— Не могли бы Вы рассказать о Ваших исследованиях последних лет? Какие темы, какие проблемы занимают Вас в настоящее время?
— Может быть, я выскажу «крамольную мысль». Но мне думается, что для ученого «золотое время» для научных исследований наступает уже после защиты кандидатской и докторской диссертаций. Они являются важными этапами в жизни, важными этапами в научной карьере. Но, с другой стороны, отнимают очень много времени и сил… А когда ученый «остепенился», у него появляется возможность остановиться, оглянуться назад, задуматься над теми научными проблемами, которые его действительно интересуют.
Как я уже говорил выше, главной темой современных глаукомных исследований является изучение глаукомы не только как офтальмологического, но и как неврологического заболевания. Этот постулат определяет и мои собственные исследования, и работу моих коллег по кафедре.
В последние годы на кафедре под моим руководством были проведены углубленные исследования, анализирующие показатели внутриглазного давления у пациентов с глаукомой и у здоровых людей. Одним из результатов этой работы стал вывод о том, что измерения внутриглазного давления необходимы всем без исключения людям.
Регулярный контроль за внутриглазным давлением мог бы стать важным фактором в деле раннего выявления глаукомы.
— Не могли бы Вы пояснить свою мысль.
— Как известно, нормой внутриглазного давления считается промежуток от «16 до 26». Но наши исследования показали, что у каждого человека имеется своя индивидуальная цифра, индивидуальная норма внутриглазного давления.
Например, цифра «23» является нормой для одного пациента (и его орган зрения полностью здоров). А для другого пациента — такая же цифра внутриглазного давления становится одним из свидетельств имеющейся глаукомы. Как правило, у здоровых людей внутриглазное давление не меняется или изменяется незначительно до конца жизни. Зная это, «индивидуальную норму», мы можем уже на ранних стадиях выявить глаукому.
— То есть повышение внутриглазного давления станет признаком глаукомы?
— Именно в этом и состоят наши выводы. Зная индивидуальные показатели внутриглазного давления здоровых людей, можно реагировать на изменения этих показателей. И диагностика глаукомы станет более четкой и более простой.
— Не могли бы Вы подробнее рассказать о неврологических исследованиях, направленных на анализ происхождения, «природы» глаукомы?
— Пока эти исследования носят фундаментальный характер. У них еще нет прикладного применения. Но исследования очень важные! Например, на нашей кафедре проводились эксперименты по изучению адреналиноиндуцированной глаукомы у кроликов.
У подопытных животных изучалось не только влияние глаукомы на орган зрения, но также и на зрительный нерв, на наружные коленчатые тела, на кору головного мозга. И мы обнаружили, что при глаукоме у кроликов происходят значительные изменения в коре головного мозга, которые вполне можно сравнить с теми изменениями, которые происходят при болезни Альцгеймера, болезни Паркинсона и ряде других неврологических заболеваний.
— Речь идет только об исследовании кроликов?
— Также проводились биохимические исследования коры головного мозга умерших людей, бывших пациентов, страдающих глаукомой. Причина их смерти с глаукомой никак не связана. Но эти исследования дали аналогичные результаты. И у людей, и у кроликов глаукома практически одинаково воздействует на кору головного мозга. Поэтому на сегодняшний день определение глаукомы как неврологического заболевания можно считать доказанным. Это не гипотеза, а факт!
— Не могли бы Вы описать суть изменений, происходящих при глаукоме у человека и животных?
— При глаукоме, также как и при целом ряде других неврологических заболеваний, снижается энергетическая подпитка клеток. Нарушается энергоемкость клеток. Это связано с недостаточной выработкой митохондриальной кислоты.
— А нельзя ли использовать при лечении глаукомы нев-рологические лекарственные средства?
— Такие лекарственные средства вполне можно было бы использовать, если бы они существовали… Но на сегодняшний день, к сожалению, не существует эффективных лекарственных средств, способных повысить энергоемкость клеток головного мозга. Нет эффективных лекарств ни от болезни Альцгеймера, ни от болезни Паркинсона.
Трудно делать прогнозы, когда будут созданы подобные лекарства. Предстоит ли нам ждать несколько лет или несколько десятилетий… Но я убежден в том, что, в долгосрочной перспективе эта задача будет решена. Тогда при глаукоме мы сможем не только контролировать внутриглазное давление, но и целенаправленно воздействовать на кору головного мозга.
— Не могу не спросить Вас о «Всероссийской глаукомной школе» — научной конференции, которая ежегодно в середине февраля проходит в Санкт-Петербурге. И Вы являетесь председателем организационного комитета этого форума.
— В этом году «Всероссийская глаукомная школа» пройдет уже в десятый раз. У нас ожидается 16 докладчиков. В основном, это ученые-офтальмологи из Москвы и Санкт-Петербурга. Ожидается выступление д.м.н., профессоров Е.А. Егорова, В.П. Еричева, А.В. Куроедова, С.Ю. Астахова, В.В. Бржеского, М.И. Разумовского и ряда других коллег.
Наш форум не случайно назван «Всероссийской глаукомной школой». Это действительно школа! Количество докладчиков сравнительно небольшое. Но каждое выступление продолжается до полутора часов. Фактически речь идет о полноценной университетской лекции. На конференции ежегодно обсуждаются фундаментальные и прикладные вопросы лечения глаукомы.
— Вы тоже собираетесь выступить с докладом?
— Обязательно. Но тему заранее сообщать не буду. Пользуясь случаем, хотелось бы всех читателей газеты «Поле зрения» пригласить на наш форум.
