— Отступление на поле боя возможно только по приказу командира?
— Конечно. Это армия. Это война. Только трусы и предатели могут кинуться с поля боя в бегство. Слово командира для всех бойцов являлось законом. Дав приказ к отступлению, он сохранил жизни нам и себе, избежал напрасных жертв.
Мы потеряли убитыми 8 человек и 15 были ранены. Всех раненых мы смогли забрать с собой. Увы, десантные операции, в частности разведка боем, бывают и неудачными. Но мы установили, что в этом опорном пункте есть танки и без артиллерии их не одолеть.
Спустя несколько дней в составе полного батальона с миномётной и пулемётной ротами, при поддержке дивизиона противотанковых орудий, мы вновь атаковали этот пункт. Он был подавлен.
Зрелище было потрясающим. Впереди прямо перед нами, лежащими в укрытиях, горело несколько подбитых фашистских танков. Остальные вражеские танки медленно отходили. Находившиеся позади нас родные пушки через наши головы продолжали прицельно стрелять по ним.
Смеркалось, бой стихал. Настал черед медиков собирать раненых, оказывать им неотложную помощь и отправлять повозками и попутными машинами в медсанбат. Мы поднялись среди горящих танков. Все это требовало необыкновенной стремительности, чтобы не отставать от наших бойцов, получивших приказ преследовать отступающего противника. Это случилось в местечке «Красный скотовод».
— Вениамин Васильевич, новогоднюю ночь 1941—1942 года Вы встречали в мирном Самарканде, а следующий Новый год уже на фронте…
— Все новогодние ночи военной поры мне очень запомнились. И обо всех хотелось бы рассказать в нашей беседе. Но давайте не отступать от хронологии событий… Новый 1943 год празднично встретить мне не удалось. 31 декабря 1942 года наш батальон вошёл в Элисту. Впервые за несколько месяцев мы оказались в жилом доме, а не в окопах. Блаженством казалась возможность посидеть 20-30 минут на пристеночной скамье внутри дома! Приказано было, однако, не давать опомниться убегающим фашистам. И все мы форсированным пешим марш-броском двинулись на запад, в Сальские степи. Если бы Вы могли представить, какими сладкими были моменты передышки, когда прямо в придорожной грязи, укутавшись плащ-палат-кой, можно было прикорнуть на 15-20 минут! Такой оказалась и эта новогодняя ночь.
— В январе-феврале 1943 года Вам пришлось участвовать в тяжёлых боях. Пожалуйста, расскажите об этом этапе войны.
— Да, бои были тяжёлые. Но хотел бы подчеркнуть, что это были бои наступательные. Мы освобождали свою землю, а потом и Европу. Вообще, начиная с 1942 года, советские войска почти всё время находились в наступлении. Стратегическая инициатива была за нами.
Это очень важно с точки зрения военного дела, в том числе и организации медицинской службы. Несмотря на все горести и тяготы войны, наступать естественно предпочтительнее, чем отступать. Нас это вдохновляло, хотя, как известно, при хорошей организации обороны противника наступление тоже сопряжено с немалыми потерями.
Любой военный врач подтвердит мои слова, что оказывать помощь раненым, обеспечивать их успешное лечение и возвращение в строй легче осуществлять именно наступающей армии. По этой причине советская военно-медицинская служба во время Великой Отечественной войны действовала существенно эффективнее, чем немецкая.
Высокий профессиональный уровень немецких медиков не вызывал сомнения. По некоторым показателям, например, обеспеченности антибиотиками, они нас опережали. Но их армия постоянно отступала. А мы шли вперёд. Мы тоже несли потери, также как и немцы. Но мы знали и чувствовали, что Победа близка.
— Какие бои Вам особенно запомнились?
— Не могу не рассказать об эпизоде, случившемся в середине января 1943 года при штурме станицы Злодейская (сейчас она называется Кировская) Ростовской области. Сопровождавшая комбата группа офицеров, и я в том числе, буквально ворвалась в первый же дом и застала следы спешного бегства противника. В том числе, среди «трофеев» оказался не успевший очухаться пьяный немецкий офицер.
Запомнилось затем, как после нашего стремительного штурма был взят город Зерноград Ростовской области. Случилось это 30 января 1943 года. Впрочем, сейчас мне сложно рассказать что-то конкретное об этих боях. Фашисты спешно отступали. О деталях тех событий написано во многих исторических книгах. В 1993 году мне присвоили звание почётного гражданина Зернограда.
