— Еще раз хотел бы вернуться к вопросу технического оснащения больницы, некоторые Ваши коллеги, главные офтальмологи регионов, говорят об этом с определенной долей зависти…
— По счастью, положение в нашей больнице намного лучше, чем в аналогичных учреждениях. У нас 8 операционных микроскопов в основном оперблоке, в экстренном отделении, и в детском; 4-канальные микроскопы с высококачественными видеокамерами, один из них с 3D-видеосистемой, с прекрасной оптикой, LED-освещением и замечательными фильтрами; хирургические инструменты: факоэмульсификаторы, витреотомы, радиохирургический нож, эндолазеры. У нас хороший ультразвук, замечательные периметры, все три прибора Гейдельбергского комплекта. Если чего и не хватает, так это рутинной техники: щелевых ламп, авторефрактометров. Но это мы постепенно добираем за счет оказания платных услуг. Практически полностью «упакована» диагностика, из уникальных приборов — 3D ОСТ для переднего отрезка. Это первый в России, может быть, пока и единственный. ОСТ-томографы мы фактически объединили в сеть. Непосредственно на ОСТ может работать не доктор, а медицинская сестра, которая делает процедуру, передает по сети информацию, а в reading-центре специалист эту информацию получает. Во всех цивилизованных странах это давно практикуется как в научной работе, так и в клинической практике. С 2014 года мы перейдем на компьютерные истории болезни и постараемся завести в сеть максимальное количество приборов.
— Андрей Владимирович, существует ли прямая зависимость между «богатством» региона и уровнем технической оснащенности медицинских учреждений?
— Зависимость существует, но не скажу, что она прямая. Бывают ситуации, что и при больших деньгах не очень хорошо, и, наоборот — при небольших деньгах все очень прилично. Если посмотреть динамику, последние несколько лет дела обстояли не лучшим образом. Новый губернатор ставит задачу вернуть Самарскую область в пятерку наиболее экономически процветающих регионов России. То есть сейчас мы явно не в «пятерке», определенные потери произошли. И мы на себе это чувствуем, так как ограничения в финансировании есть. Но ограничения будут всегда, денег постоянно не будет хватать. Иными словами, дело в сравнительной степени активности офтальмологов и врачей других специальностей. Как бы нам ни хотелось, но мы должны учиться конкурировать с коллегами — врачами других специальностей — и постоянно доказывать, что, несмотря на то что «от катаракты не умирают», значение ее может быть важнее других, на первый взгляд более серьезных заболеваний.
— Насколько я понимаю, недостаток высокотехнологичного оборудования, например, в офтальмологии, может быть компенсирован в кардиологии.
— В нашей области так и происходит: кардиология оснащена гораздо серьезней, чем офтальмология, там гораздо большие деньги, но постоянные усилия в области популяризации офтальмологии дают определенные плоды. Здесь опять же встает вопрос перераспределения средств, кто с большим успехом сможет аргументировать значимость именно своего направления.
— Различие видов статистических показателей для оценки эффективности работы офтальмологических служб в регионах не позволяет унифицировать анализ и оценку деятельности офтальмологических служб. Я знаю, что Вы выходили с инициативой к главному офтальмологу РФ, профессору В.В. Нероеву о закреплении через Министерство здравоохранения РФ среднефедеральных стандартов. Была ли Ваша инициатива поддержана и как обстоят дела со статистикой сейчас?
— Не совсем так: это была не моя инициатива, а инициатива Ассоциации главных врачей офтальмологических клиник, в которой я имею честь состоять. Процесс идет, и чем активнее будет двухстороннее общение, тем быстрее мы получим более качественные стандарты и критерии оценки. Честно говоря, у меня самого пока еще нет четкого критерия оценки. Буквально недавно я был в министерстве, и меня «пытали» на предмет критериев, на основании которых я смогу оценить работу того или иного районного офтальмолога. Критерии пока расплывчатые, либо они получаются чересчур сложные, либо слишком примитивные. Работу необходимо продолжать. То же самое касается и совершенствования стандартов, клинических протоколов, это — процесс непрерывный.
— За последние годы в России появился целый ряд офтальмологических журналов, стало проводиться больше научных конференций и симпозиумов. Но все чаще можно услышать мнение, что научный уровень периодических изданий и конгрессов снизился пропорционально росту их количества. Согласны ли Вы с такой оценкой?
— В значительной степени согласен, но принимать волевые решения в этом случае не имеет смысла. Нам вообще в стране не хватает конкурентной среды. Это же можно сказать и в отношении офтальмологических мероприятий и средств массовой информации. Здоровое соперничество между конференциями должно способствовать повышению их качества. Организационные меры принимать не стоит, врачи сами должны оценивать уровень, целесообразность и перспективность мероприятий.
