Врач-офтальмолог поликлинического отделения Октябрьской Центральной городской больницы и Сызранского филиала Самарской областной клинической офтальмологической больницы им. Т.И. Ерошевского М.В. Зорина: Мой девиз: где родилась, там и пригодилась!
Коллеги-доктора, которые становятся героями рубрики «Земский доктор», пользуются большим авторитетом у своих земляков, эффективно осуществляя лечение пациентов, проводя диспансеризацию, профилактическую и научно-методическую работу. Их труд направлен на то, чтобы в каждом регионе России профильная офтальмологическая помощь оказывалась на максимально возможном высоком уровне.
Нередко в беседах с корреспондентом газеты «Поле зрения» доктора поднимают острые вопросы, подробно описывают проблемы, мешающие осуществлению врачебного долга. Своей активной жизненной позицией они способствуют реформированию здравоохранения.
М.В. Зорина, героиня нашего сегодняшнего номера, тоже человек неравнодушный. Интеллигентность и деликатность в личном общении она сочетает с принципиальностью и прямолинейностью, когда речь идёт об интересах дела, об организации здравоохранения.
Об Октябрьске и Сызрани
Мария Владимировна, Ваша жизнь связана с двумя городами Самарской области: Октябрьском и Сызранью. Признаться, о Сызрани и её богатом архитектурном, историческом наследии мне довелось много слышать… А город Октябрьск, вероятно, нечасто мелькает в сводках новостей за пределами Самарской области. Поэтому он известен гораздо меньше.
Октябрьск – моя родина, мой любимый город. На самом деле, он гораздо меньше Сызрани и не так известен за пределами региона. В Сызрани живёт более ста шестидесяти тысяч жителей. Это третий по численности город Самарской области после Самары и Тольятти.
Сызрань – один из промышленных, культурных и туристических центров региона. Любители истории и архитектуры прекрасно знают многочисленные купеческие особняки старой Сызрани.
Сызрань – древний город. Он был основан в 1683 году. Сразу же началось сооружение Кремля. В настоящее время от Кремля сохранилась только белоснежная, элегантная и величественная Спасская башня. Она по праву стала «визитной карточкой» Сызрани.
Кстати, по улице Советской (бывшей Большой), дом 28, находится особняк купца А.И. Бочкарева. Это мой прапрадед, один из уважаемых представителей сызранского купечества. Уже много поколений нашей семьи живут на сызранской земле. И мне хочется передать дочери – ей сейчас девять лет – любовь к этим краям.
Октябрьск, также как и Сызрань, находится на берегах Волги. В 1942 году из рабочих посёлков Батраки, Правая Волга, Первомайск и села Костычи был образован Октябрьский район Сызрани. А в 1956 году Октябрьский район отделили от Сызрани, и он стал самостоятельным городом Октябрьск. Это решение было вполне логичным, учитывая, что Сызрань и Октябрьск разделяют 25 километров.
В Октябрьске живёт чуть более двадцати пяти тысяч человек. Узкой полосой город вытянулся вдоль волжских берегов на 27 километров. Конечно, Октябрьск тесно связан с Сызранью, но в городе есть вся необходимая собственная инфраструктура, в том числе и Центральная городская больница на 95 коек, где я работаю.
Годы становления
Мария Владимировна, расскажите, пожалуйста, о себе, о Вашем пути в медицине.
В одиннадцатом классе у меня возникло огромное желание стать врачом. Почему именно это желание возникло, я сейчас сказать не могу. В юности решения приходят спонтанно. Никого из родственников-докторов у меня не было. Поступила в Самарский государственный медицинский университет. Стала учиться, понравилось. Особенно меня заинтересовала общая хирургия.
Но всё-таки Вы стали врачом-офтальмологом.
Офтальмология – тоже хирургическая специальность. Ко времени окончания вуза я стала склоняться к тому, чтобы заняться офтальмохирургией. Она не требует такой физической силы и выносливости, как общая хирургия. Зато для офтальмохирургии важны навыки мелкой моторики, филигранная точность движений.
Как складывалась Ваша жизнь после окончания вуза?
Я получила направление в клиническую ординатуру по офтальмологии своего родного вуза. Отучилась четыре месяца. Но в силу ряда причин стала копиться неудовлетворённость из-за организации учебного процесса.
И что Вы решили предпринять?
Я позвонила в приёмную директора Чебоксарского филиала МНТК «Микрохирургия глаза». Тогда эту должность занимал Н.П. Паштев. Меня соединили с Николаем Петровичем. Вероятно, мне удалось убедительно изложить ему, почему я не хочу продолжать учёбу в родном вузе… Я попросила директора о переводе в клиническую ординатуру Чебоксарского филиала МНТК. Он дал согласие. Мне осталось только собрать свои вещи и переехать в Чебоксары.
Вы до этого бывали в Чебоксарах? У Вас были знакомые в филиале?
