А куда Вы могли попасть по распределению?
Субординатуру я окончил по хирургии, мог поехать куда угодно, брать совмещение «по глазам» и по хирургии. Через Центральные районные больницы прошел почти весь наш выпуск.
То есть речь шла о Ростове?
Нет! Нас распределяли в Ростовскую область, Приуралье, Сочи (немного), в Чечено-Ингушетию и Кабардино-Балкарию.
Вы сказали, что учеба Вам легко давалась в том числе и благодаря эрудиции. Вы шли в институт хорошо подготовленным?
Я окончил 8 классов немецкой спецшколы, а 9-й и 10-й классы учился в физматшколе. На всесоюзной олимпиаде школьников по физике в Ростове занял второе место. Параллельно учился и окончил трехлетнюю Заочную физико-техническую школу при Физтехе в Долгопрудном. Ежемесячно нам присылали задания, проводили опросы, ставили оценки, в конце каждого года мы сдавали экзамены. После окончания ЗФТШ для поступления в Физтех мне не нужно было бы сдавать письменную математику и письменную физику, остальные экзамены – устные, иностранный и сочинение я бы сдал легко.
Все ребята из нашего класса разъехались кто-куда: Физтех, МГУ, ЛГУ, МИФИ, МВТУ, ростовский физфак, мехмат. Учась в школе, мы каждое воскресенье, как на спортплощадку, ходили на школьные олимпиады.
Попадись Вам сейчас задания всесоюзной олимпиады, потянули бы?
Проверялся я по дочкам, вроде все понятно, ну, может выпасть какой-то алгоритм, но быстро восстанавливается. Сейчас по внуку проверю, у него начинается физика.
Несколько лет назад я прошел другую проверку. Один мой школьный товарищ работал на европейском синхротроне в Гренобле. Он был шефом швейцарско-норвежской линии и в 2015 г. пригласил меня к себе. Во время прогулки по длинным коридорам установки он вкратце рассказал о характеристиках излучения, длине волны. Она была на два порядка короче нашего обычного рентгена, то есть я понял, если добиться разрешения в 0,5 мкм, мы можем «выйти» на живую клетку. Товарищ предложил мне написать заявку в Европейский совет, и мы, сами того не ожидая, получили грант на проведение исследований на коллайдере в Гренобле. Я создал молодежную группу из ростовских ординаторов, поскольку понял, что работа затянется на 7-10 лет. Перед собой мы поставили задачу увидеть, как выглядит живая клетка сетчатки. Начинали мы с изолированного глаза обезьяны, затем перешли на живых кроликов. У нас было четыре «захода», и постепенно мы вышли на разрешение 7 мкм, 4 мкм, 2,5 мкм, 1,5 мкм и… случился Ковид, а потом СВО… Картинки, которые мы получили, были заметно лучше, чем у ОКТ. Мы опубликовали две статьи в Европе в биофизическом журнале, и одну в США. Один из «их» членов группы, итальянец Альберто Миттонэ, он занимался в ESRF визуализацией, попросил поставить себя первым автором одной из статей. Не прошло и года, как его пригласили с повышением через позицию на синхротрон в Барселоне. Но сказал, если мы продолжим работу, он присоединится к нам.
Юрий Александрович, Вы учились в физико-математической школе, побеждали на олимпиадах, а поступили в медицинский институт.
Это – отдельная история. Честно говоря, в Ростовский медицинский я попал случайно. Дело в том, что я увлекся бионикой (Бионика (от др. -греч. βίον «живущее») — прикладная наука о применении в технических устройствах и системах принципов организации, свойств, функций и структур живой природы, то есть формах живого в природе и их промышленных аналогах. Википедия). Читал книги по бионике, биофизике и т.д. Перед 10-м классом я узнал о существовании факультета биофизики во Втором медицинском институте в Москве. Поехал в Москву, но меня расстроили, сказали, что факультет только образовался, нет преподавателей. На мой вопрос, куда еще можно обратиться, мне посоветовали Военно-медицинскую академию в Ленинграде. Третий факультет академии сотрудничал с Институтом медико-биологических проблем, Институтом авиационно-космической медицины. Папа дал мне 50 рублей, и я отправился в Ленинград. Третий факультет – это факультет авиационно-космической медицины. В академию принимают с 17 лет, а мне после окончания школы исполнится только 16 (я рано пошел в 1-й класс). Папа написал письмо на имя министра обороны, подписался: «полковник такой-то в отставке». Мой отец профессиональный военный, воевал, начинал с Халхин-Гола, участвовал в войне в Корее. В отставку вышел в 1964 году, в 47 лет. Его призвали в армию со второго курса Омского политеха во время событий на озере Хасан в 1938 году. Окончил школу младших командиров, воевал в Великую Отечественную, ранение, академия.
