Ой, люди здесь появляются и исчезают так внезапно!
Дороти, «Волшебник страны Оз»1
В прошлом номере я обещала, что расскажу о нейрохирургическом отсеке своего отделения, и вы, дорогие читатели, конечно, затаив дыхание, ждали прибытия очередного номера нашей газеты, рвали его друг у друга из рук, отпихивали конкурентов, может быть, даже обещали поделиться бутербродом, если вам первому дадут припасть... Увы, должна вас разочаровать. Ешьте свой бутерброд сами. О нейрохирургии и её последствиях я – точно! – расскажу в следующем номере, «с чувством, с толком, с расстановкой»2, как того и заслуживает такая сложная тема, а сегодня займёмся чем-нибудь другим.
Если не возражаете, я позволю себе лирическо-практическое отступление, которое не укладывается в рамки строго определённой темы, так что давайте мы его пустим, так сказать, между строк. Итак, напомню вам, что я после пяти лет работы в ночную смену, наконец, перешла на дневной образ жизни и перевелась в дневную смену. Вот о ней-то я и хотела бы сегодня рассказать, потому что от ночной смены дневная отличается как, простите за тривиальность, день от ночи.
Все пять лет своего вынужденного вампирического существования я мучилась от недосыпа. Большинство моих ночных коллег преспокойно спали днём свои положенные восемь часов, а то и больше, у меня же больше четырёх никак не получалось. Хоть и занавески купила с полной светомаскировкой, а всё равно не то. Жизнь-то не останавливается: то сосед газон примется стричь, то дети под моим окном начнут в мяч играть, то телефон зазвонит, то свидетели Иеговы в дверь ломятся на предмет разъяснения приближающегося конца света – какой уж тут сон.
Ночью нам полагался законный получасовой обеденный перерыв, и почти все мои коллеги успевали быстренько поесть, а потом, как Штирлиц, отключиться и поспать. Я же и тут отставала от основной массы: во-первых, спать сидя я не умею, а во-вторых, как тут заснёшь, если знаешь, что вот-вот уже просыпаться? Словом, одни мучения. Зря ночную надбавку платить не станут!
Дневная смена тоже не сахар, потому что вставать приходится в пять утра и работать с семи утра до половины восьмого вечера. Так как я работаю в перенаселённой
Калифорнии, то по утрам на работу в одном направлении со мной едут ещё очень много других счастливцев, что затягивает время, уходящее на дорогу. Иногда на бесплодное сидение за рулём уходит до сорока минут вместо пятнадцати: если кто-то в кого-то въехал, и все остальные по очереди притормаживают посмотреть, как они там разбираются на обочине. А мне опаздывать никак нельзя, потому что меня человек ждёт по принципу «пост сдал – пост принял» и ему, человеку этому, скорее надо ехать домой, чтобы не заснуть за рулём. Было у нас недавно жуткое происшествие – насмерть разбилась на машине медсестра из реанимации. Ехала домой с работы и врезалась в столб. Толком, конечно, никто ничего не знает, но первое, что приходит в голову – заснула, бедная.
Как говорит Михаил Жванецкий: «Много нас, много, и даже лишние есть»
Ну вот, приходим мы на работу, и начинается процесс «материализации духов и раздачи слонов»3. Порядок такой: смена начинается в семь, а в семь десять ты должен быть готов принимать смену, то есть уже в общих чертах знать своих больных: их историю болезни, какая программа планируется для них на сегодня и так далее. Десять минут на трёх больных – это сурово, поэтому некоторые любят приходить заранее, за полчаса до начала смены, чтобы всё обстоятельно подготовить и разложить по полочкам. На общественных началах, разумеется, потому что платить тебе будут с семи, не взирая на самые благие побуждения, которые пригнали тебя на работу раньше времени. Поэтому ваша покорная слуга входит в двери родного отделения ровно в семь, когда включается невидимый счётчик. Ну не могу я работать бесплатно! Мы и так очень редко уходим в половине восьмого, хотя я и стараюсь изо всех сил не застревать на работе. Иногда хочешь-не хочешь, а приходится, если кто-то умер или почти умер, но его откачали. Тогда сидишь за компьютером, как зюзя, что особенно противно, если на следующий день тебе снова с утра на работу. Я уже предлагала на этот случай укладывать нас спать прямо в больнице, штабелями, чтобы сэкономить время и бензин, но никто моё смелое начинание пока не поддержал.
Начальник ночной смены составляет график, где приписывает к каждой медсестре трёх больных, потому что отделение у нас тяжёлое. В обычных терапевтических отделениях это соотношение составляет один к пяти. Номера палат записываются под нашими именами на большой доске на стене. Наши имена сопровождаются номерами наших мобильных телефонов и фотографиями – чтобы врачи и члены семьи пациентов могли хотя бы приблизительно представлять, как мы выглядим, когда будут нас искать. Я всё собираюсь поменять фотографию, потому что меня никто не узнаёт (я сейчас кудлатая, а там с короткой стрижкой и больше всего похожа на хорошо откормленную свинью). А может и ладно, оставлю как есть для конспирации.
«Мясокомбинат на сегодня нарядов не прислал...»
При распределении больных наши боссы стараются учитывать все возможные факторы: и то, как особенности личности персонала будут гармонировать или конфликтовать с характером больного, и на каком языке пациенту легче общаться, с кем он будет себя комфортнее чувствовать – с медсестрой или медбратом. Если начальство что-то не приняло во внимание – например, у больного или членов семьи вышел конфликт с какой-то медсестрой, а её снова к нему приписали – то быстренько поменяют. Лишние стрессовые факторы нам ни к чему.
Начальство старается, чтобы совокупная степень тяжести больных была примерна одинакова для всех работников, но всем угодить невозможно. Я из тех, кто никогда не жалуются, что дали, то и беру, а есть и такие, которые постоянно ноют и просят изменить им назначение. Не знаю, что они надеются выторговать, потому что лёгких (лё-ё-ё-гоньких) больных у нас просто не бывает, но, как говорится, вольному воля. Ещё один постоянный камень преткновения – географическая близость или удалённость палат. В нашем отделении они расположены по кругу, и в принципе начальство старается распределить их так, чтобы нам достались три палаты рядом. Но бывает и так, что все три окажутся совершенно в разных концах, и тогда будешь бегать всю смену, как Савраска.
Ещё один фактор – если работаешь несколько дней подряд, начальство обычно даёт тебе ту же «команду» больных, если, конечно, никто из них не выписался или не перевёлся в другое отделение, что случается сплошь и рядом (см. эпиграф). С одной стороны, это хорошо, потому что можно скопировать свои предыдущие записи в компьютере, внести нужные изменения – и порядок, что здорово экономит время. Да и больных уже знаешь, и семьи, и врачей. С другой стороны – когда знаешь, что тебя ждёт, бывает просто страшно идти на работу. Иногда просишь начальство поменять тебе больного, потому что просто нет сил начинать всё сначала. Все с пониманием относятся с таким рабочим моментам, потому что лучше уж принять превентивные меры, чем потом долго успокаивать рыдающую медсестру – и такое бывает.
Страницы: 1 2
