— Кому из производителей диагностического и хирургического оборудования Вы отдаете предпочтение?
— На диагностической линии у нас стоит Nidek, я доверяю этой аппаратуре полностью. Да, мы потратили много денег на «рабочее место», где все максимально автоматизировано, но у меня нет ни малейших сомнений в объективности показаний и надежности техники. Что касается хирургии, там нет строгих приоритетов, руководствуюсь правилом лучшего соотношения цены и качества: микроскоп — Carl Zeiss, чувствую комфорт во время работы в операционной; хирургия катаракты — Alcon Infinity; эксимерлазерная машина — Alcon; микрокератом — Bausch+Lomb. Я не скажу, что у нас аппаратура самая дорогостоящая и самая «навороченная», но она качественная и надежная, и нас это полностью устраивает.
— В перспективе вы не планируете стать референтным центром одного из производителей, например, Nidek?
— Полностью оснастить клинику аппаратурой одной фирмы, по-моему, нецелесообразно, так как разные производители специализируются или, так скажем, умеют делать хорошо определенные виды как диагностического, так и хирургического оборудования. Оснащаясь «под-ключ» в одной фирме, мы теряем независимость и не имеем возможности «сделать выжимку» лучшего. Я даже не покупаю аппаратуру «под линзы», возможно, это выгодно, но ставит меня в определенные рамки. Сегодня я имплантирую Panoptix, завтра — AT LIZA tri или еще что-то новое. Главное — не обязательства перед фирмой, а интересы пациентов. Я за свободу и независимость.
— Кто ваши пациенты, как они узнают о существовании «Глазной клиники доктора Беликовой»?
— Сразу после открытия это были мои пациенты, которых я лечила или оперировала, их родственники и знакомые. Сейчас — это и жители округа, и пациенты, узнавшие о нашей клинике в сети интернет. Понимаете, «именные» клиники всегда работают на «своих» пациентов, которые в нашем случае составляют примерно половину от общего числа.
— Я обратил внимание на то, что пациенты, ожидающие приема, не оставляют впечатление богатых людей, обычные москвичи.
— Наша клиника не относится к категории VIP по ценовой политике, однако высокое качество хирургии гарантировано, а перечень услуг расширен максимально: мы имплантируем любой тип ИОЛ, выполняем любой вид хирургии. У нас пациент может вылечить катаракту за 35 тыс. рублей, по так называемому «эконом-пакету», а может выбрать самый дорогостоящий искусственный хрусталик и совсем избавиться от очков после операции. Конечно, сложная высокотехнологичная хирургия не может стоить малых денег, так как требует качественных одноразовых расходных материалов, современных моделей искусственных хрусталиков, опыта и мастерства хирурга. А это должно цениться и хорошо оплачиваться.
— Некоторые Ваши коллеги, руководители частных клиник, устраивают научные конференции для поликлинических врачей, где им рассказывают о новейших методиках в лечении различных заболеваний, а заодно и о возможностях самих клиник. Вы не практикуете такие мероприятия?
— Я знаю, что многие коллеги проводят такие мероприятия, но мы особенно к этому не стремимся. У нас был опыт, когда мы приглашали поликлинических врачей, рассказывали о клинике, наших возможностях, даже показывали послеоперационных пациентов, но по каким-то причинам сотрудничества не получилось. Как мне кажется, врачи поликлиник немного избалованы, очевидно, они хотят получать больше денег за каждого направляемого в клинику пациента. Мне говорили о цифре в 30% от стоимости лечения.
— Вот это арифметика!
— Я считаю, что это неправильно. Каждый должен получать зарплату адекватно своей работе. У нас не каждый хирург получает такой процент. Раз в месяц мы проводим мини-конференции с сотрудниками, обсуждаем определенную тему, например, новые методы диагностики и лечения и наш подход; примерно раз в год мы корректируем схемы диагностики и лечения каждого заболевания. Но это — наша «кухня». А коллеги-офтальмологи во время курсов повышения квалификации приезжают в клинику и слушают мои лекции по коррекции пресбиопии, мультифокальным и торическим ИОЛ, факоэмульсификации. В наших планах организация в клинике образовательных лекториев для пациентов с целью разъяснения как правильно себя вести пациенту с катарактой, глаукомой, близорукостью и т.д.
— В последнее время, к огромному сожалению, в сети все чаще стали появляться статьи о работе некоторых частных клиник. Позволю короткую цитату статьи под названием «Исповедь порядочного московского врача» (Allpravda.ru): «На днях у нас было внеочередное собрание. Начальство было крайне недовольно падающими доходами нашего филиала — всех отчитали и пригрозили увольнениями. Поставили задачу: «Вгрызаться в любого пациента, и если описываемая симптоматика хотя бы отдаленно напоминает сложные заболевания, то запугивать пациентов (выделено мной) и назначать местные процедуры и дополнительные обследования». Далее следуют конкретные примеры. Прокомментируйте, пожалуйста.
— Да, я знаю, что такие явления встречаются. В нашем случае ситуация прямо противоположная. Посмотрите, вот последний вариант логотипа клиники — глаз, а внутри сердце, что символизирует сердечный подход к пациентам. Мне иногда пациенты говорят: «Елена Ивановна, я к Вам все хожу на лечение и хожу, а Вы у меня денег не берете». Настоящему врачу сложно быть… коммерсантом. Однако наша клиника платная, мы работаем по прейскуранту и стремимся заработать деньги, и этого не скрываем. Что в этом случае важно? Правдивость и репутация. Если пациент нам звонит и узнает, что диагностика будет стоить 3 000 рублей, важно, чтобы он пришел к нам и заплатил эти деньги, и лишнего мы не возьмем. Иначе мы его просто обманем!
