— Как складывалась Ваша судьба в отсутствие родителей?
— Жизнь в детском доме, понятно, имеет свои особенности. Но я вспоминаю ее с теплом в душе. У нас было все — заботливые воспитатели, прекрасное размещение, хорошая одежда (повседневная и выходная), классы для учебы.
Не было только, увы, достаточного питания. Голод донимал постоянно, и все с нетерпением ждали лета, когда нас вывозили на дачу в тихое местечко Юкки. Там нас учили ремеслу: девочек — шитью, мальчиков — сапожному делу.
— Во время блокады проводилась эвакуация детей на «большую» землю…
— Наш детский дом не был включен в эвакуационный план. Но мы, дети, и сами этого не хотели. Мысли были о другом — как бы попасть на фронт в качестве воспитанника какой-либо воинской части (тогда такие случаи имели место). Написали даже письмо командующему Ленинградским фронтом генералу (будущему маршалу) Говорову. Ответа, правда, не получили, так как генералу, естественно, было не до нас. Зато мы активно участвовали в других мероприятиях — помогали строить противотанковые заграждения на улицах, дежурили вместе с взрослыми на крышах домов — нужно было быстро гасить зажигательные бомбы, которые немцы в огромных количествах сбрасывали при самолетных бомбежках на город. Занимались мы и другими делами — навещали раненых бойцов (рядом находился медсанбат), читали им стихи, пели песни, смотрели вместе с ними фильмы (их показывали частями). Кстати, подобного рода мероприятия проводились в Ленинграде и в 1939 году во время так называемой Финской войны. Самыми трудными были зимы 1942 и 1943 годов. Но город все равно жил.
К примеру, на Невском проспекте, на улице, прямо с лотков продавали книги и детские игрушки. И их покупали! Кстати, самое большое количество достойных книг я прочитал именно в блокадные годы. И они помогли сформировать в голове некое устойчивое мировоззрение. Были ли у нас праздники? Да, конечно, но они пришли со временем и остались в памяти на всю жизнь. Я имею в виду дни прорыва (18.01.1943), а затем полного снятия 27.01.1944 года блокады города (с праздничным салютом на Марсовом поле), а также открытие 30.04.1944 года впечатляющей выставки «Героическая защита Ленинграда». Постепенно открылись и театры, куда нас неоднократно водили. Заметно улучшилось питание. Вот так и жили. А в июле 1945 года мама была демобилизована, и я наконец-то вернулся домой.
— Что же было дальше?
— А дальше — продолжение учебы в школе, ее окончание в 1945 году и тогда же поступление для получения высшего образования в Военно-медицинскую академию им. С.М. Кирова. Первые два года мы, бывшие школьники, а теперь курсанты, находились на казарменном положении. Скажем прямо, это довольно стеснительное положение — никуда ни шагу без разрешения, строевая подготовка, изучение воинских уставов, караульная служба, участие в городской патрульной службе и одновременно строгое выполнение всех учебных программ. Да, было очень трудно, но зато все получили правильную закалку на всю жизнь. Окончив второй курс, мы получили первое офицерское звание (лейтенант медицинской службы), достойное денежное довольствие и некую личную свободу во вне-служебное время. Так что все было в итоге хорошо.
— Когда у Вас появилось желание стать офтальмологом?
— Глаза человека привлекают всех своей необычностью во всем, прежде всего в том, что касается их жизненной роли. Почувствовав это, я на третьем курсе пришел к начальнику кафедры офтальмологии, профессору Борису Львовичу Поляку с просьбой принять меня в научный слушательский кружок. Поскольку офтальмологию в то время изучали на четвертом и на пятом курсах обучения, он предложил мне сначала сдать экзамен по дисциплине своему заместителю — строгому, но доброму профессору М.Б. Чутко. Когда это событие свершилось, я получил право приходить на кафедру и, пользуясь помощью ее сотрудников, смотреть больных. А среди них были такие известные затем всей стране корифеи, как В.В. Волков, А.И. Горбань, О.А. Джалиашвили, П.В. Преображенский, В.С. Красновидов, И.С. Шимхович. Было с кого брать пример! Под руководством своего первого и любимого учителя — профессора Б.Л. Поляка — я выполнил свою первую научную работу по волосковой чувствительности роговицы. Она же оказалась первой печатной и была отмечена премией на годовой конференции научного общества слушателей академии.
— Как складывалась Ваша дальнейшая судьба?
— Достаточно традиционно для нашей alma mater. После завершения учебы в 1955 году, был направлен для прохождения армейской службы в Группу Советских войск в Германии (ГСВГ) в качестве начальника полкового медицинского пункта зенитно-артиллерийского полка. Полк был интересен тем, что все время находился в движении, так как участвовал в учении всех рангов — полковых, дивизионных, армейских и так далее. Жизнь была «на колесах» и с большими впечатлениями. Закончилась она тем, что меня сначала перевели работать в полевой подвижный госпиталь на должность хирурга-офтальмолога, а затем в центральный госпиталь ГСВГ старшим ординатором офтальмологического отделения.
