11 октября 2013 года исполняется 75 лет профессору Военно-медицинской академии, д.м.н., полковнику медицинской службы в отставке Р.Л. Трояновскому. С сентября 1986 года по декабрь 1988 года Роман Леонидович возглавлял офтальмологическое отделение 650-го военного госпиталя и офтальмологическую службу 40-й армии (ограниченного контингента советских войск в Афганистане). Поэтому неудивительно, что значительное место в нашем разговоре заняла тема военной травмы.
– Роман Леонидович, позвольте сердечно поздравить Вас с юбилеем! Ваше имя неоднократно упоминалось на страницах газеты «Поле зрения»: профессор В.В. Волков отмечал Вас в числе своих наиболее талантливых учеников, для профессора В.В. Бржеского Вы являлись любимым учителем в Военно-медицинской академии...
– Искренне благодарю издательство «Апрель» и редакцию газеты «Поле зрения» за тёплые поздравления и за интерес к моей работе!
– Когда позади большой жизненный путь, есть повод оглянуться назад. Расска-жите, пожалуйста, о себе и о своём пути в медицине.
– Я родился в прекрасном курортном городе Геленджике в Краснодарском крае. И сейчас люблю туда приезжать, проводить там отпуск, купаться в море. Геленджик – родина моей мамы, Надежды Авраамовны. Она – потомственная кубанская казачка. А папа, Леонид Владимирович, по национальности – белорус. Его семья жила в районе Вильно, нынешнего Вильнюса, в Литве.
– Родители познакомились на Кубани?
– Они вместе учились в Краснодарском медицинском институте. Поженились в 1933 году. В том же году родился мой брат Владимир. В 1938 году появился на свет я. Отец тогда служил в качестве военного врача в Туркмении, в Туркестанском военном округе. Когда началась Великая Отечественная война, его направили в Иран. Там, как известно, находились советские войска. В сентябре 1942 года папу направили в Сталинград. А уже в декабре 1942 года он геройски погиб.
После гибели отца мама уже больше не вышла замуж, также как и многие другие вдовы фронтовиков. Она переехала в Краснодар и посвятила себя воспитанию нас, сыновей, а также науке, преподавательской деятельности. Работала в родном Краснодарском медицинском институте. В 1955 году защитила кандидатскую диссертацию по офтальмологии, в 1972 году стала доктором медицинских наук. Ей было присвоено звание профессора. Мама ушла из жизни в 1995 году, в возрасте 84 лет.
– Вы решили стать врачом по примеру родителей?
– Да. Эта профессия всегда мне казалась очень важной и благородной. Ещё в школьные годы я рассматривал медицину в качестве дела своей жизни. После окончания школы поступил в Краснодарский медицинский институт, где мама тогда преподавала.
– Вы хотели стать именно военным врачом?
– Я думал о работе гражданского медика, хотел после окончания института поехать куда-нибудь в глубинку… Но в 1961 году, после окончания медицинского вуза, меня призвали в армию. Причём в те годы призыв был, можно сказать бессрочным. Если мужчина становился офицером, то нужно было находиться на военной службе до 55 лет. Теоретически была возможность уйти в запас и раньше, но это было сделать довольно сложно. Можно сказать, что моё «приобщение» к военной службе было не вполне добровольным, но я быстро втянулся. Понравилось.
– Сколько лет Вы посвятили армии?
– Значительную часть жизни: с 1961 года по 1994 год. Прошёл путь от лейтенанта до полковника.
– Не могли бы Вы представить основные вехи Вашей биографии.
– С 1961 года по 1967 год я служил в Группе советских войск в Германии. Именно в это время в военном госпитале прошёл специализацию по офтальмологии. Служил в должности начальника медицинской службы сапёрного батальона. Приходилось оказывать медицинскую помощь и самим военнослужащим, и членам их семей.
Моими первыми учителями в офтальмологии стали главный офтальмолог Группы советских войск в Германии Николай Михайлович Рябошапко и его заместитель Фуат Сунгатович Еналиев.
