Интервью с заместителем главного врача глазной клиники «Центр коррекции зрения «Октопус» (Самара), кандидатом медицинских наук, врачом высшей категории Андреем Борисовичем Дурасовым
— Андрей Борисович, благодарю Вас за то, что согласились без подготовки побеседовать со мной. Впервые я Вас увидел несколько лет назад на одной из московских конференций в кабине синхронного перевода. И, как переводчик по профессии, не мог не оценить блестящий уровень Вашей работы с английским языком. А чуть позже на конференции в Самаре Вы выступали с научным докладом. Оказалось, Вы еще и доктор! Как это получилось?
— Я в первую очередь доктор (смеется), все остальное — на уровне хобби, которое получило определенное развитие, благодаря моему давнему интересу к языкам.
— Сколько их в Вашем активе?
— В активном состоянии — английский, чуть-чуть — немецкий, поскольку я три месяца стажировался в Германии и заранее к ней готовился — учил основы. В немецкой клинике общался с пациентами на немецком на простейшем уровне: «открыть — закрыть глаза, сесть — встать», усвоил какие-то простые инструкции, некоторые бытовые выражения. Конечно, свободно вести беседу на немецком я не могу. А в последнее время меня серьезно увлекла каллиграфия, отсюда — совсем чуть-чуть японский и китайский, наверное, с эстетической точки зрения. Хотя с японскими докторами поздороваться, представиться могу, и они меня понимают.
Интерес к английскому у меня возник еще в школе. Учился я хорошо и в школе, и в институте. После обязательного года изучения английского я продолжил заниматься на кафедре иностранных языков, преподаватели мне давали переводить медицинские тексты. Получается, что я и им помогал, и себе: набирал словарный запас по всем медицинским специальностям.
Знакомство с устным переводом пришло позже, когда работал в клинике у Сергея Львовича Бранчевского (сотрудником этой клиники я был много лет после института: сначала как совместитель во время учебы в ординатуре, аспирантуре и, будучи ассистентом кафедры, затем перешел на постоянную работу). Ездил на конференции, слушал устный перевод, который часто делал Сергей Львович, и как-то раз он предложил мне поработать вместе с ним. Язык на уровне научных статей я знал, в офтальмологической тематике разбирался, и объединить эти два элемента было несложно. Тревогу вызывал сам факт синхронного перевода: послушать — понять — перевести, при этом не заглушить собой голос спикера, услышать следующую фразу — перевести и т.д. Попробовал первый раз — получилось, а дальше меня заметили организаторы конференций и стали использовать в качестве переводчика. В 2011 году на конференции в МНТК «Микрохирургия глаза» организаторы вручили мне грамоту в ознаменование 10-летней годовщины моей деятельности в качестве синхронного переводчика. Несомненно, моя специальность служит мне хорошим подспорьем в переводе: я хорошо знаю нюансы, детали, термины, аббревиатуры, в которых неспециалисту, даже превосходно владеющему языком, разобраться не представляется возможным.
— С английским понятно, а японский?
— В 2014 году я ездил на Всемирный офтальмологический конгресс в Токио. Тема японского языка меня сильно заинтересовала.
Ты будто попал на другую планету. Со знанием английского я свободно ориентируюсь в Европе, даже не в англоязычных странах, но в Японии совершенно ничего не понятно. Это меня и побудило заняться японским. Купил маленький самоучитель и в течение 10 часов перелета немного освоил азбуку и мог уже читать названия некоторых блюд, которые нам подавали в самолете. Я спрашивал стюардессу, правильно ли я их прочитывал, оказалось, что правильно. Мне просто стало интересно.
— Коль скоро мы затронули вопрос заграничных поездок, когда состоялась первая?
— В апреле 1999 года в Германию, в клинику профессора Крайссиг. Она находится в городе Тюбинген, в 40 километрах от Штутгарта. Сергей Львович Бранчевский, ранее стажировавшийся в этой клинике, познакомил меня с профессором Ингрид Крайссиг, и мы договорились о возможности более длительной стажировки в ее клинике. В течение трех месяцев я осваивал минимальную хирургию отслойки сетчатки. В хирургическом плане активно развить эту методику в Самаре не получилось, хотя несколько операций нами было сделано. Профессор Крайссиг стала привлекать меня в качестве переводчика на свои обу-чающие курсы, которые она проводила и продолжает проводить во многих городах России и ближнего зарубежья (Казахстан, Кыргызстан). Вместе с С.Л. Бранчевским мы перевели ее двухтомник «Руководство по минимальной хирургии отслойки сетчатки», затем я перевел ее третью книгу — «Регматогенная отслойка сетчатки: варианты лечения». Как видите, моя переводческая деятельность не ограничивается только устным переводом.
— Давайте обратимся к Вашей основной сфере деятельности, к офтальмологии. Одна из Ваших лекций по программе конференции была посвящена катаракте, в частности, Вы говорили о том, что опыт экстракапсулярной экстракции катаракты выручал Вас в экстренных случаях и что современным хирургам крайне желательно владеть этой, на первый взгляд, устаревшей методикой. То есть с катарактой, как я понимаю, Вы знакомы уже давно и, очевидно, не только с катарактой.
Первый опыт «живой хирургии». Самара, 2010 г.
