— Михаил Егорович, если бы у Вас была возможность, какую реформу Вы провели бы в жизнь, чтобы улучшить состояние офтальмологической службы?
— Продолжая начатую тему, отвечу так: я бы поставил всех участников офтальмологического рынка в равные условия. В офтальмологии, как известно, самая массовая хирургия — катарактальная. При том, что мы много оперируем, остается еще много нуждающихся в этой операции людей, в системе ОМС пациенты ждут своей очереди иногда до двух лет. Так же, как беременным женщинам выдаются сертификаты на определенную сумму, чтобы она могла выбрать роддом, я бы выдал сертификат на катаракту каждому пенсионеру. С этим сертификатом он мог бы прийти в любую клинику и прооперировать катаракту, а государство перечислило бы этому учреждению определенную сумму денег. На первый взгляд, это — немного, но касается миллионов человек. Пациенты должны иметь возможность выбирать. Еще С.Н. Федоров говорил: «Пациенты — не бараны, которых нужно загонять в одно стойло». Когда мы получаем лицензию государственного образца, точно такую же, как получает государственная больница, мы должны иметь те же условия, что и больница, а больница должна иметь те же возможности, что и мы, в том числе и право самой решать, сколько и когда учреждение будет держать пациента на койке. Пока же мы выживаем на улице: пациент может зайти к нам, а может и пройти мимо. Пациенты приходят к нам по своей воле, и только качество работы определяет наш успех.
— Сколько пациентов в год не проходят мимо Вашей клиники?
— Около 12 тысяч человек в год приходят к нам на прием с различными заболеваниями глаз, основная хирургическая патология — катаракта. Если говорить о катарактальной хирургии, частная медицина получила довольно большой кусок пирога, однако рынок еще не насытился, частные клиники открываются постоянно, все работают, а очереди не становятся меньше.
— Где, на Ваш взгляд, более заметна разница между государственными и частными клиниками, в России или на Западе?
— Когда мы говорим, что уровень медицины выше на Западе, чем у нас — это правда. Он выше в Европе потому, что там существуют стандарты, т.е. общий уровень намного выше. В любых больницах — на периферии, в крупных городах или в университетских клиниках — стандартные операции выполняются примерно одинаково. В России до последнего времени существовала такая ситуация: у нас есть врачи-«звезды», есть суперклиники, но есть клиники, где медицинские услуги оказываются по усмотрению того доктора, который в ней работает. Еще буквально несколько лет назад в 100 км от Москвы пациенту делали экстракапсулярную экстракцию катаракты, а в некоторых случаях — интракапсулярную! Представить такое в Европе или Америке невозможно. Это определяет более высокий общий уровень офтальмологии на Западе. С другой стороны, мы сегодня имеем возможность видеть, как работают европейские и американские доктора, и нас ничего не удивляет…
— Не удивляет вас, московских «звезд»…
— …Мы видим, что это обычный доктор, работает довольно напряженно, но он не портит глаза, выдает стандартную хирургию. По-другому он просто не может работать. В Америке однажды мы наблюдали, как в известной клинике известный хирург прилагал довольно большие усилия, чтобы прооперировать достаточно стандартную катаракту. Исходные данные доктора не соответствуют статусу «звезды», но на выходе он выдает нормальный результат.
— Каковы перспективы Вашего центра? Насколько я понимаю, в Вашей системе сегодня работают московская клиника, клиники в Сочи и Алма-Ате. Сочинская клиника открылась совсем недавно?