Нельзя отделять клинику от кафедры!
— Вы возглавили кафедру офтальмологии в Северо-Западном государственном медицинском университете им. И.И. Мечникова в 1990 году и оставались ее руководителем до 2014 года. Начало Вашей работы совпало с закатом и последующим распадом Советского Союза и болезненным процессом трансформации российского общества. Как сказались эти явления на жизни и деятельности научного коллектива?
— Глобальный вопрос. Я не рискну давать каких-то обобщающих оценок социально-экономическим процессам девяностых и нулевых годов и влиянию этих процессов на жизнь кафедры. Но, во всяком случае, четверть века (с 1965 года по 1990 год), в течение которых работой кафедры руководил А.Н. Добромыслов, мой уважаемый учитель и предшественник, очень отличались от «моего» времени.
— В чем состоит принципиальное отличие?
— В стабильности, существовавшей в то время. С другой стороны, нынешний исторический этап предоставляет много новых возможностей для самореализации ученых. Но не буду лукавить, прежней стабильности порой очень не хватает.
Например, в 70-80-е годы существовали фиксированные оклады для научных сотрудников кафедры. Скажем, профессор, заведующий кафедрой получал 500 рублей, доцент — 400 рублей, ассистент (кандидат наук) — 300 рублей. При этом врач без научной степени зарабатывал около 170 рублей.
— Вы считаете такую ситуацию справедливой?
— Очевидно, что научная деятельность в медицине, защита кандидатских и докторских диссертаций должны поощряться обществом и государством, в том числе и материально. Речь идет о лучших специалистах в своей области, о людях, определяющих развитие и уровень российской медицины на годы и десятилетия.
— Как обстоят дела в настоящее время?
— Сейчас доцент медицинского вуза в Санкт-Петербурге со всеми надбавками обычно получает не более 25 000 рублей. Конечно, в разных высших учебных заведениях цифры могут отличаться. Но эта разница довольно незначительна…
— То есть доцент вуза получает меньше практикующего врача в муниципальной и, тем более, в частной клинике?
— Именно так. Такую ситуацию нельзя назвать нормальной! У молодых врачей практически отсутствует стимул заниматься наукой. Да, есть энтузиасты… Но одного энтузиазма для успешного развития науки недостаточно. А без медицинской науки не может успешно развиваться практическое здравоохранение. Невозможно разделить научный и учебный процесс!
— Часто приходится слышать утверждение, что врачи и ученые-медики имеют достаточно возможностей для дополнительных заработков.
— Здесь нельзя всех грести под одну гребенку. У кого-то такие возможности есть, у кого-то нет…
Работа в науке требует огромного напряжения, концентрации сил и энергии. У многих ученых просто не остается времени, да и желания, чтобы искать какие-то дополнительные заработки. Кроме того, все эти подработки могут отрицательно сказаться на результатах основной работы.
Президент России Владимир Владимирович Путин неоднократно говорил о том, что заработная плата преподавателей высших учебных заведениях — точно так же как и учителей средних школ — должна соответствовать средней заработной плате в регионе. Давайте говорить прямо, в Санкт-Петербурге это указание Президента пока не выполняется.
— Неужели в советское время все обстояло лучше?
— Конечно же, сейчас гораздо больше возможностей для международного научного обмена. Это можно только приветствовать! Стало больше свободы, стало легче дышать… У меня нет ностальгии по Советскому Союзу. Но, с другой стороны, позитивный опыт прошлой эпохи мы вполне можем и должны использовать в наше время.
Не все нынешние реформы и нововведения представляются мне разумными. Например, сейчас стремятся любой ценой сократить число койко-дней. Кроме того, ужесточились требования к госпитализации: она должна проводиться исключительно по медицинским показателям.
— Звучит вполне разумно…
— На первый взгляд, да. Но не надо забывать, что в целом ряде случаев в академическую, университетскую клинику больного целесообразно госпитализировать, даже если в этом нет острой медицинской необходимости. Пациент может быть полезен для обучения студентов, клинических ординаторов и аспирантов. Конечно же, и для больного кроется значительная польза: он находится под квалифицированным наблюдением, а не занимается самолечением в домашних условиях.
В Советском Союзе существовало такое понятие: клиническая норма. Она составляла 25%. Это означало, что из 60 коек 15 можно было отдать тем больным, которые хотя и не имеют острой необходимости в госпитализации, но необходимы для научного и учебного процесса.
— А сейчас такой возможности нет? Заведующий кафедрой может принять решение о госпитализации по учебным и научным соображениям?
— К сожалению, сейчас это невозможно. Понятие «клинической нормы» сейчас отсутствует. Главная проблема заключается в том, что в настоящее время клиника административно отделена от кафедры. К огромному сожалению, нынешним студентам-медикам предоставляется меньше возможностей участвовать в лечебном процессе. А значит, страдает качество подготовки специалистов. Обучение медиков становится более «теоретическим». Нельзя отделять клинику от кафедры! Это единое целое.
— Можно ли попросить Вас в конце нашей беседы сформулировать свой жизненный девиз?
— У меня нет особого жизненного девиза. Но когда в жизни случаются трудности или непредвиденные обстоятельства, я стараюсь не прятать голову в песок, а решать проблему по существу. В одной из приключенческих книг я прочитал, что на море надо научиться «смотреть в лоб урагану». Эти слова мне понравились. Возможно, они подходят в качестве жизненного девиза.
Материал подготовил Илья Бруштейн
Фото И. Бруштейна и из личного архива профессора В.Н. Алексеева
«Поле зрения. Газета для офтальмологов» №6, 2016
