— В наших ВУЗах этому не учат?
— В мое время этому не учили. Существует деонтология, наука о нравственных нормах поведения медицинских работников. Привить умение корректно относиться к пациентам и коллегам сложно. Мы довольно часто проводим тренинги с работниками регистратуры и медицинскими сестрами и понимаем, что далеко не каждого можно научить быть человеком. Может быть, это черта нашего характера, результат того, что наше общество более черствое, в людях скопилось много агрессии, грубый голос, взгляд исподлобья. Но какая-то планка, безусловно, должна существовать, без этого создать нормальную атмосферу в клинике невозможно. Когда человек слышит сталь в голосе, недоброжелательные интонации администратора, у него уже складывается неблагоприятное впечатление об организации в целом. Или иногда приходится наблюдать, как медицинская сестра общается с пациентом: «Сядьте! Подождите! Видите, у меня люди! У меня еще нет Вашей истории!» Тогда я ей говорю: «Я профессор, доктор наук, но я не могу себе позволить ничего подобного… Вместо грубых, лишних слов, скажите только: «Будьте любезны, не волнуйтесь, сейчас все решим».
— Михаил Егорович, как Вы пришли к мысли создать свою собственную клинику?
— Мы все — выходцы из МНТК, работали в государственной медицине, и если бы судьба не забросила нас в Италию, я спокойно продолжил бы работать в госучреждении. Но получилось так, как получилось: в 1992 году мы уехали в Италию, где я проработал около 5 лет: сначала в частной клинике, затем частнопрактикующим врачом. В те годы многие доктора, работая, например, в институте, стали выезжать на операции в другие города. В Италии также существовала практика, когда известный доктор, хороший хирург, периодически выезжал оперировать в различные клиники, что было выгодно пациенту, клинике и самому доктору.
Подобная идея возникла и у меня, когда я еще работал в Италии и с 1995 года раз в 2-3 месяца летал в Алма-Ату на операции. Уровень офтальмологии в Казахстане в тот момент был невысоким, хрусталики имплантировали только людям до 60 лет и не во всех больницах. Успех нашего предприятия был просто ошеломляющим. Оперировать мы начали в медсанчасти спортивного клуба ЦСКА, где располагалась пригласившая нас многопрофильная клиника, вместе с которой затем переехали в отдельное здание, где работали гинекологи, ЛОР-специалисты, онкологи, пластические хирурги. У нас был один кабинет, общая операционная, часто мы оперировали вместе с пластическими хирургами. В 1999 году мы купили эксимерный лазер, первый в Казахстане. Когда мы с женой просчитали все риски, поняли, что начинать собственный бизнес в тот момент в другой стране граничит с авантюрой. Необходимо было побороть сомнения и сделать решительный шаг, что и определило дальнейшее развитие событий. С этого момента стали работать самостоятельно. Лазер мы сами зарегистрировали в Казахстане, получили лицензию и в течение 6 лет были монополистами — это был единственный лазер в стране, и мы были пионерами эксимер-лазерной хирургии в Казахстане. Также первыми мы начали делать факоэмульсификацию и ставить отрицательные линзы. Таким образом, небольшой кабинет перерос в полноценную офтальмологическую клинику, которая продолжает успешно работать.
Но нашей главной целью была Москва, куда мы вернулись из Италии в 1997 году, перед самым кризисом. Помещение, где мы сегодня работаем, 15 лет назад находилось в плачевном состоянии: с потолка капала вода, хозяйничали крысы, гнилые стояки, пола нет, стен нет. За год был сделан ремонт, мы купили оборудование и приступили к работе. Впрочем, у нас и не было другого выхода. Я частично совмещал работу в своей клинике в Алма-Ате с работой в системе Управления делами Президента (заведовал Центром офтальмокоррекции на Старопанском переулке), продолжал оперировать параллельно в Италии и в Казахстане, но когда московская клиника открылась, мне пришлось уйти из Центра офтальмокоррекции, оставить пришлось и поездки в Италию.