В каких войсках служил Ваш отец?
Когда в 1970-е годы я подарил ему книгу Владимира Богомолова «Момент истины (В августе 44-го…)», он сказал мне: «Это обо мне». Он служил в системе армейского «СМЕРШ», подчинявшегося не НКВД, а генеральному штабу. Папа несколько раз ее перечитывал и как-то сказал мне: «Юра, это – первая книга о МОЕЙ войне» …
Возвращаясь к поступлению в ВМА, все вступительные экзамены сдал на «отлично» ... Однако, обстоятельства сложились таким образом, что я стал студентом Ростовского медицинского института.
Вы – основатель и бессменный руководитель клиники «ИнтерЮНА». Красивое название! Как расшифровывается «ЮНА»?
Представляете, нашей клинике исполнилось 33 года! Мы были первой частной офтальмологической клиникой в России. А «ЮНА» — Юра, Наташа, Андрей. Наташа – моя жена, Андрей – наш соратник, прекрасный экономист.
Какое это было время?
Начало 90-х, все умирало. Лазерная хирургия началась в 1973-74 годах, у истоков стояли мы и американцы. В Европе в то время были только ксеноновые коагуляторы. У нас появились ОК-2 и ОК-3 – рубиновые лазеры, позднее широкое применение получили аргоновые «800-е» установки. С ними работали в Питере в Военно-медицинской академии, в двух клиниках в Москве и в Одессе. В 1976 году Ваш покорный слуга провел первую лазерную операцию на юге России. В 1977 году в Москве, на базе Института имени Гельмгольца, состоялся первый и последний советско-американский симпозиум «Лазеры в офтальмологии». В столицу приехали светила американской офтальмологии: Гесс, Литл, Лесперанс ‒ авторы первых монографий о применении лазеров в офтальмологии, инженер Руди Кринер. Лазерное направление при лечении глазных заболеваний становилось неотъемлемой частью в отечественной медицине, в том числе и в Ростове...
… А в 1990-е годы наступил период умирания. Стало понятно, что денег от университета даже на простой ремонт в нашем лазерном центре не дождаться. (С 1982 по 2000 годы Ю.А. Иванишко заведовал Северо-Кавказским лазерным офтальмологическим центром Минздрава СССР на базе РГМИ – прим. ред.). И 19 августа 1991 года была организована клиника «ЮНА», в 1992 году совместно с ВАО «Интурист» ‒ закрытое акционерное общество «ИнтерЮНА».
Не могли бы Вы провести виртуальную экскурсию по клинике «ИнтерЮНА» образца 1992 года? Как она была оборудована?
В клинике работали три врача, три медсестры, администратор, бухгалтер. Клинику мы организовали на одном этаже гостиницы «Интурист», т.е., прежде всего, мы ориентировались на приезжих пациентов. В нашем арсенале был аргоновый лазер, аргон-криптоновый лазер AKL-920, один YAG-лазер, фундус-камеры, бинокулярные офтальмоскопы, щелевые лампы, рефрактометры. Операционную арендовали в соседней клинике. Первые несколько лет мы назывались Ростовский лазерный офтальмоцентр «ИнтерЮНА». В 90-е годы мы первыми стали оперировать катаракту амбулаторно. В 2000-е годы уже проводили все хирургические вмешательства без общего наркоза. Что бы ни говорили, но наркоз – это «маленькая смерть». Никто не знает, насколько сокращается жизнь, – на три часа или на три года. Поэтому практически все вмешательства идут на каплях.
Сейчас у нас собственное здание, в клинике работают около 70 человек: 15 докторов, 15 медицинских сестер, администрация, бухгалтерия, охрана, информационно-издательский отдел, техобслуживание.
