Дорогие читатели, я снова с благословения редакции позволю себе под новогодние праздники нарушить плавное течение медсестринских записок и поговорить на отвлечённую тему, напрямую с медицинской деятельностью не связанную. Хотя, если смотреть на работу медсестры философски, что я и стараюсь делать, получается, что к ней имеет отношение абсолютно всё. Мы же лечим человека, а значит, ничто человеческое нам не чуждо, если призанять цитату у классика. В общем, в моём разгорячённом воображении медсестра предстаёт здаким титаном эпохи Возрождения. Ну ладно, вы пока читайте, а там разберёмся, что к чему.
Я хоть и далеко уехала, но «отпустить меня не хочет родина моя», поэтому я радостно кидаюсь на всё, что увижу в Интернете о России и русских. Правда, исключая новости, потому что с новостями надо обходиться осторожно и «фильтровать базар», как это называлось в отчаянных девяностых годах прошлого столетия, а сейчас, простите, не знаю как. Устарела моя неформальная лексика... Вот я её и стараюсь освежить на просторах Интернета. И натыкаюсь, представьте себе, на статью в Huffington Post, из которой потом быстренько сделали перевод и в рунете, «Чего не делают русские». Под номером, кажется, пять, шло «Не улыбаются посторонним». И я призадумалась. Правда, что ли, мы настолько явно не улыбаемся, что уж и обобщение делать можно на национальном уровне?
Если учесть, что статью, скорее всего, писали странствующие и путешествующие, то пограничники в Шереметьево действительно выглядят так, как будто с отличием закончили спецкурс «Оставь надежду, всяк, сюда входящий». Во время моей последней поездки в Москву мной занималась очень хмурая тётенька, которая на моё улыбчивое приветствие никак не отреагировала, зато вовсю громко болтала с товаркой за соседней перегородкой о том, как наглая Машка спит с начальником. Представить такой разговор между представителями паспортного контроля в Сан-Франциско просто невозможно! И не потому, что они выше подобных интересов, а потому что вмиг вылетят с работы, если прилюдно начнут обсуждать даже такую животрепещущую ситуацию, как «с кем же спит наглая Машка». Поэтому они только «улыбаются и машут» согласно инструкции, а обладателям американского паспорта радостно говорят: «Добро пожаловать домой!». Ну что, у наших язык бы отвалился? Но, честно говоря, даже как-то представить себе не могу улыбчивого шереметьевского пограничника. А ведь это – первое официальное русское лицо, в некотором роде – лицо страны. Да... «Эх! эх! придет ли времечко, когда (приди, желанное!..)»[1] и нас будут радостно приветствовать с возвращением на родину, откуда бы мы не приезжали...
А пока начну от противного. Когда в далёком 1998 году я с детьми, сцепив зубы, скрепя сердце и положившись на высшие силы (они же русский «авось») переселилась в Калифорнию, она неожиданно встретила нас неприветливо: промозглой погодой и дождём, хотя дело было в конце мая. Как потом выяснилось, мы как раз угодили в момент местного погодного катаклизма Эль Ниньо, который в нашей семье получил также названия (авторы указаны в скобках): «здравствуйте, я ваша тётя» (я), «ни фига себе» (старший сын) и «крутой облом» (младший сын).
Младший также был несколько ошарашен тем, что в новом отечестве нет ни коллективного двора, ни привольного ничейного леса, как на даче, а есть только очень культурная детская площадка, куда он и отправился, гонимый инстинктом первооткрывателя. Вернулся он часа через два несколько затуманенный, повздыхал и спрашивает: «Мам, а что это здесь все приветливые и улыбчивые, а у нас в России все такие свирепые?» Ну что тут скажешь? Не знаю, дитя моё. Особенно мне понравилась точность характеристики национального типа устами младенца: не суровые, не насупленные, не хмурые, а именно свирепые, то есть мгновенно готовые к атаке словом и делом.
Я сама, когда впервые съездила в 1990 году, как тогда говорилось, «за бугор» — и сразу в США, вот был шок-то! – вернулась домой с тем же риторическим вопросом. Причём, если помните, тогдашняя наша свирепость была чистейшей воды, ещё не замутнённая никаким капитализмом. Так, слабые кооперативные «спасибо-пожалуйста» проскакивали, и всё. На мои обалделые разглагольствования об американской дружелюбности мой тогдашний русский муж отреагировал весомо, кратко и трезво, хотя последнее обстоятельство уже тогда давалось ему с трудом. «Эх, Ленка», — сказал супруг со вздохом, «они там тебе улыбаются за деньги, чтобы что-нибудь всучить. А у нас тебя отматерят, но зато от чистого сердца». Ну, просто «Золотое слово Александра»!
