Будучи страстным исследователем, Владимир Петрович был удручен тем, что метод тканевой терапии недооценивался некоторыми учеными. Глубоко веря в тканевую терапию, он порой от этого метода ждал невозможного, тем более, что тканевая терапия как биологическая проблема находилась еще на самой начальной фазе развития.
Учение о биогенных стимуляторах — это новое учение, и как новое оно проходит испытание временем. А разве учение И.П. Павлова не претерпело испытание временем? Разве учению об условных рефлексах не суждено было пройти тернистый путь, пока оно не было признано? Хорошо известно, что всякий новый метод проникает в сферу практики в виде кривой, то подъема, то спада, опять подъема и снова спада и нового подъема.
В ходе проверки тканевая терапия может претерпеть изменения. Можно даже допустить, что учение о тканевой терапии получит иное толкование, другую теоретическую основу, пусть будет так, однако рациональное зерно ее не может не упрочиться в науке, как новая страница творческой советской офтальмологии.
Владимиру Петровичу принадлежит более 300 научных работ, пожалуй, не найдется области офтальмологии, куда бы не проникал его светлый ум. Он успешно работал над глаукомой, травмами, трахомой, создал и усовершенствовал многие оперативные методы.
Когда мы говорим о Филатове, то все мы с глубоким почтением и гордостью вспоминаем филатовский круглый стебель, который обогатил не только офтальмологию, но и в целом советскую мировую хирургию.
Академик А.П. Петров еще в 1927 году сказал: «Чем крупнее открытие, тем меньше надо слов, чтобы его охарактеризовать. Круглый стебель Филатова — это новая эпоха пластической хирургии лица».
Владимир Петрович не ограничивал свою деятельность узким полем глазного яблока. Вместе с Лысенковым он разработал радикальную операцию при лечении злокачественных новообразований орбиты.
Идея операции пересадки стенонова протока для лечения ксерозов, блестяще разработанная его учеником профессором В.Е. Шевалевым, это ли не взлет творческой мысли, что получило признание мировой офтальмологической науки. Сюда же можно отнести и рациональные предложения по лечению отслойки сетчатки прижиганием серной кислотой, задней склерэктомии при трагических зкспульсивных геморрагиях и т.д. Тончайший метод тонометрии — эластотонометрия, блестяще разработанная С.Ф. Кальфа, новые методы оперативных приемов при глаукоме, вопросы диспансеризации больных глаукомой, профилактики близорукости, методы борьбы с травматизмом и множество других.
Известно, что экспрессия фолликулов при трахоме производилась задолго до Филатова. Он предложил метод повторных выдавливаний, и это стало методом массовых мероприятий по борьбе с трахомой без отрыва больных от производства. Блеск филатовской мысли обосновал, оживил этот метод, сделал его из механического метода научно обоснованным и современным патогенетическим. Как видите, этот старый метод не был отвергнут, но старое сразу осветилось новым светом филатовского объяснения, старый метод предстал в новом освещении. В старом методе как бы теплилось и подготовлялось новое неизвестное до сих пор.
Я не ошибусь, если скажу, что за истекшие 35 лет он стал поистине властителем душ офтальмологов нашего времени, талантливым певцом офтальмологии.
Другая сторона — очень интересная в его деятельности. Владимир Петрович был, несомненно, огромной страстности человек, созданный для борьбы, для творческого созидания. Мы с вами можем спорить о том, где он был прав и где не прав, но замечательно то, что он владел неугасимой верой в советскую науку, неугасимой верой в советского человека.
Филатову не были чужды налеты некоторых индивидуальных черт характера, но что поразительно, это его бесконечная любовь к своей Родине, преданность советской науке.
В.П. Филатова отличала глубокая убежденность как ученого, он был принципиален и страстно отстаивал свои убеждения. Он не признавал компромиссов, если дело шло о научных доктринах. В спорах он был опасным и беспощадным противником, может быть, поэтому он окружен был не только одними друзьями и последователями. Оберегая престиж советской науки, он страстно боролся за приоритет советской офтальмологии. Многим известно, что, несмотря на бесспорный авторитет Филатова в создании круглого стебля, претендентом неожиданно выступает англичанин Гиллис, который сделал свою операцию через полгода после опубликования филатовского круглого стебля. Гиллис вскоре отступился. «Отстаивая свой приоритет, я тем самым, — говорит Владимир Петрович, — отстаивал приоритет нашей советской медицинской науки».
Как вы знаете, Францешетти также посягал на приоритет филатовского трепана для пересадки роговицы, однако и эта попытка была отражена, и приоритет оставался за советским ученым.
