— Почему так случилось, что Вы выбрали именно экстраокулярную хирургию?
— Я думаю, что это пошло со времен моей ординатуры по офтальмологии. Тогда ординаторов всегда привлекали в качестве консультантов во все отделения Свердловской областной больницы. Мне досталось отделение челюстно-лицевой хирургии. Я смотрел пациентов, у которых были травмы, ожоги, другие патологии лица. И мне было непонятно — если один глаз выше, другой ниже, какой из них стоит правильно? Или один глаз выпятился кпереди, а другой запал кзади. Что здесь — экзофтальм или энофтальм? Отечественных диссертаций и литературы по этим направлениям в то время было мало. Приходилось учить рентгенологию, там своя специфика — рентгеновская анатомия очень сложна. Пришлось изобретать приборы, чтобы измерить положение глазных яблок, диплопию. Приходилось разрабатывать новые виды операций. Я научился понимать и разбираться в проблемах слезоотводящих путей. Таким образом, пожалуй, и определилась моя специализация. Весь этот практический опыт в ОКБ, кстати, лег в мою диссертацию.
— Ваша кандидатская диссертация была посвящена проблемам повреждения опорно-мышечного аппарата глаза и орбиты при переломах скуло-глазничной области. Сохранилась ли актуальность проведенных Вами исследований на сегодняшний день?
— Да, это актуально, потому что при травмах орбит всегда поражается тот поддерживающий аппарат, на котором лежит глаз.
Это или орбитальная клетчатка, или экстраокулярные глазные мышцы. Нередко повреждаются и слезоотводящие пути. В каком они положении, что поражено? Надо все изучить, понять и верно выбрать тактику лечения. Поэтому эта тема остается актуальной и сейчас. Конечно, мы, офтальмологи, признаем междисциплинарный характер этой патологии и работаем в содружестве с челюстно-лицевыми хирургами, лор-врачами.
— Какие новые технологии будут внедрены в отделении окулопластики в ближайшее время?
— Поскольку сейчас уже существуют 3D-микроскопы, поднимающие уровень хирургии на более высокую ступень, то мы, конечно, собираемся их приобретать. Это позволит улучшить условия не только для носовой эндоскопической хирургии, но и даст возможность оперировать на тканях около глазного яблока — те же веки, например. При 3D-технологиях глубина резкости расширяется и появляется возможность работать менее инвазивно. Освоить эти технологии нам несложно, ведь мы умеем оперировать, глядя на монитор и в микроскоп. 3D- и 4D-уровни микрохирургии глаза и вспомогательного аппарата самые перспективные сегодня и просятся в работу.
У нас есть в арсенале коблатор — прибор для холодноплазменной бескровной хирургии слезоотводящих путей. Эта хирургия лучше, чем даже радиохирургия, так как обеспечивает более щадящий подход к слезному мешку. Но у коблатора тоже есть нюансы — он работает только на мягких тканях. Сегодня в отделении взят на апробацию ультразвуковой аппарат, который может удалять костную ткань при операции дакриоцисториностомии. Возможно, мы им заинтересуемся.
Чем больше будет различных приборов, работающих по одной патологии, тем лучше будут результаты, поскольку можно будет детализировать аспекты лечения для конкретного человека и выбирать именно то, что для него самое лучшее.
— С высоты своего опыта, как оцениваете потенциал и перспективы развития Екатеринбургского центра МНТК «Микрохирургия глаза»?
— Перспективы хорошие. Мы расширяем спектр оказания медицинской помощи по всем направлениям и развиваем не только катарактальную хирургию, которая занимает треть от всех проводимых в Центре операций, но и витреоретинальную, хирургию слезных путей, рефракционную. Мы постоянно обновляем оборудование, внедряем передовые технологии. Центр увеличивает количество операционных залов, диагностических линий, расширяет собственную сеть представительств в регионе, тем самым делая медицинскую помощь более доступной и помогая нашему здравоохранению. Курс на постоянное развитие позволяет нашей клинике быть лучшей среди равных.