Как ни хотелось мне поделиться с сыном наставлениями отца – с паршивой овцы хоть шерсти клок, извините за прямоту — но трудно было предположить, что Антошке кто-то что-то пытался всучить на детской площадке. Хотя вот пишу, а сама соображаю: увы, и такое теперь бывает по обе стороны океана. Но нет, в этом случае новые соседи обходились с Антошкой ласково, не имея на него совершенно никаких коммерческих видов. Вот с тех пор мы и живём среди улыбчивых американцев.
Сначала эта лавина всеобщего счастья обескураживала: куда ни глянь, все просто лопаются от радости — ну невозможно же так жить. Мне, по натуре человеку подозрительному, конечно казалось, что это какой-то всеобщий спектакль. А потом выяснилось, что это действительно такой образ жизни: всё взаправду, никто не притворяется, и надо вам сказать, это невольно затягивает и как-то даже дисциплинирует. В душу никто ни к кому не лезет, а к обществу постоянно обращено дружелюбное улыбающееся лицо, на котором написано: «У меня всё хорошо». С таким лицом как-то сложно толкаться или орать, поэтому поведение поневоле становится отражением этой маски: двери в магазинах придерживают, уроненные предметы поднимают, дорогу объясняют подробно и охотно. На улице встречные люди здороваются или хотя бы кивают и улыбаются. Совершенно нормальное явление – сделать незнакомым людям комплимент по поводу одежды, обуви, причёски, аксессуаров, а также очаровательности их младенцев и/или собак. Ну, а дальше уже по накатанному пути: поступок становится привычкой, привычка — характером, характер — судьбою. Бывают, конечно, всякие ситуации, и если вы читали мои творения, то знаете, что далеко не все американцы такие уж овечки, какими я их тут расписываю. Но я сейчас говорю о канонах поведения, вольно или невольно затверженных большинством из них с детства.
Правда, такой сверхдружелюбный образ жизни в основном характерен для западного побережья США и особенно для Калифорнии. Мягкий климат, что ли, раполагает? Я по привычке попробовала претворить в жизнь эти же нормы поведения на восточном побережье, но получился как раз тот самый «крутой облом». Народ не то чтобы от меня шарахался, но на контакт не шёл, и неразговорчивые местные тётки не отвечали на моё восторженное квохтанье по поводу их изумрудно-зелёных штанов или обалденно покрашенных волос. А какого рожна так вырядилась, если не хочешь или не умеешь принимать комплименты? Ходи как все и более или менее сливайся с фоном, я так считаю. Правда, и со мной был интересный случай, когда в качестве получателя комплимента неожиданно оказалась я.
Я уже попривыкла к суровой Новой Англии, успокоилась, перестала со всеми здороваться, как «у нас в деревне», и однажды шлёпаю себе в магазин за едой (пешком в качестве моциона). А кругом весна, сирень цветёт: Россия-матушка, да и только. Я иду, нюхаю все эти забытые ароматы и улыбаюсь своим мыслям. Вдруг останавливает меня встречная молодая девчонка, лет двадцати пяти, и говорит: «Вы такая красивая. Счастливого вам дня!» И пошла дальше. Я, конечно, начала крутить головой, типа «кому это она?» А потом думаю, а что тут сомневаться: здесь есть только одна девушка. Это я! И поплыла дальше осчастливливать мир своим присутствием.
Начнёшь смотреть наши родные советские фотографии: действительно, даже в детском саду все или стоят, как на похоронах, или сидят, как на партсобраниях. У меня в жизни всё время рот до ушей. А возьмёшь мои старые чёрно-белые альбомы и просто содрогнёшься: ну что ни снимок, то не ребёнок, а просто лорд Байрон какой-то. Во взгляде читается напряжённая внутренняя жизнь и не детский трагизм. И дети мои выглядят так же! Это сейчас фотографы для создания настроения навострились говорить «Чиииз!» — а откуда он, этот самый сыр? Всё из той же американской мышеловки.