Вы видите, какое прекрасное качество Владимир Петрович усвоил от своего покойного учителя С.С. Головина, который также был стойким борцом за престиж русской офтальмологии, поэтому интересно наблюдать, когда люди до конца своих дней несут с собой лучшие традиции своих учителей.
В.П. Филатова отличает то, что, будучи воспитанником крупной школы С.С. Головина, он сам явился прекрасным воспитателем последующего поколения офтальмологов. Ему принадлежит целая кагорта учеников — многие сотни врачей-офтальмологов, советских и зарубежных, и среди них теперь уже широко известные ученые, профессора С.Ф. Кальфа, Н.А. Пучковская, В.Л. Шевалев, Д.Г. Бушмич, С.А. Бархаш, И.Г. Ершкович, В.В. Войно-Ясенецкий, профессор К.П. Цикуленко, С.Р. Мучник, И.А. Вассерман, М.Э. Кашук, И.Ф. Копп и др. Они успешно продолжают дело Филатова, тем самым укрепляя и развивая его идеи. В институт глазных болезней, названным именем Филатова, стекаются сотни врачей, чтобы пополнить свои знания. К нему, как ни к кому другому, подходят слова Шота Руставели: «Что ты спрятал — все пропало, что ты отдал — все мое». Святой его обязанностью было брать и передавать факел науки.
Говорят, что великие люди не нуждаются в лести, но сегодня мы собрались не льстить, а вспоминать о творческом пути человека, сделавшего эпоху в офтальмологии.
Посмотрите! Владимир Петрович не кабинетный ученый, он прежде всего борец, колосс офтальмологической мысли, смело взывающий к овладению методами борьбы со слепотой. По своей натуре он был чужд сиюминутных проблем.
Обратите внимание, он мечтает, чтобы пересадку роговицы делали все окулисты, начиная от Москвы и кончая глухими районами Алтая, но впиваясь в эту проблему, он не бесконечно увлечен пересадкой роговицы, он не считает ее идеалом на все времена.
Взирая своим проницательным оком, он говорит: «Как ни прекрасна операция пересадки роговицы для возвращения зрения слепым, я очень желал бы ее похоронить, чтобы она исчезла за ненадобностью, и это время когда-то наступит, — говорит он, — не будет бельм и необходимости их оперировать».
Не могу не сказать, что Владимир Петрович учил оптимизму и активности у постели больного. Перед лицом грозного заболевания глаз, когда человек находился на грани слепоты, он призывал бороться и напрягать все свои силы, чтобы сохранить или вернуть хотя бы частицу зрения.
Не допуская необоснованного оптимизма, он был врагом медицинского пессимизма и нигилизма. Пессимизм у постели больного — явление вредное, и не ему принадлежит будущее, не им движется наука, говорил он.
В обычной жизни мы порой даже не замечаем, что наше поколение имело счастье общаться, видеть и слышать и непосредственно учиться у выдающихся зачинателей советской офтальмологии. Я имею в виду могучее созвездие офтальмологов: В.П. Филатова, В.В. Чирковского, В.П. Одинцова и М.И. Авербаха, которые начинали свою деятельность в дореволюционный период и завершили ее в наше время.
Я думаю, что им во многом мы обязаны и огромными вкладами и направлениями советской офтальмологии, мне думается, что их труды и наследство еще не достаточно отмечены современниками.
И вот среди этой знаменитой четверки, у каждого из которых был свой офтальмологический почерк, Филатов занял свое особое место. Сравнительно рано ушли М.И. Авербах, В.П. Одинцов. Но многие из нас долгое время встречались с В.П. Филатовым и В.В. Чирковским, жизнь которого померкла раньше Филатова только на один год.
Поэтому нам, многим старым и даже молодым окулистам, Филатов не представляется чем-то недосягаемым. Давно ли многие из нас слышали его и получали от него мудрые советы и наставления?
В своих воспоминаниях я только едва-едва прикоснулся к образу Филатова как врача и ученого.
И вот когда я возвратился из Москвы 31 октября 1954 года, на столе у меня было два письма: одно лично от В.П. Филатова и другое — телеграмма о его смерти...
В его письме, всего за 8 дней до его смерти, несмотря на тяжелую болезнь, он снова стремится к кипучей деятельности после своего выздоровления, в надежде увидеть больных, своих сотрудников, дать им добрые советы и вдохновить их.
Какая страстная жажда знаний! И я не могу не вспомнить в связи с этим замечательные слова Драйзера: «Как хаотична, но как прекрасна жизнь, сколько в ней разнообразия, сколько нежности и суровости, она словно яркая симфония».
Редакция газеты «Поле зрения» выражает глубокую благодарность профессору Е.Б. Ерошевской и профессору В.М. Малову за помощь в подготовке материала