Нет. До поступления в клиническую ординатуру я никогда в Чебоксарах не была, знакомых у меня там тоже не было. Позвонила директору, в буквальном смысле, «с улицы». Но он отнёсся к моей просьбе серьёзно, и всё получилось! Я до этого много слышала о Чебоксарском филиале, о всей системе МНТК.
Вы не пожалели о своём выборе?
В Чебоксарах у меня были прекрасные учителя. Я провела в этом городе около двух лет. Это был сравнительно короткий, но, наверное, важнейший этап в моём профессиональном становлении.
Не могу с благодарностью не упомянуть двух замечательных докторов − д.м.н. Н.А. Поздееву и О.В.Тимакову. Надежда Александровна в то время была заместителем директора филиала по научной работе. Она курировала всех клинических ординаторов. Каждому из нас она уделяла много времени. Это − прекрасный хирург-универсал, учёный-исследователь с широчайшим кругозором. Я была рада, что могла с ней общаться, присутствовать во время её операций.
Моим непосредственным учителем была Ольга Витальевна Тимакова. Она учила меня хирургии. Мы работали в дружном, сплочённом тандеме. Я вела её пациентов, занималась заполнением медицинской документации. На первом курсе клинической ординатуры я ассистировала Ольге Витальевне в операционной. Уже на втором курсе у меня были самостоятельные операции, во время которых она присутствовала.
В каком отделении Чебоксарского филиала МНТК Вы учились и работали?
Это было отделение витреоретинальной хирургии.
Какие операции Вы освоили в то время?
Я самостоятельно осуществляла склеральное пломбирование, занималась введением ингибиторов ангиогенеза в сетчатку, осуществляла склеропластику у подростков.
Вы упомянули склеропластику. Не могу не спросить Вас об отношении к этой методике, к хирургическому лечению близорукости.
Я училась в клинической ординатуре в 2009—2010 годах. Очевидно, что за прошедшие годы сфера применения склеропластики ещё более сузилась, хотя полностью эта технология не вытеснена. Её ещё нельзя назвать устаревшей. За последние годы существенное развитие получила оптическая коррекция миопии. В том числе свою эффективность доказали ночные (ортокератологические) линзы. Совершенствуются очки и контактные линзы, успешно применяются факичные линзы.
Очевидно, что в подавляющем большинстве случаев мы можем замедлить прогрессирование близорукости без склеропластики. Но всё же существуют единичные случаи, когда склеропластика необходима. Это связано с тем, что некоторые юные пациенты плохо переносят очки и контактные линзы. То есть оптическая коррекция не охватывает 100% пациентов. И в годы моей учёбы эту операцию делали сравнительно редко.
Что Вам особенно запомнилось за годы учёбы в Чебоксарах?
Я, в частности, запомнила виртуозные операции по имплантации искусственной радужки, которые проводила д.м.н. Н.А. Поздеева.
В каких случаях требуется эта операция?
Радужка может быть повреждена из-за тяжёлых травм глаза, в частности, проникающих ранений… Но всё же, в большинстве случаев, речь идёт не о травмах, а об аниридии, когда ребёнок рождается с отсутствующей радужкой в органе зрения.
Во время моей учёбы в клинической ординатуре детям и подросткам эту операцию не проводили. Надежда Александровна оперировала юных пациентов, достигших восемнадцатилетнего возраста, когда рост глаза прекращался.
Результаты были всегда очень хорошие. Обычно до операции пациенты могли видеть только первую строчку, а после операции – уже две-три строчки.
Это от рождения слабовидящие люди. И для них любое улучшение зрительных функций – огромное счастье!
Конечно. Мне довелось много общаться с инвалидами по зрению. И они особенно ценят тот остаток зрительных функций, которыми они обладают, стремятся его сохранить. А если удаётся улучшить зрение, пусть и немного – это воспринимается как «королевский подарок» и принципиальное улучшение качества жизни.
Не могли бы Вы рассказать о какой-либо операции, которую Вы сами проводили в Чебоксарах?
Вспоминаю молодого парня, двадцатилетнего боксёра, который во время спортивной тренировки получил удар в глаз. Итог − разрыв сетчатки. К счастью, центральная зона не была задета. Но любой разрыв сетчатки – это опасная ситуация!
Почему этот случай мне запомнился? До травмы у парня было стопроцентное зрение. И для меня было принципиально важно, чтобы оно таким и сохранилось. Это удалось!
После этого случая он продолжил заниматься боксом?
Этого я не знаю. Я его встречала потом на амбулаторном приёме, во время реабилитационного периода. Тогда ему было запрещено заниматься спортом. И он этот запрет соблюдал. Что было потом – мне неизвестно… Но Ваш вопрос вполне логичен. На самом деле опыт врача-офтальмолога показывает, что многие пациенты легкомысленно относятся к своему здоровью. В том числе это касается и экстремальных видов спорта, которыми не все могут и должны заниматься. Но врачебные запреты нередко игнорируются.
Страницы: 1 2