С 1967 года по 1969 год я служил в Забайкальском военном округе в качестве хирурга и офтальмолога в военном госпитале города Сретенск Читинской области. С 1969 года по 1971 год являлся слушателем факультета усовершенствования врачей Военно-медицинской академии. В это время произошло моё знакомство с начальником кафедры офтальмологии, профессором Вениамином Васильевичем Волковым.
В.В. Волков был и остаётся легендой отечественной офтальмологии, одним из важнейших авторитетов в глазной медицине. Я очень рад, что моё становление как учёного проходило при его непосредственном участии.
Будучи слушателем факультета, я многому научился. Например, для меня стало откровением погружение в работы, посвященные спонтанным кровоизлияниям в стекловидное тело. Запомнилось знакомство с принципами оценки раневого канала в глазу, рикошетированием внутриглазных инородных тел и т.д.
После завершения учёбы на факультете усовершенствования врачей мне предложили остаться работать в Военно-медицинской академии в качестве преподавателя.
– Как развивалась Ваша научная деятельность?
– В 1976 году я защитил кандидатскую диссертацию на тему «Использование P-32 радиоактивного фосфора в изучении химических ожогов глаз». В 1994 году защитил докторскую диссертацию «Витреоретинальная микрохирургия при повреждениях и тяжёлых заболеваниях глаз». В 1995 году мне было присвоено звание профессора. В этом же году я ушёл из Военно-медицинской академии и стал профессором Санкт-Петербургской медицинской академии последипломного образования (МАПО). Вскоре возглавил в этом учреждении курс детской офтальмологии. Одновременно с 1998 года по 2003 год возглавлял кафедру офтальмологии в Санкт-Петербургском терапевтическом институте.
– Почему в 2009 году Вы решили уйти из МАПО и вернуться в качестве профессора в Военно-медицинскую академию?
– Смена места работы – это естественное явление в нашей жизни. В последние годы в Военно-медицинскую академию, на кафедру офтальмологии вернулся целый ряд учёных, которые по различным причинам ушли из вуза в девяностые годы. Это заслуга нынешнего руководителя кафедры, профессора Э.В. Бойко. Эрнест Витальевич собрал сильную команду, состоящую из учёных-медиков разных поколений.
– Чем Вы сейчас занимаетесь на кафедре?
– У кафедры офтальмологии Военно-медицинской академии несколько лечебных баз. Две базы я курирую: офтальмологическое отделение Ленинградской областной клинической больницы и офтальмологическое отделение Детской городской клинической больницы № 19 им. К.А. Раухфуса. Кроме того, занимаюсь научной работой: изучаю патологию сетчатки и стекловидного тела, исследую открытые травмы глаза и т.д.
– Не могу не спросить о Вашей командировке в Афганистан… Во время одной из наших предыдущих встреч Вы упомянули, что в то время негативно относились к пребыванию советских войск в этой стране. С другой стороны, Вы сказали, что поехали служить в Афганистан добровольно, с большим желанием. Нет ли противоречия в этой позиции?
– Я не думаю, что в этих словах есть какое-то противоречие. У меня действительно уже в то время возникли сомнения в целесообразности пребывания советских войск в Афганистане. Но я был военным и не считал возможным обсуждать эти вопросы с сослуживцами. Существует такое понятие, как воинская дисциплина! Человек, находящийся на действительной военной службе, не может публично обсуждать и, тем более, критиковать политику своей страны.
Это сейчас, будучи гражданским человеком, я могу высказать свою позицию… С другой стороны, я всегда считал и считаю, что военный врач должен быть там, где находится действующая армия. Желание поехать в Афганистан не означало поддержку этой войны… Мне просто хотелось оказывать медицинскую помощь нашим солдатам и офицерам.
– Попросил бы Вас подробнее рассказать о двух годах афганской службы…
– Военные офтальмологи привыкли иметь дело с тяжёлыми травмами. И в этом плане «афганская компания» вполне сравнима со всеми другими войнами, которые вела Россия на протяжении столетий.
