— У Вас много учеников?
— Я являюсь руководителем и соруководителем более 20 кандидатских диссертаций. Кроме того, с 1965 года мы начали проводить ежегодные курсы по офтальмопатогистологии на базе нашего отделения для ординаторов, аспирантов Института имени Гельмгольца и других ЛПУ Москвы, специализирующихся в офтальмологии. Раньше эти курсы длились в течение месяца, теперь – 2 недели. С обязательным экзаменом в конце курса. Ежегодно мы обучаем группу – 20-25 слушателей. На наших курсах врачи-офтальмологи имеют уникальную возможность получить знания в области нормальной и патологической анатомии глаза. С 1965 года на базе нашего отделения было обучено более 1000 врачей-офтальмологов. К слову сказать, все профессора Института, наш директор – академик РАН, профессор В.В. Нероев – были слушателями наших курсов!
В 1972 году на базе отделения патогистологии глаза Института был создан Всесоюзный (теперь Всероссийский) центр офтальмопатогистологии, который продолжает образовательную и консультативную деятельность. Тогда, в 70-х годах, подобный центр офтальмопатогистологии в мире был только в США, в Институте военной медицины. Относительно недавно, в 2000-е годы, был создан и Европейский центр офтальмопатогистологии, но он работает не очень активно.
— Какой темой Вы занимаетесь сейчас?
— В настоящее время я занимаюсь проблемой возникновения патологических мембран в сетчатке, так называемой «пролиферативной витреоретинопатией» (ПВР). Формирование эпиретинальных мембран является ведущей причиной возникновения тракционной отслойки сетчатки и ухудшения зрительных функций. В этом направлении были поставлены следующие задачи: 1) изучить ультраструктуру новообразованной мембраны; 2) создать экспериментальную модель ПВР на основе существующих представлений об этиологии ПВР; 3) разработать подходы к применению консервативных методов лечения экспериментальной ПВР. Решение этих задач в конечном итоге позволит разработать новые, более эффективные методы лечения пролиферативной витреоретинопатии. Работа ведется совместно с Н.Л. Лепарской – к.м.н., старшим научным сотрудником отделения травматологии и реконструктивной хирургии.
Мы также занимаемся изучением онкологических процессов в глазу, в частности, исследуем влияние различных препаратов на онкозаболевания, такие как увеальная меланома. Работа ведется совместно с сотрудниками отдела онкологии, руководитель ‒ профессор С.В. Саакян. В последнее время наблюдается тенденция, направленная на органосохранное лечение, удаление опухоли при сохранении глазного яблока как органа. Морфологическое исследование позволяет решить, насколько разрушается опухоль под воздействием того или иного препарата, в какой степени страдают окружающие ткани в результате лечения, т.е. дается объективная оценка его эффективности. Исследования проводятся в условиях эксперимента, на кроликах.
— Существует ли предел развития морфологии и гистологии? Я имею в виду, прежде всего, техническую составляющую исследований.
— Видите ли, когда мы занимались обычной гистологией, думали: «Все, мы достигли предела». Потом появился электронный микроскоп, позволивший видеть не просто клетку, но и внутриклеточное содержимое. В настоящее время ученые находятся на подступах к молекулярному уровню исследований. Существует ли предел? Я не вижу. Возможности совершенствования приборов безграничны. Современные ультрамикроскопы позволяют на одном материале определить резервы сетчатки после отслойки, перспективы ее заживления и восстановления, источник возникновения рецидивирующих структур и т.д.
— Инна Петровна, опишите свое самое большое достижение в науке.
— Трудно сказать. Думаю, что наиболее интересными являются мои исследования с использованием электронной микроскопии на экспериментальных моделях глазных болезней (вирусные заболевания глаза, пигментный ретинит, пролиферативная ретинопатия, ретинобластома).
— Каким Вы видите идеального патологоанатома, специализирующегося в офтальмологии?