Если же в процессе обследования есть необходимость в дополнительных платных услугах, мы требуем от врачей, чтобы они в обязательном порядке заранее предупреждали пациентов о дополнительной процедуре и получали согласие на ее проведение, при этом пациенты подписывают план обследования. Так же строго обстоят дела с хирургией. Ни одного лишнего шага, и ни в коем случае не «накручивать»! Более того, квалификация сотрудников клиники и первоклассное оборудование позволяют расширять перечень услуг и честным путем зарабатывать деньги, если ты хорошо владеешь методиками. Например: массаж век, промывание и зондирование слезных путей, курсы аппаратного лечения, консервативные курсы терапии, контактная коррекция различными типами линз, лазерные методы лечения.
Все честно, по показаниям, безо всякого обмана. Не ленитесь, просто лечите пациента правильно! Что мы и делаем, и поэтому спим спокойно!
— Елена Ивановна, расскажите немного о себе. Помните, когда пришло понимание того, что Вы будете доктором?
— Честно говоря, не помню… Мама говорила, что я всегда лечила кукол. Она покупала мне наборы «Маленький доктор». Если моя сестра (педагог по профессии) всегда учила детей, играла с ними в школу, то я — лечила: делала уколы, перевязки. Но сказать, когда я твердо решила стать врачом, не могу. Кажется, что я думала об этом всегда, хотя в родне врачей нет. Мама рассказывала, что очень хотела стать фармацевтом, но тяжелая жизнь в белорусской деревне в послевоенные голодные годы (мама родилась в 1942 году) не позволила выбирать, пришлось с раннего детства помогать бабушке по хозяйству. Особенно тяжело пришлось семье, когда репрессировали дедушку, и бабушка осталась одна с пятью детьми на руках.
Мама просто не смогла подготовиться, чтобы поступить в фармацевтический техникум. Позже получила специальность бухгалтера-экономиста, руководила отделом, но мечта осталась… Может быть, это сыграло свою роль в моем выборе, а возможно, и то, что моя младшая сестра в детстве часто болела, у нее был порок сердца, хронический тонзиллит, миопия высокой степени. Мы с мамой постоянно ее лечили, заботились, ухаживали за ней, и я росла с мыслью, что должна обязательно исправить сестре зрение. К слову, в 2001 году в Минске сделала ей ЛАСИК. Значит, все было не зря.
Сомнений в том, куда идти учиться, у меня не было. Хотя папа, он работал лесничим, уговаривал меня поступать в Технологический институт, говорил, что меня примут вообще без экзаменов. Но я уперлась и не хотела слушать никакие доводы. Окончила школу с золотой медалью, сдала физику — профилирующий предмет — на «пять» и поступила в Минский медицинский институт. О том, что вдруг «провалюсь», я и подумать не могла — настолько была уверена в себе.
— Одним из Ваших учителей была профессор Татьяна Васильевна Бирич, Вы были ее ассистентом. С одной стороны — фронтовичка, Герой Социалистического труда, орденоносец, корифей советской офтальмологии, с другой — Вы, еще совсем юная студентка. Расскажите о работе с профессором Бирич.
— Когда я училась на 2-м курсе, я обратилась к Татьяне Васильевне Бирич, профессору, заведующей кафедрой глазных болезней с просьбой посмотреть мою сестру. Татьяна Васильевна дала свои рекомендации по лечению, я тихо стояла в сторонке, но все очень внимательно слушала. Помню, мне очень понравилось, как Татьяна Васильевна вела консультацию, как общалась с сестрой, что, наверное, и сыграло свою роль в выборе моей будущей специальности. После этой консультации я записалась в офтальмологический научный кружок, внимательно слушала и смотрела на Татьяну Васильевну широко открытыми глазами и буквально умоляла ее пустить меня в операционную. Дама она была жесткая, и попасть в операционную было чем-то невероятным, но я буквально каждый день стояла под дверью кабинета, и однажды Бирич смилостивилась и сказала: «Ну, ладно, одевайся». Первое время моя «ассистенция» Татьяне Васильевне заключалась в том, что я капала физраствор на роговицу пациенту во время операции, но для меня это было невероятное счастье...
Во время учебы я работала медицинской сестрой в интенсивной кардиологии, эта специальность мне тоже очень нравилась. Однажды, к несчастью, во время моего дежурства у нас в отделении умер пациент. Мы с ординатором пытались реанимировать человека, я вводила внутрисердечно адреналин, делали все возможное. Дежурный доктор, молоденькая девушка, так растерялась, что стояла в сторонке и испуганно смотрела на происходящее. Она была года на 3 или 4 старше меня, а я к третьему году работы в отделении была уже опытной сестрой и знала, что надо делать и как. После этого случая, когда мы не спасли больного, я поняла, что не смогу работать в кардиологии. Мне не хватало возможности видеть то, что я лечу. Я не вижу сердца, не вижу того, что с ним происходит и к чему надо приложить усилия, чтобы помочь. Я поняла, что в условиях «виртуальности» не смогу стать идеальным кардиологом-терапевтом.
— Если бы Вам тогда удалось спасти человека, Ваше решение могло быть иным?
— Скорее всего, нет. Этот несчастный случай просто заставил меня сделать выбор раньше.