сказал, что, к сожалению, тот формат работы Общества, который существовал раньше (имею в виду регулярность проведения заседаний), в настоящее время утрачен в силу целого ряда как объективных, так и субъективных причин. Прежде всего, практически ежемесячно проводятся различные конференции и симпозиумы (в том числе в формате телекоммуникационной связи), в результате чего текущий дефицит общения и обмена мнениями был преодолен. Когда мы говорили с членами президиума МНОО о перспективах работы Общества, то одним из направлений работы было выбрано издание книг исторической направленности, поскольку в этом есть необходимость. Мне казалось, что люди, о которых идет речь в наших книгах, жили и работали совсем недавно, а наши молодые коллеги их практически не знают. Поэтому решили именно в таком формате воскресить традиции отечественной офтальмологии.
— Л.Т.: Вы неоднократно и словом, и делом четко давали понять, что для Вас крайне важно быть честным перед собой. Насколько важно говорить правду? Вам не кажется, что правда сегодня мало кому нужна? Бытует мнение, что она вообще не нужна.
— К сожалению, сегодня работа администратора в этом отношении достаточно сложна. Но, опять же, меня так воспитали. Вы знаете, я в значительно большей степени человек командный, чем индивидуальный. В свое время был председателем совета дружины, секретарем комитета комсомола, неоднократно работал в стройотрядах, а окончив институт, ездил вместе со стройотрядом в качестве врача. Для меня понятие «коллектив» имеет большое значение. Если мы вместе, все должно быть прямо и честно. Правда, бывают ситуации, которые можно решить «рубанув сплеча», но душа просит иного решения. Это вовсе не означает «солгать себе», просто выбираешь более спокойные пути. Понимаете, одному это решать проще, но когда ты отвечаешь за коллектив, приходится поступать более гибко. Что касается правды, может быть она кому-то и не нужна. Убежден, что правда нужна тебе самому, чтобы ты мог себя уважать. И не важно, что об этом скажут люди. Если я понимаю, что это действительно правда, а другого выхода нет, значит надо поступать именно так.
В институте, когда речь шла об аттестации, все было сделано честно, без каких-либо умалчиваний.
— Л.Т.: Сергей Эдуардович! Главный редактор «Мира офтальмологии», ответственный секретарь ООР, профессор Н.С. Ходжаев неоднократно отмечал важную роль газеты для офтальмологического сообщества. За 5 лет существования газеты «Поле зрения» Вы как главный редактор ни разу публично не высказали своего отношения к газете.
— Главным критерием оценки любого издания является востребованность. В этом плане могу сказать, что интерес к газете «Поле зрения» превзошел наши первоначальные ожидания — это совершенно очевидно. Говорю это вовсе не потому, что являюсь главным редактором. На бюро отделения клинической медицины, еще в бытность РАМН, был представлен отчет о работе нашего института, один из разделов которого касался издательской деятельности.
В качестве примера нашим коллегам были представлены несколько номеров газеты «Поле зрения», которые даже у «неофтальмологов» вызвали живой интерес и получили достойную оценку. Должен отметить демократичный характер нашей газеты — на ее страницах выступают практически все представители офтальмологического сообщества, и это — хорошо. Но есть и оборотная сторона медали. Я имею в виду, некоторые материалы, подготовленные представителями так называемых «негосударственных» медицинских учреждений. Сразу хочу выразить свое положительное отношение к факту существования этих учреждений, поскольку они вносят весомый вклад в решение проблемы доступности офтальмологической помощи. Без их участия проблема стояла бы значительно острее. Однако, когда я читаю интервью с директорами частных клиник, приходится сталкиваться с достаточно категоричными суждениями о методах работы государственных учреждений. Да, условия, в которых существуют негосударственные учреждения, более лояльные. К примеру, вопросы приобретения нового оборудования решаются в частных клиниках значительно проще и быстрее. Но научная база государственных и негосударственных учреждений — вещи несравнимые. Врачи, работающие в негосударственных учреждениях, пытаются проводить научные исследования. И это очень хорошо. Однако меня настораживает категоричность выводов, к которым они приходят, не обладая большим объемом материалов, серьезной доказательной базой. Приведу два примера по материалам нашей газеты. Одна публикации касалась прогрессивной оптики, и нам даже пришлось дать комментарий, поскольку автор без серьезной доказательной базы обозначил абсолютно новые направления широкого применения этого известного метода коррекции рефракционных нарушений. В последнем номере газеты представлена статья о «фотохромном» искусственном хрусталике. В ней автор ссылается на исследования Михаила Аркадьевича Островского. Мы прекрасно знаем эти исследования, но, чтобы доказать то, о чем автор заявляет как о свершившемся факте, необходимо провести огромную работу. Легковесность, с которой делаются серьезные выводы, нас сильно настораживает. Подводя итог, хотелось бы посоветовать представителям негосударственной медицины в любых ситуациях помнить, что в русском языке есть такие слова, как «возможно», «вероятно», «на мой взгляд», «может быть» и т.д. Мне кажется, эти слова они должны употреблять чаще. Высокий потенциал зарабатывания денег не является индульгенцией в отношении высказывания серьезных научных посылов или решения организационных вопросов.