— Ваши личные и успехи, и неудачи?
— Одно очень хорошее дело, которое мне удалось сделать, это организовать в 1985 году на базе Свердловской ОКБ N1 Межобластной центр по хирургической коррекции аномалий рефракции. Другое хорошее дело — организовать с нуля и вывести на достойный уровень дакриологическую службу в Екатеринбургском центре МНТК «Микрохирургия глаза».
У меня есть международная награда от Азиатско-Тихоокеанского общества по офтальмопластике и реконструктивной хирургии за 3D-технологию в области дакриохирургии. Вообще, я поддерживаю мысль, что надо учиться всю жизнь. Писать, читать, ездить на конгрессы. На начальном этапе работы в МНТК я написал 12 методичек по самым животрепещущим вопросам, в частности, «ВИЧ в офтальмологии», «Экспертные вопросы в практике офтальмолога», «Лицевые синдромы в офтальмологической практике». Затем появилась потребность изложить на бумаге пропедевтику глазных болезней.
И получилось 5 изданий книги «Офтальмологический статус». Она выручила нас в то далекое время при недостатке специализированной литературы. Мы даже рассылали его по многочисленным заявкам по всей стране. Далее подоспел материал по виртуальной хирургии при травмах глазницы, который мы написали вместе с д.м.н., челюстно-лицевым хирургом В.А. Стучиловым. Затем вышла моя книга по лечению травматических дакриоциститов, чуть позже — глава в книге Е.Е. Сомова по детской клинической офтальмологии и другие. Когда обязательные процедуры после рабочего дня заканчиваются, для меня начинается время науки. Ведь как только решается одна задача, тут же открывается возможность для решения других, не менее интересных.
Сейчас я занимаюсь вопросами, на которые раньше не хватало времени, например, совершенствованием операции лакориностомии, разработкой новых лакопротезов.
Неудачи для меня — когда пациенту, в которого вложил все силы и душу, кажется, что прооперировали его не так, он недоволен результатом и начинает «портить кровь». Такие случаи редко, но были.
— Самый запомнившийся Вам пациент.
— Да, у меня есть такой пациент — это мальчик Саша Добрыдень из Тюмени, который поступил к нам в 2012 году, ему было тогда 6 лет, с очень тяжелой травмой. Лошадь копытом разбила ему лицо. Нужно было убирать кость, которая преградила путь слезам. Такие операции — настоящее искусство хирургии. Риск был достаточно велик, но мы все-таки приняли решение оперировать, и все прошло очень успешно. Саша уже большой парень, он здоров.
— У Вас есть рецепт успеха для молодых врачей?
— Я считаю, что в медицине, в первую очередь, нужно быть грамотным специалистом и порядочным человеком. Остальное сформирует профессия.
— Какие задачи ставите перед собой в ближайшее время?
— Жду из печати в издательстве «Time» (Лондон) монографию, где я вместе с Джейн Ольвер, выдающимся английским дакриологом, написал главу.
Надеюсь на рождение книги о виртуальной реальности в реальной дакриохирургии. Она пока только в голове. Это будет коллективный труд, и сейчас у меня идут переговоры с соавторами.
Большой конгресс состоится осенью в Сочи, где я участвую в секции по слезоотводящим путям с профессорами В.Н. Красноженом и Е.Л. Атьковой. И будут еще интересные конференции. В общем, лет на 10 вперед есть перспективы.
— Есть ли у Вас профессиональная мечта?
— Можно сказать, что она уже сбылась. В профессии я состоялся, я занимаюсь тем, чем по-настоящему люблю заниматься.
Вопросы составила Лариса Тумар
Интервью подготовлено сотрудниками отдела по рекламе и связям с общественностью Екатеринбургского центра МНТК «Микрохирургия глаза»
Страницы: 1 2