Не знаю, замечали ли вы, но если мы всё же улыбаемся, то норовим это сделать одними губами, как Джоконда. Нам этого достаточно. А если американцам такая улыбка встретится не на полотне Леонардо, а в жизни, то они, скорее всего, сочтут её ухмылкой, и им вообще будет не понятно, что ты имеешь в виду: то ли что-то там замышляешь гадкое, то ли потешаешься над чем-то втихую. Нет, американцу подавай улыбку во весь рот, ту самую, которую мы часто считаем оскалом. Нам всё это зубное великолепие кажется чересчур агрессивным.
Тут я не могу удержаться от маленького отступления на околомедицинскую тему. Американцы трепетно следят за своими зубами, а уж калифорнийцы и подавно: у нас просто культ белизны и ровности. Люди самого разного возраста, не только дети, ходят с брейсами – выравнивают то, на что раньше не было денег или на что просто не обращали внимания. У нас в основном электрические щётки, и мы виртуозно пользуемся флоссом – зубной нитью. И каждые три месяца (или хотя бы раз в полгода) – обязательно профессиональная чистка зубов у дантиста. Если в России встречают по одёжке, то в Америке — по зубам (конечно, и на одёжку посмотрят, но никакой Армани не поможет, если в качестве аксессуара к нему будет прилагаться покосившийся частокол во рту. Если у вас будут время и желание, посмотрите в Интернете, как менялись зубы красавца Тома Круза: и он брэйсы носил как миленький. Зато теперь какая улыбка, а?
Ну ладно, мы не улыбаемся посторонним. «Посторонним В», как было написано у домика Пятачка, помните? А американцы ну просто все такие разлюбезные. И что из этого следует? А никаких далеко идущих выводов нет, друзья мои. Жить в американском обществе, конечно, удобнее: все очень милые и вежливые, никто не хамит. Найти же настоящего друга также сложно (или просто), как и в России. И это не потому, что мы такие глубокие и сложные, а они тут все поверхностные. Родственные души обитают по всему свету, и дело только в языковом барьере, мне так кажется. За время калифорнийского житья у меня появились две замечательные американские подруги. Правда, мой иностранный муж считает, что русские особенно трепетно относятся к дружбе, умеют беречь друзей, и, описывая взаимоотношения меня и моих друзей, уважительно говорит: «Такое впечатление, что вы все из романа девятнадцатого века».
Действительно, мне несказанно везёт на друзей, куда бы меня не заносила судьба. Моя самая давняя подруга, с которой мы вместе выросли, и сегодня со мной: она тоже оказалась в Калифорнии, вот бывает же. Остальные теперь рассеяны по белу свету, буквально «от Москвы до самых до окраин», но я всё время ощущаю их поддержку, как будто я иду по канату, а подо мной натянута невидимая, но прочная сетка безопасности: если упаду, она подхватит, поддержит, даст время собраться с силами и снова вскарабкаться на свой канат.
Чего у нас только не было: и дети, которые росли все вместе, и разводы, и новые свадьбы, на которые мы ездили к друг другу по всему свету, и свадьбы детей, и внуки. Увы, и рак нас не миновал, правда, слава богу, мы его победили. А мои подруги так и остались для меня «девочками». Я помню, как моя мама называла своих подружек «девчонки», а тем было уже за восемдесят, и меня это очень веселило. Теперь я понимаю, что дело не в возрасте, а в состоянии души. А что делают девчонки, когда собираются вместе? Веселятся, хохочут, толкают друг друга локтями и морщат носы!
Мальчишки, я думаю, тоже не теряют навыков общения с возрастом.
В канун новогодних праздников я хочу попросить всех своих читателей хоть на недолго задуматься о том, какое это чудо: друг, друзья. Мы часто думаем, что они, наши друзья, и так знают, как мы их ценим, так что говорить им об этом не обязательно. Ну, в крайнем случае можно открытку купить со стишками разной степени слезливости на выбор, правильно? Так-то оно так, но следуя таким путём, мы упускаем возможность вписать очень важную страницу в свой «роман девятнадцатого века». Давайте мы всё же сами скажем своим друзьям, как мы их любим и как мы счастливы, что они у нас есть. Мой папа говорил, что почему-то самые тёплые слова люди приберегают для похорон, а какой в этом смысл? Я с ним полностью согласна.
Поэтому, друзья мои, тёплые, живые, надёжные, умные, талантливые, дурашливые... самые любимые! Где бы вы ни были, счастья вам! Здоровья!
С Новым Годом!
[1] «Кому на Руси жить хорошо». Н.А. Некрасов