Работа была интересной, но хотелось и дальше совершенствоваться в избранной специальности. Это желание и побудило к поступлению в адъюнктуру при кафедре офтальмологии ВМА им. С.М. Кирова в июле 1961 года.
— Расскажите о первом этапе Вашей научной жизни.
— Жизнь адъюнкта клинической кафедры очень непростая, так как он должен расти сразу в нескольких направлениях — чисто врачебном, собственно в научном и военно-медицинском. Поэтому реально в этот период дома только ночевал, остальное время занимала работа.
Не жалуюсь. В этот ритм жизни вошел достаточно быстро, и он стал для меня привычным. Кандидатскую работу на тему «Сравнительная оценка различных материалов для роговичных и склеральных швов» завершил в установленный срок и защитил в принятом порядке. После этого был оставлен на кафедре в качестве преподавателя.
Товарищами по этой работе стали такие известные ныне офтальмологи, как Н.А. Ушаков, Л.И. Балашевич, М.М. Дронов, Р.Л. Трояновский. Новый к тому времени начальник кафедры, профессор В.В. Волков установил режим, который я бы назвал «научным полиморфизмом». Он инициировал наше движение в самых различных направлениях — от тех, которые идут под грифом «для служебного пользования», до связанных с космическими проблемами. Это было трудно, но очень интересно. Во многих программах я был участником, и это приятное ощущение причастности до сих пор не покидает меня. При поддержке профессора В.В. Волкова мне, в частности, удалось начать и завершить в 1973 году защитой докторскую диссертацию на тему «Пластические операции на склере и стекловидном теле при тяжелых повреждениях и заболеваниях глазного яблока».
— Как изменилась Ваша жизнь после защиты докторской диссертации?
— А дальше командование академии и кафедры сочли полезным вновь направить меня на три года в ГСВГ, но уже в качестве главного офтальмолога. Это было необходимо для того, чтобы опыт кафедры напрямую переходил к армейской медицинской службе. Полезность такого рода решений не вызывает сомнений. После завершения своей миссии вновь вернулся на кафедру, где продолжил преподавательскую работу. Однако на этом мои командировки не закончились. 28.12.1979 года я вместе с еще десятью хирургами различного профиля оказался в Кабуле в связи с началом 27.12.1979 года известных событий. Наша миссия состояла в том, чтобы представить в Центральное Военно-медицинское управление свои соображения по организации специализированной хирургической помощи пострадавшим в условиях Афганистана. В дальнейшем мне приходилось ежегодно, как минимум на месяц, выезжать в Ташкентский окружной госпиталь для оказания помощи раненым с особо сложной глазной патологией. Службу в армии завершил в 1988 году, занимая должность заместителя начальника кафедры офтальмологии ВМА им. С.М. Кирова. В то время ее возглавлял генерал-майор медицинской службы, профессор В.В. Волков.
— И вновь хочется спросить, что же было дальше?
— А дальше один из моих учителей, профессор А.И. Горбань, став директором Санкт-Петербургского филиала МНТК «Микрохирургия глаза», пригласил меня возглавить кафедру офтальмологии Ленинградского педиатрического медицинского института, которую он до этого времени занимал. Так произошло мое «впадение» в детство, которое продолжается до настоящего времени. На самом деле знакомство с больными детьми произошло гораздо раньше, во время службы в ГСВГ, где было много офицерских семей с ребятишками различного возраста, в том числе и с новорожденными. Так что работы с ними было достаточно. Кафедрой заведовал до 2004 года (включительно), а в настоящее время являюсь ее профессором. Что касается системы МНТК, то в нее я начал «погружаться» по приглашению профессора Л.И. Балашевича с 1995 года. В 2002 году это «погружение» вылилось в создание функционирующей детской «ячейки» (два врача, один оптик-оптометрист). В настоящий момент она заметно расширилась и окрепла (четыре врача, три оптика-оптометриста, одна медсестра). Существенно возросли объемы работы. Появились и выполняются высокотехнологичные, а порой и уникальные операции на хрусталике (доктор медицинских наук Ю.В. Тахтаев) и сетчатке (кандидат медицинских наук Я.В. Байбородов). Позитив, как видите, есть, но цель, к которой мы стремимся, пока еще не достигнута по ряду объективных причин.
— Расскажите, пожалуйста, подробнее о Ваших научных интересах.