— Сейчас врачей, работающих в государственных учреждениях, приглашают оперировать в частные клиники, вести своих больных. Когда у врачей появилась такая возможность?
— Сегодня у хороших хирургов, работающих в госучреждениях, возможностей заработать стало несравнимо больше. Выезжая 2-3 раза в месяц на операции в частные клиники, доктор получает весьма солидные деньги, не вкладывая ничего. Ему не надо платить зарплату сотрудникам, оплачивать аренду, коммунальные услуги, решать проблемы содержания здания и т.д. Сейчас появилось много частных клиник, которые дают возможность хорошим хирургам зарабатывать, и зачастую доктору не имеет смысла организовать свое дело, тратить такое количество сил, времени, энергии и денег. Хочу сказать, что первую новую машину я купил в 40 лет, до этого я даже и не рассматривал такие варианты. Все деньги мы вкладывали в клинику: лучше купить новое оборудование, сделать хороший ремонт, чем потратить деньги на себя лично.
— Когда было труднее вести бизнес — в первые годы работы или сейчас?
— В Москве сейчас медицинский бизнес стал достаточно прозрачным и цивилизованным. Практически все к этому пришли. Конечно, бывают трудности, например, с пожарными: бесконечно меняются правила, но это частности. Еще один момент: если бы медицина работала как должно, мы бы не смогли работать так, как работаем сейчас, когда люди платят наличными деньгами за оказываемые услуги. Мы должны были бы перейти на систему, принятую повсеместно на Западе, где все клиники работают по страховке.
— Существуют ли, на Ваш взгляд, реальные перспективы для частных клиник в России перейти хотя бы частично на работу по системе ОМС?
— Такие перспективы есть, это необходимо, и государству выгодно. Если мыслить по-государственному, необходимо все лечебные учреждения вне зависимости от формы собственности поставить в одинаковые условия. А пациенту останется лишь сделать свой выбор. Ему не надо будет обращаться в свой региональный Минздрав или департамент здравоохранения за направлением, ждать, пока главный офтальмолог подпишет бумагу и направит пациента в ту или иную клинику. Еще раз повторяю, пациент сам должен выбрать клинику. Должна быть жесткая тарификация хирургии вне зависимости от статуса клиники. Пациент не должен платить нигде. Только тогда будут созданы реальные условия для повышения качества оказываемых услуг. Те, кто не умеет работать, просто уйдут с рынка, останутся нормальные игроки, и от этого выиграют все: пациент, государство, государственные и частные клиники. Мы обязаны прийти к такой системе и, надеюсь, придем. Конечно, за какие-то категории услуг человек должен платить деньги, но пенсионеры, люди, всю жизнь проработавшие и платившие налоги, имеют право на бесплатное лечение даже в частных лечебных учреждениях. Еще раз повторюсь, государству это выгодно. Если мы разделим бюджет государственной больницы на количество пролеченных пациентов, получим, что это лечение стоит в несколько раз дороже, чем пациент заплатит в частной клинике за тот же продукт. Так, кстати, когда-то Святослав Николаевич Федоров обосновывал экономическую эффективность МНТК. Государственная больница в отличие от частной построена на налоги, содержится на бюджетные деньги, при этом пациенты еще и оплачивают некоторые услуги. Если пациенты перестанут платить «живые» деньги, уровень обслуживания в такой больнице опустится до минимума и лечебное учреждение может перестать существовать. Однако и больнице надо дать все те же права, что и частной клинике. И не надо ей навязывать, к примеру, обязательную госпитализацию после операции по поводу удаления катаракты. Потому что это было вчерашним днем уже двадцать пять лет назад, когда я только пришел в ординатуру. И Федоров с этим тогда боролся. Я думаю, многие государственные и частные учреждения с удовольствием бы играли по общим правилам, и движение в этом направлении есть, некоторые частные клиники уже работают в системе ОМС. Дальше все зависит от государства — чтобы эта система заработала, должны выделяться деньги и, что очень важно, не должны постоянно меняться правила.