— На мой взгляд, патологоанатом прежде всего должен быть клиницистом. Однако все зависит от человека. Огромное значение имеет самообразование, насколько человек интересуется этой проблемой. Будучи уже в преклонном возрасте, Эмилия Федоровна как-то мне сказала: «Вы сами выросли, мы вас не поливали». К сожалению, сейчас люди разучились работать с первоисточниками, отдают предпочтение только интернету, отсюда – поверхностные знания предмета.
Как мне кажется, офтальмолог-клиницист, имеющий хорошую подготовку в морфологии, является более подходящим патологоанатомом для работы с глазными болезнями, чем общий патологоанатом. В качестве примера могу еще раз привести собственный опыт работы в клинике или опыт Эмилии Федоровны Левкоевой, которая прежде чем стать патологоанатомом 20 лет проработала в клинике, оперировала, занималась травмой. Я считаю, что творческий подход в изучении проблемы, перспективы ее дальнейшего развития наиболее полно раскрывается у людей, хорошо знающих клинику и морфологию. У патологоанатома, имеющего опыт клинической работы, значительно больше шансов найти правильный ответ в трудной клинической ситуации. Конечно, это мое личное мнение!
— За свою жизнь Вам приходилось видеть множество людей: неординарных и примитивных, умных и не очень, хороших и плохих. Что Вы можете сказать о человеке вообще, о его сути?
— Трудно ответить на ваш вопрос односложно. Вообще, мне везло на людей. Жизнь по большей части сводила меня с хорошими, достойными людьми. Ко мне неплохо относились, помогали. Я очень благодарна всем директорам, которые в разные годы возглавляли и возглавляют наш институт. Все они стремились мне помочь в работе.
Вообще человек многогранен, обладает как хорошими, так и плохими качествами. Видя эту многогранность, мы должны больше обращать внимание на положительные стороны и стараться не замечать плохих.
— Инна Петровна, часто приходится слышать от людей зрелого возраста фразы типа: «Вот в наше время…» Для Вас «наше время» осталось в другой эпохе, или «здесь и сейчас» — это тоже наше время?
— Знаете, каждое время имеет свои положительные и отрицательные стороны. Я далека от того, чтобы идеализировать прошлое. Чем отличается настоящее время от прошедшего? Я бы сказала, что раньше было больше заинтересованности государства в квалифицированных кадрах, в развитии науки. Было более четкое понимание, что наука необходима практическому здравоохранению для оказания квалифицированной помощи населению. Квалифицированная медицинская помощь (если пациент попадал в специализированное медицинское учреждение) все-таки была более доступной в советский период, чем сейчас. Зато сейчас мы имеем неограниченный доступ к информации, если позволяют средства, приобретаем самые современные приборы и реактивы, можем свободно общаться с коллегами из других стран, посещать различные конференции, ездить на стажировки и т.п.
Представьте, мне до сих пор интересно все, что касается исследований в области офтальмологии, я с удовольствием посещаю все офтальмологические конференции, проходящие в Москве, с величайшим интересом слушаю доклады молодых ученых, читаю последние статьи по своей тематике (спасибо Интернету!).
Как и в первый день работы в Институте, мне интересны гистологические исследования клинического материала, поступающего в наше отделение, мне небезразлично, каким будет «окончательный диагноз», ведь от этого зависит судьба человека! «Наше» время пока еще продолжается!
— Как бы Вы оценили свои главные качества?
— Наверное, стремление к истине, желание получить обоснованный, честный, четкий результат. Если я вижу в чьей-то работе изюминку, даже при наличии прочих отрицательных качеств, я поддержу эту работу.
— Можете назвать девиз, который сопровождает Вас всю жизнь и который приходит в голову в трудный момент?
— Пробьемся, и все будет хорошо!
— Я благодарю Вас, Инна Петровна, за замечательную беседу! От имени редакции газеты «Поле зрения» желаю Вам крепкого здоровья, многих лет и больших научных достижений! Мы обязательно пробьемся, и все будет хорошо!
Интервью подготовил Сергей Тумар
Фото Сергея Тумара
ПОЛЕ ЗРЕНИЯ №2/2020