Конечно же, мне памятна трагическая гибель командира нашей дивизии генерал-майора Иосифа Ивановича Губаревича. В степи на подступах к Батайску 4 февраля 1943 года его автомашину обстрелял мессершмитт, и генерал Губаревич был смертельно ранен. Скончался он 22 февраля 1943 года в госпитале города Сальска. Похоронен в Ростове-на-Дону.
— 13 февраля 1943 года советскими войсками был освобождён город Ростов-на-Дону. За участие в этих боях Вы были награждены орденом Красной Звезды.
— Освобождение Ростова-на-Дону, южной столицы России, имело принципиальное значение для всего хода Великой Отечественной войны. Эти бои были очень тяжёлыми из-за жёсткого, упорного сопротивления фашистских войск.
Отступая, они закрепились на правом (высоком) берегу Дона, покрытого льдом. Чтобы форсировать Дон, было выбрано ночное время, хотя регулярно пускаемые осветительные ракеты освещали заснеженную равнину реки. Мой батальон тоже участвовал в форсировании Дона.
Как я понимаю, меня наградили за грамотную, эффективную работу медиков батальона по сбору раненых, оказании им неотложной медицинской помощи и организации их эвакуации в медсанбат. Транспортировку раненых осуществляли попутными машинами, возвращавшимися после доставки боеприпасов и питания.
Конечно, военные награды для меня очень дороги, особенно этот первый орден Красной Звезды. Но самая большая награда — это наша Победа и то, что меня самого во время войны ни разу не ранило, хотя приходилось участвовать в жарких боях.
— Приходилось ли Вам оказывать помощь таким тяжелораненым, которые дальнейшей транспортировки могли и не выдержать? Не могли бы Вы рассказать о каких-либо примечательных случаях с медицинской точки зрения?
— Никаких медицинских чудес в оказании помощи на поле боя в нашем исполнении не происходило. Оказывали первую медицинскую помощь. Специализированной помощью занимались уже потом в медсанбатах, в тыловых госпиталях… Но расскажу об одном случае, когда необходимо было действовать без промедления, прямо в полковом медпункте, не имея необходимого оснащения.
К нам привезли бойца с перебитой осколком трахеей. Он задыхался. В таком случае необходимо немедленно вставить и закрепить в горле трахеотомическую трубку, иначе пациент задохнётся. Но у нас в наличии подобных трубок не оказалось. Тогда пришло в голову неожиданное решение. Мы использовали обычную перьевую довоенную «вставочку» (ручку), полую внутри. Её простерилизовали, с трудом согнули. И приличная трахеотомическая трубка была готова. Мы закрепили эту трубку в трахее, наложили необходимые крепёжные швы. Убедились, что дыхание у пациента наладилось. Теперь можно было и эвакуировать раненого в медсанбат.
— Вы рассказали о событиях 1943 года. Теперь вновь наступило время для новогоднего вопроса. Как Вы встречали новый, 1944 год?
— Это был единственный за всю войну фронтовой Новый год, который довелось отметить по-настоящему: с украшенной ёлкой, хотя и скромным, но праздничным столом, с украинской горилкой.
— И шампанское тоже было?
— Нет. Шампанского не было, но горилка вполне его заменила. Дело в том, что как раз в предновогоднее время дивизия была на несколько дней отведена на отдых. Нас отправили в тыловой район в окрестностях Мелитополя. Этот кратковременный отдых оказался очень кстати: бойцы получили передышку. А уже с началом 1944 года предстояло участвовать в новом наступлении. Нам требовалось завершить освобождение Украины и Молдавии и вступить на территорию соседних зарубежных стран: Румынии, Болгарии, Югославии.
— Что Вы расскажете о событиях 1944 года?
— Больше всего запомнилась очень тёплая встреча в Югославии, а именно в Сербии, особенно в городе Петровграде. Когда мы вошли в этот город, немцев в нем уже не оставалось. Город был в руках наших боевых товарищей — югославских партизан. В Петровграде нас буквально закидали цветами. Чувствовалась огромная радость и у партизан, и у местных жителей.