— Андрей Владимирович, круг Ваших научных интересов достаточно широк, какое научное направление Вы считаете самым значимым в своей деятельности?
— Аккомодационно-гидродинамическая система и ее взаимосвязь с глаукомой, с прогрессирующей миопией, в первую очередь, на основе морфологических исследований.
Из научных публикаций мне очень понравилась кандидатская диссертация и серия научных статей, посвященных оптической когерентной томографии переднего отрезка, а именно менискометрии. Метод пока не сильно распространен, наверное, мы недостаточно его пропагандировали, но по форме слезного мениска вычисляется достаточно легко коэффициент поверхностного натяжения слезной жидкости, который говорит гораздо больше о клинике синдрома «сухого глаза», чем, например, проба Норна и т.д.
— Как Вы пришли в офтальмологию? Насколько я понимаю, Ваши родители имели отношение к офтальмологии?
— Папа — нет, а мама и старшая сестра (прим. ред. — Ольга Владимировна Жукова, доктор медицинских наук, заведующая детским отделением Самарской клинической офтальмологической больницы имени Т.И. Ерошевского, главный детский офтальмолог Самарской области) — да, поэтому я рос в соответствующей атмосфере. Учился я в Куйбышевском медицинском институте. Конечно, в доме много говорили и о Тихоне Ивановиче Ерошевском. Когда в институте встал вопрос о специализации, меня приглашали в травматологию, на кафедру инфекционных болезней, хирургию. Учился я довольно неплохо, и предложения поступали из разных кружков. Мама не агитировала меня «за офтальмологию». Во-первых, в семье уже и так достаточно офтальмологов, во-вторых, выбор должен быть сделан самим человеком. И здесь мне помог сотрудник кафедры, Александр Иванович Протасов (к сожалению, ныне покойный), он вел группу, и я пришел на 4-м курсе к нему. Привели нас в операционную, показали операцию. Я заглянул в старенький цейсовский микроскоп и… «попал». Понял, что это — мое, тот мир, в котором я бы хотел остаться. Тут же я попросил устроить меня в приемный покой медбратом, пошли экстренные ночные дежурства, «битые», «резаные» пациенты, соринки, флегмоны и т.д.
— Аркадий Павлович Нестеров, очевидно, также сыграл свою роль в Вашем становлении? (прим. ред. — над письменным столом Андрея Владимировича висит большой портрет академика А.П. Нестерова)
— Аркадий Павлович — это отдельная история. Виделся я с ним намного меньше, чем хотел бы. Сам глаукоматолог, он с большим вниманием воспринял мою докторскую диссертацию по морфологии. Аркадий Павлович был моим «неофициальным» научным руководителем и давал редкие, но исключительно важные советы. У него была потрясающая способность буквально двумя-тремя словами привести взбаламученные мозги соискателя в идеальный порядок. И опять же совершенно неожиданная для меня сверхлестная оценка моей диссертации на защите, когда он согласился быть моим оппонентом. Эта работа очень дорога мне, поэтому портрет Аркадия Павловича здесь будет всегда.
— Чем Вы любите заниматься в свободное время? Вопрос банальный, но читателям было бы интересно это узнать.
— Я очень люблю музыку.
— Какого направления?
— Классику и джаз. По настроению — хороший рок, желательно с симфоническими оттенками.
— То есть концерт группы Deep Purple с Лондонским симфоническим оркестром слушаете с удовольствием?
— Да-а-а, это оно! …Одно время мне удавалось неплохо фотографировать. Дело даже дошло до персональной выставки в одной из самарских галерей. А получилось так, что в 2004 году я съездил в Америку на конгресс в Сан-Диего. После завершения конгресса у меня была неделя, я покатался по Штатам, нафотографировал всякой всячины. Сейчас уже не помню, в связи с чем мне пришла в голову мысль гистологические препараты из моей докторской диссертации наложить на пейзажные фотографии. У меня их скопилось довольно много, и американские, и наши. При соответствующей цветовой обработке получилось неплохо. Дело дошло, я говорил, до персональной выставки на одном из благотворительных мероприятий. Два банкира даже что-то купили. Не скажу, что я этим занимаюсь постоянно, времени не хватает. Основное хобби — это наука. Она выручает.
— А книги?
— С появлением электронных книг удалось прочесть массу книг, раньше не удавалось. Повторно открыл для себя многие имена, которые в школе нам насильно вдалбливали. Осознание величия многих писателей приходит только сейчас. Однако не могу сказать, что я библиоман, скорее я меломан.
— Какую последнюю книгу прочли?
— Хороший вопрос… Адлеровская «Физиология органа зрения».
— Благодарю Вас за то, что нашли время ответить на наши вопросы.
Интервью подготовили Лариса Тумар, Сергей Тумар
29 ноября, 2013