– Наверное, Вы имеете в виду высокую долю сочетанных травм.
– До 80% наших пациентов в Афганистане имели сочетанные ранения. При этом две трети офтальмологических пациентов находились на лечении в других отделениях нашего госпиталя, а не в офтальмологическом отделении.
– Такая ситуация требовала чёткого взаимодействия между врачами различных специальностей…
– В этом и заключался секрет успеха! Например, я в качестве начальника офтальмологического отделения 650-го госпиталя проводил занятия с врачами других специальностей, в первую очередь, с хирургами. Мне было важно, чтобы они могли квалифицированно оказать первую офтальмологическую помощь.
Но дело не только в первой помощи… В процессе лечения врачи постоянно координировали свои действия. Как известно, главный врачебный принцип: Не навреди! И в военной медицине этот принцип особенно актуален.
– С какими травмами Вам приходилось сталкиваться в Афганистане особенно часто?
– С прободными ранениями. Нередко эти ранения были связаны с разрушением глаза. Часто при прободных ранениях в глаз попадают осколки, магнитные и немагнитные. Довольно много случалось минно-взрывных ранений. Почти всегда эти ранения были тяжёлыми: скажем, двусторонние ранения с разрушением одного глаза.
– Какие задачи стояли перед военными офтальмологами в Афганистане? Как решались эти задачи?
– Важнейшей задачей было восстановление анатомической целостности повреждённых структур органа зрения, в том числе при прободных ранениях глазного яблока. Решение этой задачи стало возможным благодаря бурному развитию витреоретинальной хирургии. Я считаю, что использование витреоретинальной хирургии для лечения раненых в Афганистане – это одна из несомненных заслуг советских военных офтальмологов.
Мы реконструировали оболочки заднего полюса глаза, удаляли инородные тела и разрушенные структуры, эффективно преду-преждали посттравматическую пролиферацию. Благодаря успехам витреоретинальной хирургии мы смогли проводить профилактику патологической фиксации тканей, а это очень важная задача!
Разумеется, мы сталкивались с рядом факторов, осложняющих нашу работу: продолжающееся кровотечение или его угроза, малая доступность выходных ран в заэкваториальной зоне глазного яблока при сквозных ранениях и т.д. Эти факторы часто не позволяли провести хирургическую обработку глаза одномоментно.
– Что происходило в таких случаях?
– Если одномоментная санация глаза была невозможна, то мы в Кабуле принимали решение об отсрочке этого вмешательства или же выполнении его первых этапов. Проводилось восстановление целостности оболочек глаза, удалялись инородные тела, выполнялась щадящая санация содержимого глазного яблока, принимались меры по профилактике дислокации оболочек, прежде всего, отслойки сетчатки.
А уже после переправки больного в Советский Союз при необходимости осуществлялась повторная, завершающая санация глаза… Но подчеркну, что одномоментная санация, если её возможно было осуществить, всегда представлялась нам более предпочтительным вариантом. К нему мы стремились.
– Проведение сложных офтальмохирургических вмешательств требовало и наличия необходимого оборудования, и подготовленных кадров…
– У нас имелись и оборудование, и кадры. Но так было не всегда. На начальном периоде «афганской компании» в 1980—1982 годах в 650-м военном госпитале оказывалась только треть от общего объёма специализированной офтальмологической помощи. Основная нагрузка легла тогда на глазных врачей 340-го окружного военного госпиталя в Ташкенте.
Главный офтальмолог советских Вооруженных сил профессор В.В. Волков считал такое положение неправильным. При непосредственном участии Вениамина Васильевича были предприняты эффективные меры по превращению именно кабульского госпиталя в основной центр оказания специализированной офтальмологической помощи. Первичная хирургическая обработка (ПХО) с 1982 года стала выполняться как реконструктивно-восстановительное вмешательство.
Страницы: 1 2