Думаю, что такая встреча стала не случайной. Среди всех европейских стран именно в Югославии, в Сербии, немецко-фашистским захватчикам было оказано наибольшее сопротивление. Сербы бурно радовались освобождению своей страны. Это была совместная победа местного ополчения и Красной Армии.
Ветераны и школьники у братской могилы в Калмыкии
— Как отметили наступление 1945 года?
— В этот раз отметить Новый год не удалось. Мы находились в Северной Венгрии, в шахтёрском районе Татабанья. Вечером, 31 декабря, поступил приказ срочно передислоцировать медсанбат: немцы предприняли контрнаступление и захватили ряд наших госпиталей, требовалось переместиться в более безопасное место. Эта передислокация продолжалась в течение всей новогодней ночи.
Из событий 1945 года хотел бы упомянуть о своём участии в освобождении концентрационного лагеря Маутхаузен на берегу Дуная, в Австрии. Именно в этом лагере принял геройскую смерть советский генерал Дмитрий Михайлович Карбышев.
— Как Вы встретили День Победы 1945 года?
— Мы находились в то время в окрестностях Вены. Среди трофеев в руках военных оказались склады с австрийским шампанским. Когда объявили о Победе, все, разумеется, были очень счастливы. И шампанское оказалось кстати…
Тогда со мной произошёл курьёзный случай, ставший уроком на всю последующую жизнь. 9 мая мы праздновали День Победы, а на 10 мая была назначена свадьба начальника службы связи нашей дивизии и одной из связисток. Я как командир медсанбата был среди приглашенных.
Но 9 мая шампанского оказалось выпито так много, что на следующий день на свадьбу мне уже попасть не удалось… Такой случай произошёл со мной в первый и последний раз в жизни. Алкоголь я употреблял и употребляю редко и только в символических дозах. Но 9 мая 1945 года был особенный день.
— После окончания войны Вам сразу удалось вернуться в Ленинград?
— Нет, военная служба в Центральной группе советских войск в Австрии продолжалась у меня до августа 1946 года. То есть с матерью, отцом и сестрой я не виделся целых пять лет.
После окончания войны Австрия, также как и Германия, была разделена на четыре зоны оккупации: советскую, американскую, английскую и французскую. В первые послевоенные месяцы холодная война ещё не началась. И мы воспринимали американцев, англичан и французов как союзников по общей Победе.
Летом 1945 года в районе города Линца произошёл такой случай. Я с несколькими сослуживцами находился на берегу Дуная. Мы увидели, что в нашем направлении по реке плывёт лодка и кто-то нам машет. Оказалось, что это американские солдаты. Они подплыли к нам. Общего языка у нас не было: они не говорили по-русски, мы — по-английски. Но мы тепло друг друга поприветствовали, обнялись.
И вот неожиданно для всех нас один из американских солдат снимает с руки наручные часы и протягивает их мне. Я тогда тоже снял свои часы и отдал ему. Так мы обменялись часами. На долгую память. Эти американские часы я потом привёз в подарок отцу.
— В настоящее время российские медики часто жалуются на недостаточную обеспеченность лекарственными средствами, оборудованием и т.д. А как обстояли дела в военные годы?
— У нас в основном хватало и медикаментов, и оборудования. По стандартам того времени советские военные медики были обеспечены всем необходимым. Говорю об этом и по своему опыту, и на основании общения с коллегами.
Бойцы армии и флота могли быть уверены, что в случае ранения или болезни им будет оказана вся необходимая помощь, которая только возможна по тем временам. Таким образом, военные медики внесли свой весомый вклад в общую Победу.
Конечно, боевые условия не всегда позволяли избежать различных осложнений. В Венгрии, уже к концу войны, в весеннее распутье мы столкнулись со вспышкой раневой газовой инфекции. На поле боя раны сильно загрязнялись. В медсанбате все чаще требовалось прибегать к широкому рассечению мягких тканей, а иногда даже к ампутации конечностей ради спасения жизни раненого.
— Вы сталкивались на войне с работой офтальмологов?
— К сожалению, нет. На поле боя специализированная офтальмологическая помощь, естественно, не оказывалась. Это делалось в тыловых госпиталях, где офтальмологи, конечно, были. Но в то время я специально офтальмологией не интересовался и не знал, что стану офтальмологом.