— Да, это важный вопрос, требующий внимательного рассмотрения. Творческий путь каждого ученого становится понятным при конкретном знакомстве с выполненными им исследованиями. В этом смысле хотел бы обратить внимание на следующие моменты. По линии изобретений считаю полезным особо отметить некоторые из них (все в соавторстве): разработка принципа пневмотонометрии (наша страна, к сожалению, не защитила этот патент на международном уровне), визуального контроля за точностью стыковки космических станций (используется много лет), определения межзрачкового расстояния по положению зрительных линий парных глаз. Работы по офтальмоэргономике отражены в двух монографиях — «Методы офтальмоэргономики» и «Офтальмоэргономика операторской деятельности летного состава». Исследования по физиологии и патологии слезопродукции представлены в четырех книгах — «Слеза», «Синдром сухого глаза», «Роговично-конъюнктивальный синдром» (все совместно с В.В. Бржеским) и «Синдромы слезной дисфункции» (совместно с В.А. Ободовым). Тема травматизма затронута в двух изданиях — «Склеропластика» и «Тупые травмы органа зрения» (совместно с А.Ю. Кутуковым). Проблемы детства освещены в двух монографиях — «Избранные лекции по неонатальной офтальмологии» (совместно с Э.И. Сайдашевой и Н.В. Фоминой) и «Избранные разделы детской клинической офтальмологии» (коллективный труд под моей редакцией). Выпущены также книги по клинической офтальмологии и клинической анатомии органа зрения человека (обе в нескольких изданиях). Имеются труды по организации офтальмологической помощи военнослужащим в мирное и военное время (все они с грифом «ДСП»).
— Какие проблемы детской офтальмологии Вы считаете наиболее актуальными?
— Их достаточно много. На слуху у всех ретинопатия недоношенных. Она была и по-прежнему остается своеобразным бичом в смысле нанесения серьезного урона состоянию зрения больных детей. Активная борьба с ней ведется, и есть определенные успехи. У нас в стране они связаны с работой ряда ученых и практиков — профессора Л.А. Катаргиной, доктора медицинских наук А.В. Терещенко (со своим коллективом), О.В. Дискаленко, А.В. Баранова. Далее, в том же проблемном свете, следует упомянуть этиологическую диагностику и лечение увеитов, врожденную глаукому, содружественное монолатеральное косоглазие, функциональное нарушение зрения в виде амблиопии, расстройств бинокулярного зрения и привычно-избыточного напряжения аккомодации.
На все эти недуги ведут перманентное наступление все активные офтальмологические силы. Кстати, основные достижения в рассматриваемой области за последние годы отражены в нашей подготовленной к печати книге. Выход ее в свет приурочен к началу работы традиционной научной конференции «Невские горизонты» (22.04.2016 года), курируемой кафедрой офтальмологии Санкт-Петербургского государственного педиатрического университета.
— Газете «Поле зрения» хотелось бы представить Вас не только как профессионала, но и как человека. Хотелось бы узнать о Вашей семье, об увлечениях. Как Вы любите проводить свободное время?
— Жена, Ольга Александровна, по профессии филолог, много лет преподавала в школе русский язык и литературу, в настоящее время — пенсионерка. У нас двое детей — Игорь и Сергей. Они технологи, оба женаты. У Сергея растет дочь Даша, ей 10 лет. У Игоря — сын Женя. Ему 17 лет, но он уже мастер спорта по плаванию. Участвует в российских и международных соревнованиях, хочет связать свою жизнь с большим спортом. Главная его мечта — стать олимпийским чемпионом. У меня особых увлечений нет. Основное хобби — работа и наука. В молодости занимался футболом и легкой атлетикой. Теперь люблю выезды в лес с друзьями, собирать грибы и любоваться «глазами» карельских озер.
— Как бы Вы могли сформулировать свой жизненный девиз?
— Никогда об этом серьезно не задумывался. Пожалуй, он должен звучать так: «Пока есть работа, жизнь продолжается!»
— Евгений Евгеньевич, какие у Вас планы на ближайшие годы?
— В нынешней непростой для страны ситуации было бы, наверное, неправильно строить какие-то грандиозные планы… Но я надеюсь, что детское отделение будет успешно развиваться. Это касается и лечебной, и научной работы. Именно на это настроен весь наш небольшой, но старательный коллектив.
— Над какими проектами Вы сейчас работаете как ученый?
— Главный проект сегодняшнего дня — это уже упоминавшаяся книга «Избранные разделы детской клинической офтальмологии». Надеюсь, что она принесет пользу практикующим врачам, так как именно для них она в основном и создавалась. Затем будем двигаться дальше. На повестке дня — увеиты, опухоли органа зрения, лазерные операции.
Беседу вел Илья Бруштейн
Фотографии из архива Санкт-Петербургского филиала ФГАУ «МНТК «Микрохирургия глаза» им. акад. С.Н. Федорова»
Страницы: 1 2