— Как сложилась Ваша жизнь после окончания академии?
— Я служил на Балтийском флоте врачом подводной лодки (в том числе некоторое время — на той самой субмарине «С-189», которая сейчас превращена в музей и установлена на вечную стоянку в Санкт-Петербурге, на набережной Лейтенанта Шмидта). Сейчас мое место службы может посетить каждый житель и гость города. Эта лодка была спущена на воду в 1954 году и находилась в составе флота до 1990 года.
— Не могли бы Вы поделиться воспоминаниями о службе офицера-подводника.
— Подводные лодки этого класса могли находиться в автономном плавании до нескольких месяцев. И такой опыт у «С-189» был. Она выполняла поставленные задачи в Атлантическом океане. Но во время моей службы лодка океанских походов уже не совершала. Мы выполняли задачи исключительно в Балтийском море.
Фактически наши выходы в море обычно продолжались по две недели. На лодке проходили обучение матросы, мичманы, офицерский состав. Совершались торпедные стрельбы.
Я не раскрою военных тайн, если скажу, что в период мой службы, в конце восьмидесятых годов, на нашей подводной лодке чувствовалось, что срок ее эксплуатации подходил к концу… И во время погружения на глубину до ста метров из-за нарушения герметичности корпуса (протекали сальники) забортная вода с примесью масла однажды залила мне тужурку. Форма надолго приобрела специфический «лодочный» запах, который мне памятен до сих пор. На субмаринах современной постройки такое невозможно!
— Это не опасно, когда подводная лодка подтекает?
— Думаю, что та проблема не представляла опасности. Да и чувства страха во время службы я не испытывал. В целом конструкция лодки была довольно надежной, экипаж был толковый. На моей памяти за три года случился только один по-настоящему опасный эпизод. Это было на «С-168» в 1988 году в районе Таллинна. При всплытии с 40 метров на перископную глубину, услышали шум винтов. В перископ командир увидел, что прямо на нас «на всех парах» несся паром «Викинг Лайн». Могло произойти столкновение с трагическими последствиями. Только «срочное погружение» в самый последний момент позволило нашей лодке счастливо избежать катастрофы.
Это было явное и грубое нарушение правил судоходства со стороны финского парома. Он находился в зоне, закрытой для гражданских судов. Трудно сказать, было ли это ошибкой или намеренной провокацией… Скорее все-таки речь шла об ошибке. Но такие ситуации в подводном флоте тоже встречаются.
Еще я вспоминаю, что в подводном положении на лодке было жарко и душно… Зато кормили моряков отменно! Были даже различные деликатесы и белое вино (в качестве аперитива).
— Вам приходилось оказывать медицинскую помощь непосредственно на борту подводной лодки?
— К счастью, серьезных случаев во время автономного плавания не было. А когда лодка была пришвартована к берегу, можно было воспользоваться помощью коллег из военного госпиталя.
Опыт морской службы был для меня интересен и полезен тем, что научил принимать решения самостоятельно, брать ответственность на себя. Конечно, взаимодействие с коллегами — важная часть медицинской работы. Но на подводной лодке медик только один. И он должен уметь оказать максимально возможную помощь. Военная служба учит стрессоустойчивости. А это качество востребовано и в гражданской медицине.
Служба на подводной лодке длилась три года. В 1989 году я вернулся в стены Военно-медицинской академии в качестве клинического ординатора. В 1992 году защитил кандидатскую диссертацию на тему «Клинико-иммунологическое обоснование применения иммунокорректоров при кератопластике». В дальнейшем служил старшим ординатором в военно-морском госпитале в Купавне, в Подмосковье.
— Расскажите, как складывалась Ваша служба в военно-морском госпитале?
— Госпиталь представлял собой большой и сложный «организм», в котором прекрасно работали лечебные и диагностические отделения различного профиля. Служба в нем выработала умение трудиться бок о бок с коллегами, умение находить компромиссы и извлекать пользу от междисциплинарного взаимодействия. Это очень помогло в период «чеченского кризиса» в 1995—1997 годах, когда в Купавну на лечение массово поступало большое количество раненых. Организация работы была доведена до очень высокого уровня. Пациенты с боевой травмой глаз уже через считанные часы были полностью обследованы (включая компьютерную томографию) и при наличии показаний прооперированы. Полученный опыт пригодился и во время трехмесячной командировки во Владикавказский военный госпиталь в 1995 году, где раненых, к сожалению, тоже было немало.
— Как сложилась Ваша жизнь «на гражданке»?
— В запас я уволился в звании подполковника и вместе с семьей переехал в Санкт-Петербург. Работал в государственном медицинском учреждении, частной клинике, стал преподавать офтальмологию в Санкт-Петербургском государственном университете. Потом был приглашен заведовать офтальмологическим отделением медицинского центра «Адмиралтейские верфи». И с тех пор «прикипел» к этой клинике.
— Не могли бы Вы подробнее представить деятельность офтальмологического отделения?
— У нас работают шесть врачей, шесть медсестер. Одной из задач отделения является участие в профосмотрах, что весьма актуально для многих работников «Адмиралтейских верфей». Например, для профессии крановщика критически необходимы не только высокая острота зрения, но и наличие бинокулярного зрения. Именно эти функции глаза позволяет работнику «прицелиться», найти необходимый груз и перенести его на нужное место.
Но это — лишь небольшая часть нашей работы. В течение года у нас получают помощь около девяти тысяч пациентов с различной патологией глаз, проводится более 900 операций, среди которых немало высокой сложности. Мою главную задачу как руководителя отделения можно сформулировать просто: необходимо постоянно стремиться оказывать офтальмологическую помощь на максимально высоком уровне.
— Что Вы вкладываете в эти слова?