— Вы продолжаете общаться с кем-то из сослуживцев военных лет?
— Из врачей, с которыми я вместе служил, сейчас осталось в живых только два человека. И оба они живут за рубежом: Клавдия Сухина (Реднякова) — в Харькове, на Украине, Ефим Романов — в Хайфе, в Израиле. Оба они были моими подчинёнными по медсанбату. Также как и мне, им уже больше 90 лет. Мы переписываемся и перезваниваемся иногда… К сожалению, и Клава, и Фима уже не выходят из дома. У них серьёзные проблемы со здоровьем. У Клавдии Дмитриевны 5 правнуков. Она в прошлом хирург-гинеколог. Очень любит свою большую семью, и ей отвечают взаимностью.
— Вы вернулись к учёбе в Военно-медицинской академии в сентябре 1946 года?
— Да, в августе 1946 года вернулся домой, в нашу квартиру на Васильевском острове. А уже 1 сентября приступил к учёбе на лечебно-профилактическом факультете Военно-медицинской академии по циклу офтальмологии. В то время в Академии существовало два факультета для усовершенствования врачей: командный (он был ориентирован на подготовку руководящего состава медицинской службы) и лечебно-профилактический (он занимался усовершенствованием врачей в области клинической медицины).
Изначально меня как командира медсанбата рекомендовали для обучения на командном факультете, но мне удалось убедить приемную комиссию дать мне возможность учиться на лечебно-профилактическом факультете. Я заверил, что не подведу, сославшись на то, что в годы учебы в Академии на факультете подготовки врачей был Сталинским стипендиатом. Мне предоставили возможность специализироваться в области офтальмологии.
Всю оставшуюся жизнь я бесконечно благодарен за поддержку тогдашнему руководителю кафедры офтальмологии, профессору, доктору медицинских наук, генерал-майору медицинской службы Борису Львовичу Поляку. После окончания мною лечебно-профилактического факультета в 1948 году он оставил меня на кафедре ординатором, а в дальнейшем — научным сотрудником. В 1956 году под его научным руководством я защитил кандидатскую диссертацию на тему: «Отечественные миотические препараты для лечения глаукомы». Тема была очень актуальной в те годы, когда пилокарпин покупали за границей на золото.
В то время при моем участии проводились испытания и налаживалось производство первых отечественных препаратов для лечения глаукомы. В 1965 году защитил докторскую диссертацию «Действие на глаз бета-излучения и возможности его использования в офтальмологии с целью диагностики и лечения», стал профессором. В 1967 году мой учитель профессор Б.Л. Поляк ушёл на пенсию, а я стал его преемником на посту руководителя кафедры. Как и моему предшественнику, мне также было присвоено воинское звание генерал-майора.
— Одновременно с руководством кафедры Вы являлись Главным офтальмологом Министерства обороны СССР. Хотелось бы услышать Ваш рассказ и об этой работе.
— Можно сказать, что должность Главного офтальмолога Министерства обороны СССР я также «унаследовал» от профессора Поляка, как и руководство кафедрой. Эта должность предполагала большую организационную нагрузку, многочисленные командировки по нашей стране и за рубеж. Я побывал во всех военных округах, на всех флотах.
— В 1982 году Вы стали Героем Социалистического труда. В советское время это звание было высшей наградой мирного времени…
— Да, за военные подвиги высшей наградой было звание Героя Советского Союза, а за достижения в мирной жизни — звание Героя Социалистического труда. В настоящее время аналогом звания «Герой Советского Союза» является «Герой России». А высшей трудовой награды в стране до сих пор нет…
— С чем Вы связываете присуждение Вам этого звания?
— Звезду Героя мне вручал в Кремле Маршал Советского Союза Дмитрий Фёдорович Устинов. Эта награда явилась признанием проделанной работы в течение всей предшествующей жизни. Думаю, в тот период, в первую очередь, руководство страны оценило успешную работу офтальмологов по оказанию помощи бойцам, раненным во время боевых действий в Афганистане.
— В 1989 году Вы ушли с поста руководителя кафедры и Главного офтальмолога Министерства обороны СССР. Почему Вы оставили эти должности достаточно рано, учитывая Вашу огромную энергию и огромный опыт?