— С.Т.: Сергей Эдуардович, как Вы для себя разделяете научную и административную составляющие Вашей работы? По Вашим докладам на конференциях складывается впечатление, что в приоритете — наука.
— Это ошибочное впечатление, администрирование занимает достаточно весомую часть времени. У меня есть операционные и консультативные дни, стараюсь отводить достаточное время для общения со своими аспирантами. Тот объем научной работы, который я могу выполнить, например, за две недели отпуска, в рабочем режиме требует несопоставимо большего времени. Бесконечная череда административных вопросов часто не позволяет сконцентрироваться на решении научных задач. Иногда надо сесть, отвлечься от всего и подумать. Мои сотрудники знают, что самые светлые мысли мне приходят в голову утром в бассейне во время плавания, когда ничто не отвлекает. Повторяю, администрирование занимает существенную часть времени. Однако очень рад, что со стороны создается обратное впечатление. Я для себя решил, что все должно быть гармонично. И в этом случае мне помогает «синдром отличника» — у меня со школьных лет все должно было разложено «по полочкам». Когда я стал директором и пришел в академию (не помню, к сожалению, с кем я говорил), мы обсуждали возможность моей встречи с одним известным академиком. На мою реплику: «Разве он меня примет — он так занят», этот человек ответил: «Именно потому, что он занят, он сможет вас принять».
— С.Т.: Сергей Эдуардович, Вы помните свою первую заграничную командировку?
— О-о-о, еще как помню! Наш институт подписал соглашение о сотрудничестве с Лондонским Мурфилдским госпиталем и Детским госпиталем. Причем тема, которая мне досталась, не была адаптирована к научным направлениям нашего института. Речь шла о контактной коррекции афакии у детей грудного возраста. К тому времени в Англии эта методика уже была разработана и применялась, а у нас она распространения еще не получила. Выбор Михаила Михайловича [Краснова] пал на меня. Детского отделения у нас не было (нет его и сейчас), и мы не делали такие операции. Профессор Владимир Сергеевич Акопян занимался лазерными проблемами. Нас вдвоем и командировали в Лондон. Меня вызвали в районное отделение Комитета государственной безопасности в одном из переулков в районе Кропоткинской улицы как впервые выезжающего в капстрану…
— С.Т.: …Тем более первая загранпоездка и — сразу в Англию. Здесь необходимо пояснить молодым читателям, что прежде чем получить возможность выехать в капстрану, человек должен был побывать в одной из социалистических стран.
— Вы правы. Так вот, мне задали несколько вопросов, причем квалифицированных. Например, о лазерах, то есть было видно, что люди работали. Иногда мне кажется, что многие наши проблемы возникают от того, что нигде нет вообще никакого контроля. В общем, дали «добро», и мы с Владимиром Сергеевичем полетели в Лондон, где пробыли 2 недели. Я познакомился с известным профессором Тейлором, присутствовал на его консультациях. Когда мы вернулись, Михаил Михайлович меня вызвал и спросил, как мы съездили. Я ответил, что нормально. «И все? Только нормально?» — с удивлением спросил он. Вы же понимаете, что в то время съездить за границу, а тем более в такую страну, как Англия, было событием экстраординарным. Просто я такой человек — не могу прилюдно выражать свой восторг, нет во мне этого пафоса.
