Профессор Г.Е. Столяренко
При подготовке этого выступления я, с учетом собственного прожитого, попытался понять, кем был Лев Владиславович* для меня и для других, кому довелось пройти часть своего жизненного пути рядом с ним. Учителем в профессии? Без сомнения. Но научить держать пинцет, завязывать швы или увидеть макулу через зеркальный офтальмоскоп – это только самое малое из учительства. Важнее то, что само нахождение рядом с ним давало шанс понять, где они, истоки того невероятного обаяния, магнетизма личности и профессиональной блистательности, способности увидеть путь, где его никто не ищет, и силы сделать то, что до него никто не делал.
У него не было учителей, он двигался по жизни, находя в ней, в книгах то, что обогащало и органично сочеталось с его, Богом данной, нравственной основой. Я бы выделил два важнейших, базовых принципа, которые стали для него путеводными и которым он не изменял всю свою дальнейшую жизнь.
Первый принцип был усвоен в студенческие годы, когда в его руки попала книга протоколов Нюрнбергского процесса. В ней он наткнулся на приведенные председателем трибунала Джексоном строки из Декларации независимости США о том, что все люди сотворены равными, все они наделены Творцом неотъемлемыми правами, к числу которых принадлежат жизнь, свобода и стремление к счастью. Право человека стремиться к счастью, особенно в контрасте с окружающей тиранией, поразило его и сформировало его безусловное уважение права других людей на счастье, стремление бороться за свое право, не ущемляя чужого.
Второй принцип – постулат Декарта: все подвергай сомнению. Бери отовсюду лучшее и думай, как это сделать еще лучше или вообще по-другому.
Это сегодня такой посыл уже ни для кого не удивителен. Давно и широко известно выражение основоположника витреальной хирургии Роберта Махемера о прогрессе: «Прогресс зарождается только там, где нет шаблонов» (“Progress comes from doing the unconventional”). Вся биография Стива Джобса также построена на слогане «Думай иначе». Но мы то говорим о юноше, который начинал свой путь в государстве, где человек – ничто, народ – все, где шаг в сторону – это побег, а инакомыслящий – идеологический враг, которого уничтожают.
Но, как говорится, «отыщи всему начало, и ты многое поймешь». Поэтому несколько слов о начале жизненного пути Льва Владиславовича.
…1945 год, 20-летний парень демобилизовался с Северного флота. За плечами восьмилетка – хотя и со всеми пятерками, но путь к высшему образованию закрыт. Доучиваться в школе два года – невозможно: школьникам не давали продовольственных карточек, а семья бедствовала. Поступил в авиационный техникум – студентам техникумов карточки полагались – и одновременно поступил в 9-й класс школы рабочей молодежи. Проучился год. Дальше совмещать 2-й курс техникума и 10-й класс школы было тяжело. Ситуация складывалась безвыходная, но не для него. Оставаясь в 10-м классе, он уходит из авиационного техникума и поступает на 1-й курс радиотехнического техникума и опять – из-за продовольственных карточек.
С золотой медалью окончен 10-й класс ШРМ. Лев Коссовский – единственный золотой медалист среди выпускников всех вечерних школ города, и в 1947 году его как медалиста и фронтовика зачисляют на лечебный факультет медицинского института. Далее – учеба, красный диплом, три года клинической ординатуры по офтальмологии, год работы в трахоматозном диспансере в далекой Уразовке, два года самостоятельной работы в Арзамасе. В 1959 году взяли ассистентом кафедры глазных болезней в г. Горький. Конференции не проводятся, съезды не собираются. (Напомню, что второй съезд офтальмологов СССР проходил в 1936 году, а третий – в 1966 году.) Иностранной профессиональной литературы нет. Интернета, кстати, тоже нет. Единственная возможность выглянуть за привычный горизонт – полуторамесячная поездка в Одессу.
Что представляла собой глазная хирургия в Горьком на рубеже 50-60-х годов? Жемчужина глазной хирургии – экстракция катаракты – выполнялась методом широкого вскрытия передней камеры ab interno линейным ножом Грефе. Ядро и кортикальные массы петлей или массажем выводились наружу, швов не существовало – накладывалась бинокулярная повязка, постельный режим на 10-12 суток, после чего проводилось воспетое в литературе и кинематографе снятие повязки, сопровождаемой криком: «Я вижу, доктор!» Очень актуальным был вопрос: «Созрела ли катаракта?» Так как ее незрелость делала операцию крайне опасной.
 Рис.1 |
 Рис.2 |
Но самое поразительное – это сравнение двух картинок, между которыми дистанция ровно 100 лет (рис. 1, 2). То есть за 100 лет ничего в этой хирургии не изменилось!
Рис.3
Доктор Коссовский первым в городе начал пробовать накладывать швы, сначала один, потом два, потом три, за что «огреб по полной» от тогдашнего глазного руководства (рис. 3). Но осложнений стало меньше, сроки постельного режима – короче, результаты – лучше, и от экспериментатора отстали.