— Я ушёл без малейшего сожаления и с открытым сердцем. Думаю, что 22 года на посту руководителя кафедры — это достаточный срок, чтобы подготовить смену. Нужно было дать дорогу следующему поколению, да и мне хотелось попробовать себя в новой работе.
После ухода с поста руководителя, я мог бы остаться на кафедре профессором, но решил покинуть Академию. Мне казалось правильным дать возможность новому руководителю кафедры взять бразды правления в свои руки, не мелькая лампасами у него перед глазами… Подчеркну, что это было добровольным и самостоятельным решением, никто меня к уходу не «подталкивал».
— Чем Вы стали заниматься после ухода из Академии?
— Сразу же после увольнения и в течение последующих девяти лет я был руководителем «Межотраслевой лаборатории клинических испытаний оптических офтальмологических приборов» при Министерстве здравоохранения СССР и потом России. Кроме того, занимался консультированием глазных пациентов в различных петербургских клиниках. А в 1998 году вновь стал профессором родной кафедры Военно-медицинской академии. Хотя и говорят, что в одну реку нельзя зайти дважды. Но из всех правил бывают исключения.
— Всё-таки Вас тянуло в родные стены?
— Да, конечно, считаю, что всё сложилось для меня благоприятно. Уход на новое место работы в 1989 году позволил приобрести дополнительный опыт. Это был интересный проект. К сожалению, в настоящее время лаборатории уже не существует, как и многого другого, рождённого в годы т.н. перестройки. Её финансирование прекратилось. А ведь дело нужное! Нам необходимы именно отечественные офтальмологические приборы.
— Наш разговор близится к завершению. Хотел бы попросить Вас поделиться своими мыслями о будущем отечественного здравоохранения.
— У российского здравоохранения, в том числе у отечественной офтальмологии, есть успехи, которыми можно по праву гордиться. Наука движется вперёд. И эти достижения идут на благо нашим пациентам.
Но я бы хотел сказать о другом. Существует ли в настоящее время в нашей стране гарантированное Конституцией бесплатное и доступное здравоохранение? Определённо, нет. Особенно плохо с этим в сфере высокотехнологичной медицинской помощи. Вроде бы многие обследования и операции теоретически могут выполняться бесплатно. Но получение бесплатных услуг часто связано с искусственно создаваемыми очередями. Потому немало пациентов не хотят мучиться в ожидании бесплатных услуг и предпочитают платить из своего кармана. Но давайте не забывать о малообеспеченных слоях населения! Да и для представителей среднего достатка тяжёлые болезни членов семьи часто связаны с большими, порой неподъёмными расходами.
— Не могу не спросить о Вашей семье. Вы ведь являетесь основателем целой династии врачей-офтальмологов…
— Да, это действительно так. У меня большая и дружная семья. К сожалению, супруга Вера Васильевна умерла 15 лет назад от инфаркта миокарда… Обе дочери, Мария и Ирина, а также внучка Катя — врачи-офтальмологи. Офтальмологами являются и два моих племянника, Владимир и Дмитрий, а также дочь Володи, Тоня, и мама Димы, Таисия Ивановна. Первые 5 стали кандидатами медицинских наук. Так что при наших встречах можно проводить заседание семейного офтальмологического ученого совета, если, конечно, не станут возражать другие внуки — Вениамин, Андрей, Михаил с женой Наташей и доченькой Полиной (моей правнучкой).
Полуденный выстрел из пушки Петропавловской крепости Санкт-Петербурга в день 90-летия В.В. Волкова
— Уважаемый Вениамин Васильевич! Спасибо за интересный рассказ и за внимание к нашей газете. Сердечно поздравляю Вас с днём Победы!
— Мне тоже очень приятно поздравить Вас и в Вашем лице редакцию и читателей газеты «Поле зрения» с праздником Победы советского народа в Великой Отечественной войне. Особые поздравления передаю своим товарищам-ветеранам. Но и для молодого, и среднего поколения этот праздник тоже является «своим». Всем смертям назло, мы отстояли свою страну, внесли решающий вклад в освобождение Европы от фашистской чумы. Память об этих событиях дорога каждому патриоту России. Хотел бы также сказать, что опыт военных медиков, в том числе и опыт Великой Отечественной войны, продолжает быть востребованным и в мирной жизни.
12.03.2012
Беседу вел Илья Бруштейн
Страницы: 1 2