— Мы открыли ее в ноябре 2013 года. Несмотря на некоторый дефицит кадров в городе в целом, все идет нормально, коллектив постепенно формируется, и клиника приобретает репутацию. Перспектива развития клиники зависит от многих факторов, прежде всего необходимо поддерживать качество диагностики и лечения на достойном уровне. Однако пока многое приходится делать самим: Марине Викторовне, моей жене — решать административные вопросы, мне — оперировать. Конечно, приходится уже задумываться о будущем, кому передавать наше дело. В Москве ситуация у нас достаточно гармоничная: наши сотрудники — опытные врачи, мы давно работаем вместе, поэтому я могу спокойно уехать и оставить клинику на них. В Алма-Ате прекрасно работают несколько хирургов, коллектив тоже устоявшийся. Но основная задача — реорганизовать нашу деятельность так, чтобы клиника могла работать вне зависимости от главных действующих лиц. Конечно, есть определенная надежда и на детей, но, к сожалению, не все наши дети пошли в офтальмологию. Сейчас наша дочь учится в мединституте, и мы рассчитываем, что она в том или ином качестве продолжит наш бизнес, который я могу без преувеличения назвать делом всей нашей жизни.
— Есть ли в планах расширить сеть Ваших клиник?
— Пока планов таких нет. Мы следуем ленинскому принципу «лучше меньше, да лучше». С точки зрения бизнеса экстенсивный путь тоже хорош. Я знаю пример, когда один центр только за год открыл 13 новых филиалов. Но разница в том, что владельцы этих клиник не занимаются лечением людей. А когда каждый день ходишь в операционную, с утра до вечера с больными, думать о чем-то другом очень сложно. В четверг я лечу в Алма-Ату, ночь — в самолете, утром — прием, причем я должен принять не менее 150 человек. Мой рекорд — 275 человек в день. Мы начинаем в 10 утра, заканчиваем в 23.00, иногда работаем до полуночи, при том, что работа организована идеально. Каждый день — не менее 20 полостных операций и как минимум 40 лазерных. При таком режиме работы расширяться едва ли возможно.
— Вы больше бизнесмен или врач?
— Безусловно, я больше хирург, чем бизнесмен. Жизнь все расставила по своим местам и моя работа — лечить людей. Думаю, сочетать в полной мере качества хирурга и бизнесмена невозможно. Что-то одно будет страдать.
— Немного провокационный вопрос: что страдало у Святослава Николаевича?
— Святослав Николаевич — великий человек, и критиковать его невозможно. Он настолько выделяется среди нас всех, что очень сложно рассуждать на эту тему. Когда пытаешься поставить себя на его место, понимаешь, какой все-таки у него масштаб. Скольким людям он дал образование, дорогу в жизнь, а сколько людей пользовались его именем! Но, ни в коем случае не ущемляя его достоинств в хирургии, наверное, он все-таки был больше организатором и ученым. Но в этом и заключается его сила. Если бы Святослав Николаевич был просто хирургом, он варился бы в собственном соку, сидел бы под куполом, как это происходит со многими. Ему никогда бы не пришла в голову мысль организовать 12 филиалов по всей России, ему нужны были национальные масштабы. В итоге он сделал великое дело — поднял отечественную офтальмологию совершенно на новый уровень. Во многих регионах есть филиалы МНТК, которые являются абсолютно современными клиниками, соответствующими уровню мировых стандартов, где практически любой человек может получить высококвалифицированную помощь. Это заслуга полностью принадлежит Святославу Николаевичу Федорову. Он был все-таки больше организатор, что, однако, не помешало ему осуществить много революционных идей в офтальмологии. Когда мы ходили рядом, мы этого не понимали, а сегодня с позиции прожитых лет понимаешь, кем был для всех нас академик Федоров. И я благодарен судьбе за то, что свела меня с ним.
— Как это произошло?
— Это произошло, как и многое в моей жизни, случайно. Я учился в Томском медицинском институте, на 6-м курсе перевелся в Москву, в 1-й Мед. В том году был объявлен набор 11-ти человек в ординатуру, потому что открывался Московский филиал, и я оказался в числе этих людей вместе с Николаем Петровичем Соболевым и Алексеем Юрьевичем Серегиным. Мне повезло, что я попал в отделение к Федорову, где работал с первого до последнего дня. Закончил ординатуру, был референтом, ассистентом, в последние годы достаточно близко с ним общался. К сожалению, я довольно быстро уехал в Италию, и наши пути разошлись.