— В 2003 году, когда мне было доверено возглавить отделение, здесь не производилась факоэмульсификация катаракты (с малыми разрезами). Отделение занималось только экстракцией катаракты с использованием больших разрезов.
В настоящее время операции по поводу катаракты по современным технологиям являются основной частью нашей работы.
В прошлом году мы начали осваивать витреоретинальную микрохирургию. Успешно проводятся операции по поводу эпиретинального фиброза. В дальнейшем планируем выполнять другие виды витреоретинальных операций. Также отделение занимается лазерным и хирургическим лечением патологий сетчатки и офтальмологических осложнений сахарного диабета. Мы проводим лечение с использованием инъекций ингибиторов ангиогенеза. Радует, что в нашей практике появился этот метод лечения тяжелой патологии, доказавший свою эффективность!
Еще одна особенность, я бы сказал «изюминка» нашего отделения: индивидуальный подбор антибиотиков при внутриглазной хирургии. Для каждого пациента мы подбираем «нужный» антибиотик и способы его введения.
— Расскажите о преподавательской работе. Что Вас в ней привлекает?
— Несомненно, преподавать в прославленном СПбГУ — большая честь. У нашего ВУЗа великая история, огромное количество знаменитых выпускников, прославивших университет и нашу страну, совершивших многое в науке и практике. Отделение является лечебной базой кафедры оториноларингологии и офтальмологии медицинского факультета Санкт-Петербургского государственного университета.
В этом вузе я являюсь доцентом, веду занятия со студентами и ординаторами. Мне думается, важнейшими задачами преподавателя являются не только показать современные возможности специальности, но и постараться «разбудить» клиническое мышление у студентов, расширить их интерес к медицине в целом, заставить их поверить, что от их усердия и упорства в познании во многом зависит их будущее. Мы живем в очень интересное время, в большой стране с огромным потенциалом и широким выбором возможностей для самореализации. Мои бывшие студенты, еще недавно корпевшие над выпускными курсовыми работами, сегодня стали замечательными офтальмологами и сами блестяще выполняют сложные глазные операции. Успехи твоих учеников — вот самая большая награда для преподавателя!
— Какие научные темы в офтальмологии Вас особенно интересуют? Какие именно заболевания Вы исследуете?
— В течение многих лет я занимаюсь изучением интраокулярных линз, вопросами повышения точности их расчетов. Несмотря на массу формул, ни одна из них не может дать нам точного попадания в рефракцию цели. Эта задача — одна из основных для врачей, занимающихся рефракционной хирургией. Этой теме мы собираемся посвятить целую секцию научно-практической конференции «Адмиралтейская осень», которая состоится в ноябре 2017 года с участием ведущих специалистов Санкт-Петербурга.
Еще одна область научных интересов — исследования применения антибиотиков в офтальмологии: и в терапии, и в хирургии. Это очень важная тема, так как любой антибиотик меняет микрофлору глаза, «взаимодействует» с микробами, находящимися в организме. А микробиота у каждого человека своя, особенная.
— Юрий Иванович, как Вы оцениваете уровень оказания офтальмологической помощи в Санкт-Петербурге — городе, который уже давно стал для Вас родным?
— И у государственных, и у частных клиник есть своя «ниша», свое «поле притяжения». Несмотря на высокий уровень офтальмологической помощи в государственных клиниках Санкт-Петербурга, многие получают лечение в частных клиниках, где подобные операции производятся без очереди, за счет финансовых средств пациента.
У каждого врача, у каждой клиники (вне зависимости от формы собственности) есть «свои» пациенты, которые стремятся лечиться именно в этом месте.
В целом, мне думается, что организация офтальмологической помощи находится в Санкт-Петербурге на достойном уровне. «Визитной карточкой» Северной столицы стал конгресс «Белые ночи», в который вкладывает много сил главный офтальмолог нашего города, профессор Ю.С. Астахов. В последние годы в городе повысился уровень подготовки врачей-офтальмологов районных поликлиник. Современная техника «нашла прописку» и в частных, и в государственных учреждениях.
— В завершение нашей беседы хотел бы попросить Вас поделиться каким-либо примечательным, запоминающимся случаем в Вашей работе.
— Лично для меня в последнее время к числу знаковых событий можно отнести появление у нас пациентов из «дальнего» зарубежья. У меня проходили лечение финны, американцы, итальянцы…
Это явление можно назвать примечательным еще и потому, что оно позволяет дополнительно попрактиковаться в английском!
Недавно, например, ко мне обратился гражданин Португалии, постоянно работающий в Санкт-Петербурге. Он пожаловался на болезненные ощущения в глазу. Причиной этого оказалось небольшое инородное тело внутри глаза. У себя на родине ему была произведена операция по замене искусственного хрусталика. И дужка «старого» хрусталика, к сожалению, осталась в глазу. Это вызвало воспаление и повышение внутриглазного давления.
Когда инородное тело было извлечено, дополнительная помощь пациенту уже не требовалась. Конечно же, он был доволен, что его проблема быстро и просто разрешилась.
— Но это экстренный случай. А есть ли иностранцы, обращающиеся за плановым лечением?
— Да, в основном это зарубежные граждане, которые постоянно живут в Санкт-Петербурге или приезжают сюда с деловыми или личными целями. Все-таки «медицинский туризм» в России еще мало развит. Но те иностранцы, которые оказываются в нашей стране, в том числе и в Санкт-Петербурге, в последнее время обращаются за плановой помощью в основном по направлениям страховых компаний и на основе отзывов других пациентов.
Эти факты показывают, что в современной России можно получить офтальмологическую помощь на хорошем уровне по разумным ценам.
Беседовал Илья Бруштейн
Фотографии Ильи Бруштейна и из личного архива Ю.И. Пирогова
Страницы: 1 2