В 1961 году польский офтальмолог Крвавич предложил выполнять технически крайне сложную до этого момента интракапсулярную экстракцию катаракты в варианте криоэкстракции. Это был огромный прогресс, и доктор Коссовский первым в Горьком начал внедрять новую технологию (рис. 4).
В хирургии глаукомы были по сути две операции: трепанация склеры по Эллиоту и ириденклейзис. Доктор Коссовский одним из первых в стране – для ограничения гиперфильтрации при трепанации по Эллиоту – начал применять биоткани, что позже легло в основу его докторской диссертации (рис. 5).
 Рис.4 |
 Рис.5 |
В середине 60-х годов в «Вестнике офтальмологии» стало появляться слово «микрохирургия». Еще не имея адекватного инструментария для проведения микрохирургических операций, Лев Владиславович оценил потенциальную микрохирургическую глубину и приспособил к операционному столу списанный кольпоскоп. Оперировать стало неудобно, медленно, болела спина, но он заставил себя перестроить свои мануальные навыки и, как оказалось, был прав.
…В 1965 году в «Известиях» публикуется статья журналиста А. Аграновского «Открытие доктора Федорова», и Лев Владиславович «заболевает» идеей интраокулярной коррекции афакии. В 1974 году, познакомившись со С.Н. Федоровым на одной из конференций, попросил разрешения посмотреть производство хрусталиков, но получил отказ.
С этого момента и началось в полном смысле слова феерическое десятилетие в жизни Льва Владиславовича и его команды. Без сомнения, яркий пример Федорова был одним из детонаторов последующего мощного творческого взрыва, но не единственным. К середине 70-х годов в г. Горьком сформировался, как сейчас модно говорить, «кластер» высокотехнологического оборонного приборостроения. Был необходим «центр кристаллизации» вокруг гуманистической идеи: «работать для людей, а не для войны». Таким центром и стал Лев Владиславович. Федоров отказал Коссовскому, прекрасно поняв его творческий потенциал и техническую подготовленность, и даже через некоторое время пытался уговорить Льва Владиславовича переехать в Москву. Но тип общения с Федоровым возможен был только один: «жесткая вертикаль власти», а «петь в хоре мальчиков» Лев Владиславович никогда не мечтал даже у великого хормейстера. Теперь отказ получил Федоров.
Рис.6
«Ну, и ладно, – решил Лев Владиславович, – сделаем сами, но не массовый, постоянно выскакивающий ИРИС «Спутник», а хрусталик, с которым человек может вести реально полноценную жизнь». Начались поиски информации. Иностранными языками Лев Владиславович не владел, библиотечную работу не очень любил, поэтому студент с «самопальным», но все-таки английским, был снаряжен в единственную в то время в стране медицинскую библиотеку на Площади Восстания в Москве, куда в единственном экземпляре приходили некоторые западные офтальмологические журналы. Несколько дней перебирания каталожных карточек («медлайна» тогда не было) – и найдена статья о пришивной линзе «Медальон» голландца Ворста. Эта статья и еще сотня других были шпионским образом перефотографированы, и «Медальон» стал отправной точкой в создании хрусталика Коссовского, прозванного в народе «пуговицей» (рис. 6).
На это дело был мобилизован инженер-оптик из Института прикладной физики АН СССР Всеволод Васильевич Королихин. За год была разработана самая легкая и маленькая в мире внутриглазная линза без опорных элементов, которая пришивалась к радужке швами. К слову, на 70-е годы пришелся бум отечественного «хрусталикостроения»: модели Алексеева, Сергиенко, Ушакова и др. Каждый год появлялось что-то новое, и было совершенно не очевидно, в каком направлении пойдет развитие производства хрусталиков.
Рис.7
Итак, линза получилась очень изящной, но не самой простой в имплантации. Возникла необходимость в создании специального инструмента для ее установки, к тому же еще как класс отсутствовали вискоэластики. Первая имплантация новой линзы состоялась в начале 1976 года. В глазу линза смотрелась весьма элегантно, давала прекрасные функциональные результаты и позволяла пациенту вести настолько активный образ жизни, насколько он хотел (рис. 7).
Таких хрусталиков Лев Владиславович установил несколько сотен. С позиций сегодняшнего дня хочу сказать: жаль, что она сейчас недоступна, на мой взгляд, ее можно было с успехом подшивать в заднюю камеру на глазах без капсульной поддержки.
…Весна 1976 года. Доктор Луис Жирард из Хьюстона (США) в Институте им. Гельм-гольца прочел лекцию с демонстрацией цветных слайдов и видеофрагментов (или, как сейчас говорят, провел презентацию). Это было потрясающее шоу – ничего подобного Льву Владиславовичу и всем присутствующим до этого видеть не приходилось, такого в стране просто не было. Обычная практика публичных выступлений сводилась к тому, что кто-то взбирался на трибуну и с той или иной степенью экспрессии что-то рассказывал, жестами иллюстрируя свою мысль. Самые продвинутые развешивали рисованные на большом ватмане схемы и таблицы. А тут – форменный «цирк du Soleil» вживую. В Горький, естественно, Лев Владиславович вернулся с мыслью: «Мы сделаем. И не хуже!»
Страницы: 1 2