— Мой интерес к офтальмологии возник еще во время учебы в Куйбышевском (на тот момент) медицинском институте. Я учился в интересное время: поступал в Куйбышевский медицинский институт им. Д.И. Ульянова, окончил Самарский медицинский институт, а ординатуру — в Самарском медицинском университете: три разные записи и одно учебное заведение. Во время цикла глазных болезней нас, студентов, водили в операционную посмотреть на экстракцию катаракты. Это была, естественно, самая частая операция, к тому же ее можно было показывать студентам без особых опасений.
— Опасений чего?
— Всякое бывает. Кто-то может при виде крови упасть в обморок, например… А катаракта — простая, относительно быстрая операция.
С тех пор у меня появился целенаправленный интерес к офтальмологии. Студенты могли выбрать одно из трех направлений: терапия, хирургия, акушерство и гинекология — и на 6-м курсе, в субординатуре, я выбрал направление «хирургия», потому что офтальмология была хирургической подспециальностью. Таким образом, 6-й курс я отучился на общего хирурга. По циклу мы проходили все хирургические кафедры, смотрели общехирургические операции. После окончания института с красным дипломом, меня распределили в клиническую ординатуру на кафедру офтальмологии, и я оказался в Офтальмологической больнице им. Т.И. Ерошевского, где два года постигал премудрости работы врача-офтальмолога.
Дальше — три года аспирантуры, где я в основном занимался лазерами: лазерным лечением патологии глазного дна, лазеркоагуляцией при диабете, при миопии и параллельно вел занятия со студентами. Затем — защита диссертации, посвященной лазерному облучению крови при заболеваниях глазного дна. Это способ воздействия на микроциркуляцию, кровоток, на сосуды сетчатки, но не на уровне сетчатки, а через систему крови. То есть лазерное облучение проводилось на уровне сонных артерий через кожу с помощью инфракрасного полупроводникового лазера; воздействие не оказывалось непосредственно на орган зрения, но влияние на глазные заболевания было существенным.
— Насколько тема актуальна на сегодняшний день?
— На сегодня разработано много различных способов воздействия на кровоток. А на тот момент актуальность заключалась в том, что широко был известен метод внутрисосудистого лазерного облучения крови, когда в вену вводился световод, и через него лазерное излучение подавалось непосредственно внутрь сосудов. Для этого использовался гелий-неоновый «красный» лазер, который через кожу не проникает. Большей проникающей способностью обладает инфракрасный лазер, поэтому его не требовалось вводить внутрь сосуда; достаточно было поместить его в зоне проекции сосуда, где он подходит близко к поверхности (сосуды шеи), и таким образом мы фактически оказывали воздействие на кровь, причем в непосредственной близости к глазу. Лазер, который мы могли использовать в работе, существовал. Причем он использовался не только в офтальмологии. Лазерная терапия — это разновидность физиотерапии и применялась при заболевании суставов, лечении других состояний. За основу мы взяли применявшийся на тот момент метод лечения внутрисосудистым лазерным облучением крови диабетических ангиопатий нижних конечностей. Незначительно модифицировав методику, получили положительный результат. Метод с успехом использовался ровно до тех пор, пока не закрылось отделение.
Первый опыт в качестве модератора «живой хирургии». Самара, 2018 г.
…Сегодня с консервативным лечением существуют большие проблемы. Отделения и стационары, которые занимались консервативным лечением, закрываются, и развивается, в основном, хирургическое направление…
…В конце 1997 года в Самаре получил развитие метод эксимерлазерной коррекции зрения, и С.Л. Бранчевский предложил мне работу в своей клинике по этому направлению. Какое-то время я совмещал работу на кафедре с работой в частной клинике, специализировавшейся на эксимерлазерной коррекции. В мои обязанности входило обследовать пациента, при необходимости проводить периферическую лазеркоагуляцию, эксимерлазерную коррекцию. Эта работа требовала полной отдачи, и я был вынужден уйти с кафедры. С тех пор работаю в частной медицине. И постепенно, помимо эксимерлазерной хирургии, я стал проводить операции по поводу катаракты.
Катарактальные операции, как известно, это не только способ борьбы со слепотой, но и способ изменить показатели преломления глаза через рефракционную замену хрусталика. Катарактой я занимаюсь с 2001 года, когда практиковалась еще шовная хирургия, сейчас используется ультразвуковая факоэмульсификация, но полученные в свое время хирургические навыки не забываем и успешно применяем, когда это необходимо. Бывают ситуации, когда катаракта чрезмерно запущена: хрусталик плотный, окружающие ткани слабые — и в этом случае ФЭК, идеальный метод хирургии катаракты, превращается в рискованную авантюру с непредсказуемым концом. Даже если удастся без особых интраоперационных проблем и осложнений завершить операцию, объем ультразвуковой энергии, необходимый для дробления огромного плотного хрусталика, будет настолько велик, что пострадают окружающие ткани, возникнет послеоперационное воспаление, отек роговицы, будет долго восстанавливаться зрение. Поэтому будет лучше провести пациенту менее технологичную операцию, но он получит зрение уже на следующий день, чем сделать «самую-самую», а потом месяц уговаривать пациента потерпеть и подождать.
Страницы: 1 2
