— Существует ли моральная проблема в случае, если пациенту необходимо назначить препарат, который не входит в перечень бесплатных, к тому же он дорогостоящий, и у пациента просто нет на это средств? Пациенты жалуются на то, что врачи им предлагают перечень услуг, в которых они не нуждаются.
— У нас такого не происходит. Лечение происходит строго по линии фонда ОМС. Поэтому навязывание дополнительных платных услуг будет для нас лишней головной болью.
Я, как руководитель организации, в которой работают больше 100 врачей и научных сотрудников, никогда не сталкивался с такой проблемой и в обращениях пациентов не встречал именно такую постановку вопроса. Поэтому, скорее всего, не смогу объективно ответить на этот вопрос. С другой стороны, проблема, конечно, существует. Вышел 323-й закон, вышла 74-я статья, запрещающие фирмам стимулировать врачей. Как известно, сейчас доктора не имеют права выписывать лекарственные препараты под их торговыми названиями, они выписывают так называемый «субстрат», но тогда проблема перекладывается от врача на сотрудников аптеки, в результате крайним оказался пациент. Врач все-таки может подобрать больному необходимый препарат за разумную цену, у аптекаря же цель — продать более дорогой препарат. Считаю, что это не совсем правильно.
— В прессе часто пишут, что необходимо поднимать престиж врача, на последнем форуме РООФ об этом говорил профессор В.В. Нероев. Он призывал журналистов очень аккуратно писать о случаях врачебных ошибок. Как Вы считаете, на что должна обращать внимание пресса в отношении медицины и как можно поднять престиж врачебной профессии?
— Совершенно согласен со словами профессора В.В. Нероева и всегда призываю коллег осторожно обращаться с прессой. Буквально на днях наши сотрудники были на радио и в прямом эфире общались со слушателями. Мы думали, что будет обсуждение проблем медицинского обслуживания, лекарственного обеспечения, но все свелось к обычным консультациям по поводу того, что у кого-то глаз зачесался или покраснел. Я считаю, что главная проблема российского народа, которая досталась ему в наследство со времен Советского Союза, это убеждение наших граждан в том, что за его здоровье отвечают врачи и медицинские сестры. Это проникает в сознание людей с молоком матери. В то время как на Западе люди уверены, что за свое здоровье они отвечают сами. Думаю, что пресса все свои усилия должна направить именно на то, чтобы убедить граждан самим заботиться о своем здоровье и не перекладывать проблему на медиков. Так и хочется обратиться ко всем со словами: «Думайте о своем здоровье сами, врачи и медсестры только помогают вам его возвращать». Можно, к сожалению, привести сотни, тысячи примеров безалаберного отношения к своему здоровью, когда врачи уже бывают не в состоянии им помочь.
— Но у нас была же система диспансеризации, которая худо-бедно, но работала…
— Все правильно, но именно абсолютно доступная и полностью бесплатная медицина в какой-то степени развратила людей, и многие стали думать, что «мое здоровье — это не моя проблема». Отсюда — люди не занимаются спортом, не представляют, что такое профилактика заболеваний. Человек считает, что не он должен лечиться, а его должны лечить. Если человек приходит в поликлинику, и доктор находит у него заболевание, которое не лечится, предположим, дегенерацию сетчатки, и не прописывает лекарство, больной будет писать жалобу в министерство здравоохранения, и этого врача ждет большая нервотрепка. Что в таких случаях делает врач? Назначает сосудорасширяющие, сосудоукрепляющие средства, антисклеротические препараты, которые в данной ситуации никакого значения не имеют. Больной напрасно тратит деньги, но остается доволен: лечение идет. С этой порочной практикой мы, врачи, должны покончить, и помочь нам в этом должны средства массовой информации.
— А специализированная пресса, по Вашему мнению, должна поднимать острые вопросы?
— Обязательно и именно вопросы, касающиеся взаимоотношений «врач-пациент». Пациент должен понимать, что перед ним квалифицированный, умный врач, который назначает необходимое лечение или не назначает бесполезное. Ответственность врача заключается в том, чтобы назначения были адекватными случаю. Иными словами, должен соблюдаться некий баланс взаимных интересов между пациентом и доктором. И задача прессы, в том числе и специализированной — обращать на это внимание, содействовать сближению позиций пациентов и медицинских работников.
Я неплохо знаю, как работает система здравоохранения в Японии (там учится моя дочь). Прежде всего, доверие людей к врачам в этой стране безгранично. Такого у нас нет, более того, «желтая пресса», смакуя «жареные» факты, способствует еще большему расколу между врачами и больными. А в Японии и в других азиатских странах людям и в голову не придет подвергать сомнению поставленный доктором диагноз или правильность назначенного лечения. Еще одна особенность — японские врачи (как, впрочем, и западные) не перебарщивают с лекарствами, как это принято у нас (инъекции парабульбарные, инъекции под кожу виска и прочие «пытки»). А мы вынуждены перестраховываться, подстраиваясь под психологию нашего пациента: «если капли не «продирают до мозгов» — толку в них никакого».