А в этом году исполнился 21 год «Макуле»…
Юрий Александрович, скажите, пожалуйста, что послужило толчком к организации конференции именно в формате «круглого стола»?
Даже не знаю, как-то пришло в голову… Формат «релакс-разминки», когда докладчик задает вопрос участникам, чтобы те высказывали свою точку зрения, есть у DOG – Немецкого офтальмологического общества. Основная мысль заключалась в том, чтобы участники набирались, прежде всего, по результатам экспертной оценки предварительно присланных докладов. Из 110 докладов мы отбираем 35. Шесть экспертов оценивают обезличенные доклады по трехбалльной системе. Оценка в три балла означает «обязательно ставить доклад к обсуждению»; «два балла» — «ставить или не ставить» (тогда только в сборник); «один балл» — «только в сборник»; «ноль баллов» — «не принимать». «Ноль» получают теперь крайне редко, проходным считается 2,2. Кто сколько поставил, знаю только я, при этом в работах нельзя упоминать учреждения, в которых работает автор, для обеспечения «инкогнито». Первым с работами знакомлюсь я, если я чего-то не знаю или в чем-то сомневаюсь, отправляю доклад А.С. Измайлову, Г.Е. Столяренко, посылал И.П. Хорошиловой-Масловой; однажды, когда возник вопрос по онкологии, отправил А.Ф. Бровкиной. Средняя оценка складывается из баллов, данных экспертами и нашей группой.
Сложно, но, очевидно, справедливо.
Отбор докладов длится с февраля по апрель. В результате, как я уже сказал, отбирается 35 докладов, но это – «новьё»! А после доклада под стенограмму ведется 10-15-минутное обсуждение. Среди экспертов, сидящих в первом ряду, обязательно найдутся 2-3 человека, глубоко разбирающихся в теме доклада, способные увидеть слабые места. И они начинают докапываться до истины. Слабые места, как правило, находятся на стыке между «известным» и «неизвестным», в результате случается прорыв в неведомое. Немецкие коллеги последние 10 лет привозили на «Макулу» в мае доклады, c которыми они выступали в октябре на Американской академии.
Поучается, что на «Макуле» они обкатывали темы.
Конечно! Им задавали сложные вопросы такие «гранды», как Форлини, Габель, Бирнгрубер, Столяренко, Ройдер. Кроме того, эксперты, сидящие в первом ряду, оценивают «в темную» в каждый доклад. Победители награждаются золотым с бриллиантами знаком «Макула». Однако, чтобы получить знак отличия, необходимо сделать в Ростове семь и более докладов и получить по трехбалльной шкале среднюю оценку выше 2,5. За 20 лет существования «Макулы» только семь человек удостоились этого знака. Среди «магистров» четверо зарубежных коллег – Бирнгрубер, Габель, Ройдер и Феррара и трое наших – Г.Е. Столяренко, А.С. Измайлов и ваш покорный слуга. С учетом результатов последней «Макулы» почетный знак получат Д.С. Мальцев и С.В. Сосновский. В позапрошлом году мы вручили И.П. Хорошиловой-Масловой знак особого отличия – золотой с рубином.
Юрий Александрович, назовите имена нескольких своих учеников, которыми Вы гордитесь.
Ну, как учеников… Скорее соратников. Это А.С. Измайлов, Г.Е. Столяренко, Э.В. Бойко, А.Н. Куликов, В.В. Мирошников, С.В. Сдобникова, С.А. Ковалев.
Кроме Антонины Афанасьевны Бочкаревой чьим еще учеником Вы себя считаете?
Вениамина Васильевича Волкова. С его позволения. Я с ним близко познакомился в 1981 году, когда он пригласил нас с Антониной Афанасьевной к себе домой на чай в дни его 60-летия. Примерно через полчаса я придумал какой-то повод и собрался уходить. В прихожей он вдруг подает мне курточку. «Нет, что Вы, что Вы!» — говорю я ему. Он мне в ответ: «Юрий Александрович, запомните: у себя дома пальто гостям не подают только лакеи».
Юрий Александрович, я благодарю Вас за беседу!
Не за что! Обращайтесь…
Материал подготовил Сергей Тумар
Фото Сергея Тумара
Страницы: 1 2