— Недавний скандал по поводу высказываний министра образования Д.В. Ливанова в отношении РАН утихли, однако вопросы остались. Хотелось бы знать Ваше личное мнение относительно развития фундаментальной науки в стране.
— Я с огромным уважением отношусь к ученым, преклоняюсь перед ними. Проблема заключается не в том, что сейчас мы не выдаем каких-то революционных научных идей. На мой взгляд, у нас нет базиса, на котором эти идеи, методики могли бы рождаться. Посмотрите, какая аппаратура стоит в кабинетах офтальмологов, с помощью каких приборов мы обследуем или оперируем больных. Мы гордимся тем, что располагаем самым современным оборудованием, но оте-чественного аппарата среди этого «богатства» вы не найдете при всем желании. Микроскопы, факоэмульсификаторы, лазеры эксимерные, фемтосекундные и прочее — все это производится не в нашей стране. Офтальмология как наука и разработка новых методов исследований, лечения — не совсем одно и то же. Ученые, развивающие науку, и ученые, разрабатывающие новейшие офтальмологические приборы и оборудование, — все-таки разные ипостаси. Например, фемтосекундный лазер — не есть разработка ученых-офтальмологов. Над ним работали, прежде всего, физики. И в том, что фемтолазер появился не у нас, а на Западе, скорее всего, виноваты не сами российские ученые, а система образования.
Я считаю, что наша система образования, в том числе и в офтальмологии, носит больше прикладной характер. В результате — у нас великолепные хирурги, диагносты. Но мы практически не касаемся глубоких теоретических вопросов, в то время как в западных странах будущие офтальмологи, например, основательно изучают фундаментальные аспекты науки. У нас теория — не самое сильное направление, это не позволяет нашим ученым «выдавать» мировой медицине новейшие технологии лечения в том объеме, в каком мы бы этого хотели. Возможно, все, что я сказал, больше касается лично меня, но все же я — продукт отечественной системы образования.
«Наука» — понятие интернациональное. Стоит в какой-то стране появиться новой идее, как тут же она подхватывается и развивается учеными других стран. Когда слышишь, что, мол, «мы применяем методику, которую никто и никогда еще не использовал», у меня возникает вопрос: «Методика настолько нова, что о ней еще никто не успел узнать (максимум через полгода о новинках узнает весь мир), или просто она никому не интересна и к науке не имеет отношения?»
— Мухаррам Мухтарамович, если позволите, несколько частных вопросов. Какое событие из собственной жизни показалось Вам наиболее значимым?
— Самым радостным событием в моей жизни было мое рождение! Но этому предшествовало знакомство моих родителей. Они выросли в одной деревне, папа на два года старше мамы, влюбился в нее еще в 1-м классе. Они десять лет проучились вместе, мне рассказывали, что папа часто бегал босиком за два километра, иногда по первому снегу, встречать маму из школы. Даже после окончания института (папа — выпускник сельскохозяйственного, мама — педагогического) мама оставалась неприступной и не давала согласия выйти замуж. И только когда папе было уже 27 лет, а маме 25, что по деревенским меркам довольно много, мои родители поженились. Однако до сих пор они вспоминают, как папа долго ухаживал за мамой, пытаясь добиться ее расположения.
— А ведь могло и не сложиться…
— Действительно, но вот уже 57 лет они вместе.
— А когда Вы познакомились со своей будущей женой?
— Мы были студентами-первокурсниками, я учился в медицинском институте, она — в Башкирском государственном университете на химическом факультете. Между химиками и медиками сложились очень дружеские отношения. Она на год раньше меня окончила учебу, уехала по распределению работать в район. Через год я получил диплом, и мы поженились. У нас две дочери.
— Совершенно очаровательные девушки. Скажите, а кроме офтальмологии, что Вас еще интересует в жизни?
— Я очень люблю зимние виды спорта, горные лыжи, поэтому в отличие от многих людей лето мне не нравится. А горными лыжами начал заниматься задолго до Владимира Владимировича Путина (смеется).
— «А я дзю-до любил и до»…
— Да-да, прямо как у В. Вишневского. На лыжах я катаюсь почти профессионально. Хотя летом мне тоже есть чем заняться: летаю на параплане, увлекаюсь серфингом. Видите, я предпочитаю довольно рискованные виды спорта. Честно сказать, у меня нет «живого» места, колени травмированы.
— Вам не хватает адреналина на работе?
— Для меня экстремальный спорт — прекрасная разрядка.
— Что любите читать?
— Очень люблю русскую классическую литературу. Примерно раз в десять лет я возвращаюсь к русской классике. Сейчас перечитываю «Обломова» и уже в который раз получаю истинное наслаждение. Не понимаю людей, которые не читают книг, ссылаясь на занятость и нехватку времени. Глупость какая-то, в конце концов, можно час в день оторвать от сна… Люблю Харуки Мураками, получаю удовольствие от Бернара Вербера, недавно прочел его «Муравьев».